Фредерик Марриет - Персиваль Кин

• Название: Персиваль Кин
• Автор: Фредерик Марриет
• Издательство: Logos
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-87288-027-8

Герой романа «Персиваль Кин» — молодой человек, который из-за жизненных обстоятельств не может носить имя своего настоящего отца. Озорной и независимый по натуре юноша поступает служить на флот. Морская жизнь закалила его, выявила и укрепила лучшие черты его характера. В годы службы Персиваль встретил верных друзей, заслужил любовь очаровательной девушки и получил принадлежащие ему по праву титул и имение своего отца.

---

— А что делает маленькая Минна? — — спросил я. Скоро пять лет, как я ее не видел.

— Маленькая Минна уже сделалась большою, прекрасною девушкой. Ей было пятнадцать лет, когда она отсюда уезжала. Все молодые люди сходили по ней с ума и готовы были следовать за нею не только в Голландию, но на край света, если бы могли иметь хотя малейшую надежду на успех; но, скажу вам откровенно, из того, что я мог заметить, мне кажется, что если вы опять встретитесь, то за успехом дело не станет. Она беспрестанно говорит с отцом о вас.

— Не знаю, придется ли нам еще когда-нибудь встретиться, — отвечал я, — мне невозможно оставить службу, а Бог знает, скоро ли кончится война. Признаюсь, я очень хотел бы увидеться с нею и ее отцом; в жизни я мало нашел друзей и потому более ценю их. Где же поселился старик?

— Он находится не в Голландии, но в Гамбурге. Как знать, быть может, случай опять сведет вас.

Наступала ночь, и я расстался с мистером Фрезером; но образ Минны долго не давал мне спать. Женщины, как читатель мог видеть, никогда еще не тревожили моих мыслей. Меня занимало только одно: быть признанным капитаном Дельмаром; это желание было источником всех моих поступков, единственною и любимою моею мечтою; на нем основывалось все мое честолюбие, которое заглушает в человеке все другие страсти. Но сильная привязанность к Минне, к маленькой Минне, как я привык ее видеть, с прекрасными большими глазами и ангельским личиком, брала над ним верх. До сих пор, исключая родных, мне некого было любить: женщин я не знал и чуждался. Страсть к прекрасному полу была нова для меня; но при всей новизне своей она нравилась мне, потому что была идеальная. Теперь я знал Минну по одному описанию и по воспоминанию о том, что она была прежде; но воображение представляло мне ее идеалом совершенства. Мечты сменялись новыми мечтами, и ночь почти пролетела, когда я заснул.

На другой день, съездив на шкуну и отдав приказания Кроссу, я возвратился к мистеру Фрезеру и стал писать к Вандервельту и также к Минне, чего прежде никогда не делал. Следствием ночных грез моих было то, что я написал к ней препламенное письмо. Я писал, что сижу на том же стуле, сплю в той же комнате, что все вокруг меня напоминает мне о ней и о тех счастливых часах, которые мы провели вместе; что мистер Фрезер говорил мне, как она выросла, и что она уже не та маленькая Минна, которая прежде так часто целовала меня. Одним словом, я написал самое красноречивое послание и, перечитав его, удивился, откуда взялось у меня красноречие. Я просил старика Вандервельта писать ко мне как можно скорее. Запечатав письмо, я погрузился в прежние мечты; новое чувство родилось в моем сердце и угрожало подавить честолюбие.

Через два дня моя шкуна была готова, и капитан С. отдал мне приказание идти в крейсерство на шесть недель и потом соединиться с адмиралом в Порт-Рояле. Мы снова вышли в море, и шкуна понеслась по волнам, как дельфин.

Мы крейсировали две недели, не встретя ни одного судна кроме «Наяды». Я боялся, чтобы капитан этого шлюпа не приказал мне идти вслед за ним, но так как он считал себя довольно сильным, чтобы сражаться со шкуною и бригом, и не хотел делиться с нами призовыми деньгами, то и позволил мне идти прежним курсом, прибавив с насмешкою, когда я проходил мимо:

— Они, конечно, возьмут вас, ежели встретят, а мне придется освобождать.

— Итак, я надеюсь, что вы не забудете своего обещания, — отвечал я, — я положусь на вас.

Между тем, я часто обучал людей пальбе из орудий, и особенно из большой пушки. Мы шли к югу, и в один вечер, пользуясь тихим ветром, я приказал закрепить паруса, чтобы видеть неприятеля прежде, чем он нас заметил, и оставя наверху вахтенного офицера и двух часовых, позволил прочим взять свои койки.

С рассветом часовые сидели на салингах, и паруса оставались закрепленными.

В таком положении мы оставались четыре ночи и три дня, в продолжение которых команда беспрестанно училась у орудий. На четвертую ночь ветер сделался свежее, но море было спокойно.

В полночь Кросс разбудил меня и сказал:

— Они здесь, капитан.

— Кто — приватиры?

— Да, капитан, бриг и шкуна на горизонте, у нас на ветре. Они идут на фордевинд и должны пройти от нас не более, как в двух милях.

Я вышел наверх и стал рассматривать суда. Бриг был у нас за кормою, а шкуна в одной миле от него.

— Спрятать огонь у нактоуза; вызвать всех наверх и приготовиться к бою!

— Мы сейчас поставим паруса? — спросил Кросс.

— Нет, не теперь; мы дадим им пройти милю или две под ветер и будем следовать за ними до рассвета, или до того времени, когда они нас увидят.

— Хорошо, что мы убрали паруса; нас легко заметить, и мы остались бы у неприятеля под ветром, что не очень выгодно. Теперь совсем другое дело.

— В каком бы то ни было положении, мы все будем сражаться.

— Иначе вы опечалите всех нас; матросы уже имеют к вам полную доверенность.

— Я думаю, с помощью твоих рассказов, Боб.

— С помощью истины, мистер Кин. Теперь шкуна прямо у нас за кормою и скоро будет под ветром.

Когда оба судна были у нас под ветром, мы поставили паруса и пошли вслед за ними. Через час шкуна заметила нас и выстрелом дала знать о нас бригу.

— Наконец-то догадались, — сказал Боб Кросс, — но у нас лучше глаза, чем у них.

После выстрела оба судна привели к ветру на левый галс, и мы сделали то же. Будучи в четырех милях на ветре у шкуны и в пяти у брига, мы могли уже хорошо рассмотреть своих противников. Шкуна была одной величины с нашей, с мачтами, красиво наклоненными назад. Она была вся черная, и сначала мы не могли рассмотреть, сколько у нее пушек; но когда, приготовляясь к бою, она подняла порты, мы увидели, что у нее двенадцать пушек малого калибра.

Когда мы были в таком расстоянии от неприятеля, что выстрелы нашей тридцатидвухфунтовой пушки долетят до него, то есть в одной миле с половиною, мы подняли английский флаг.

Трехцветный тотчас явился на двух французских судах, и шкуна послала нам ядро; но оно упало в воду, не долетев до нас.

— Ну, Кросс, — сказал я, — пошлите им ответ.

Кросс, наводивший в это время пушку, выстрелил: грот-марсель упала в воду. Шкуна дала нам залп, но ядра пролетели над нами. Имея на своей стороне все выгоды, я хотел сбить мачты у шкуны, прежде чем бриг успеет подойти, чтобы подать ей помощь. Мы продолжали пальбу, стараясь вернее наводить орудия, и в короткое время нанесли много вреда рангоуту и такелажу противника. Неприятельская шкуна продолжала свой огонь, но без успеха. Два или три ядра попали к нам в рангоут, но уже потеряв свою силу. Наконец, один из наших выстрелов сбил его фок-мачту, и она упала на борт. Команда моя громко прокричала ура.

— С этою кончено, — сказал Кросс, — Теперь к бригу, посмотрим, из чего он построен.

Между тем шкуна старалась уйти, чтобы быть под защитою брига. Подойдя к ней ближе, мы дали по ней несколько залпов, но не преследовали, чтобы не быть слишком близко к бригу. Бриг, будучи от нас в двух милях, поворотил на другой галс и привел к ветру, и мы сделали то же.

— Кросс, раздать матросам грогу, — сказал я, — к ночи нам будет довольно работы.

— Мы будем вести отступной бой, мистер Кин? Бриг слишком силен для нас.

— Я постараюсь сделать с ним то же, что и со шкуною, — отвечал я. — Если нам удастся сбить у него рангоут, не потеряв своего, то можно будет что-нибудь сделать; если же, напротив, он собьет у нас мачты, то нам придется сражаться до последней крайности.

— Шкуна уже наша, — отвечал Боб, — она спустит флаг, когда бриг не в состоянии будет защищать ее.

— Да, но я боюсь, чтобы она совсем не ушла, потому что она ставит мачту.

Я дал матросам время обедать и потом вызвал их наверх. Мы имели совершенно одинаковый ход с бригом.

— Теперь, ребята, мы поворотим через фордевинд и подойдем к нему поближе.

Матросы были в готовности исполнять мои приказания. Через десять минут мы прошли контрагалсом с бригом и, сделав по нему три выстрела из нашей большой пушки, выдержали его залп.

— Я думаю, у него длинные двенадцатифунтовые пушки, — сказал Кросс; — у нас перебиты фок-ванты, но тут нет еще большой беды.

Через несколько минут мы опять поворотили и снова открыли пальбу. Ни один из наших выстрелов не пропал даром; корпус брига был избит, но и его выстрелы нанесли нам большой вред. Такелаж наш был во многих местах перебит, паруса исстреляны и двое матросов ранены. Это наиболее меня беспокоило, потому что у нас не было доктора. Помощник его остался на берегу в госпитале и не был никем заменен.

Ветер постепенно стихал, и мы шли не более трех узлов в час. Расстояние между нами и нашим противником становилось менее, и сражение сделалось жарче. Наши маленькие пушки пошли в дело и били такелаж и рангоут неприятеля, между тем как длинную, тридцатидвухфунтовую, мы наводили на его подводную часть. Бриг имел над нами преимущество по числу пушек, но выстрелы нашей большой пушки наносили ему гораздо более вреда.