Барри Лонгиер - Враг мой (Авторский сборник)

• Название: Враг мой (Авторский сборник)
• Автор: Барри Лонгиер
• Издательство: АСТ, Terra Fantastica
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011978-X

Перед вами - ДЕЙСТВИТЕЛЬНО КЛАССИЧЕСКАЯ ФАНТАСТИКА.

Великолепная сага Барри Лонгиера, которая началась с повести "Враг мой". С повести, удостоенной одновременно "Хьюго" и "Небьюлы". С повести, положенной в основу одноименного фильма, имевшего шумный успех во всем мире - включая и нашу страну.

Перед вами - сага Лонгиера ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА.

"Враг мой" - в ПОЛНОМ, "авторском", дополненном и переработанном варианте. Продолжения повести - "Грядущий завет" и "Последний враг", и, конечно же, уникальные дополнения - священная книга Драков "Талман" и дракско-земной разговорник!..

---

Итак, я остался один.

На короткое время я замираю в нерешительности. Броситься в приступе ярости в пасть чудищу, отомстить за погибших и погибнуть самому? Съежиться от ужаса в тщетной надежде остаться незамеченным? Сдаться, уповая на снисхождение со стороны Фронта Амадина? Попросту отступить, вернуться и доложить Дураку: «Задание выполнено, овьетах. Все мертвы».

Но звук из чрева бункера заставляет меня резко развернуться, держа наготове нож. Судя по тепловому датчику, в развороченной бойнице лежат два трупа. Дальше, внутри бункера, датчик фиксирует шесть не таких свежих, почти остывших трупов. И еще двоих горяченьких, живее не бывает, жмущихся друг к дружке. До меня доходит, что я торчу на виду. Я приседаю, удивляясь, почему до сих пор жив.

Возможно, эти двое живых людей ранены. Неспроста же они не уничтожили меня, хотя могли! Мне хочется еще раз позвать Анту, увидеть собственными глазами тела моих однополчан. Неужели придется положиться на бездушный прибор, вычеркнувший их из числа живых? Но к чему рисковать, к чему лишний раз убеждаться в очевидном? Бессмысленно, как и все происходящее. Непонятно, как можно трястись от страха за свою жизнь, а уже в следующее мгновение ни в грош ее не ставить.

И тем не менее я поднимаюсь в полный рост перед бункером, небрежно зажав оружие под мышкой, и шагаю к пролому, мало заботясь о том, в каком обличье передо мной предстанет верная погибель. Почти не задержавшись на рубеже жизни и смерти, я вхожу внутрь и озираюсь.

Меня встречает тишина. После шести дней непрерывного боя такое полное отсутствие звуков кажется непристойностью. Душа восполняет пустоту: к ней немедленно возвращается целый веер чувств. Здесь и страх, и грусть, и негодование, и одиночество, и ненависть. Безразличие и сокрушительная усталость здесь же. Как мне хочется положить голову на колени своему родителю и попросить Язи Аво заглушить этот отвратительный шум у меня в мозгу!

Я делаю вдох, медленно выдыхаю воздух, повторяю эту процедуру. Это уже не прошлое: в прошлом, пусть совсем недавнем, считанные минуты назад, у меня были живые друзья и живые враги. И еще не будущее, когда то, что должен совершить, уже совершится. Нет, это неповторимое, невыносимое настоящее. Я крепко зажмуриваюсь и пытаюсь припомнить что-нибудь утешительное, а то и полезное, из Талмана.

Как плохо я знаком с Книгой! Родитель пытался меня учить, но Фронт прикончил его задолго до того, как закончился первый год учебы. У меня на шее висит на цепочке золотой кубик родительского Талмана, но я редко в него заглядываю. Кто, как не мудрецы из Талман-коваха, доказали, что этой войне не будет конца? Никаких ритуалов посвящения в зрелость, никакого включения в семейный архив — ничего этого Язи Ро не светит, как и всем остальным узникам Амадина. Наша талма — вечный ад.

На пыльном цементном полу валяются два человеческих трупа. Старшему из двоих луч моего энергоножа развалил череп. Младший, вернее, младшая, если прибегнуть к людскому уточнению, — еще почти ребенок, опять-таки по людским понятиям. Ее разрубило почти пополам.

Мертвые тела. Ничто. Еще два трупа — два камешка в горе смертей.

На шее у младшей золотая цепочка с золотой подвеской. Я полагал, что это будет крест — символ князя мира у людей. Но на самом деле я обнаруживаю талман, снятый с пленного или убитого драка.

От гнева я вижу все вокруг только в багровых и ослепительно белых тонах. Машинально нажав на курок, я наблюдаю, как голова отделяется от туловища. Потом сдергиваю с обрубка шеи цепочку и рассматриваю кубик. Символ на нем мне незнаком.

Я осматриваю железобетонный склеп. От орудий, прикрученных к полу, остались одни лафеты. На краях стенных бойниц болтается тряпье — занавески, которые люди кроили из камуфляжных тканей. Их табуреты очень похожи на дракские, стол почти такой же, как стол в доме, за котором я ел давным-давно, еще до того, как мой родитель, родня и сам дом были уничтожены. Потолок и стены почернели, растрескались, выщерблены от непрерывной стрельбы.

Я еле двигаюсь от усталости и головной боли. Не знаю, сколько человеческих домов и жизней уничтожил я сам — не считал. Есть вещи, не подлежащие счету.

Не все, что я вижу в бункере, поддается немедленному истолкованию. Меня удивляют следы пуль. Ведь у Дюжины не было винтовок. Значит, пулевая стрельба велась внутри. Недаром Анта предположил, что люди передрались между собой... Наверное, именно поэтому в момент нашего нападения многие из них оказались за пределами бункера.

Я делаю новый глубокий вдох и вспоминаю про датчик. Оранжевые пятна стали крупнее: стены бункера напитались теплом от солнца и энергетического оружия. Двое людей по-прежнему живы. На Амадине это может означать одно: прикончить их или умереть самому.

Я прохожу в следующее помещение. Там шесть застеленных человеческих кроватей на ножках. На трех кроватях лежит по трупу, еще три валяются рядом на полу. На тех, что на кроватях, красуются ножевые раны, те, что на полу, сражены пулями.

Помещение слева — кухня. Там тоже не осталось ничего живого. Двое живых прячутся под дальней кроватью справа.

Я зажимаю коленями оружие и снимаю шлем. В комнате стоит омерзительный сладковатый запах человеческой крови. В воздухе висит цементная пыль, подсвеченная солнечными лучами, проникающими в трещины в бетоне. Бесчисленные зеленые мухи, пирующие на человеческой крови, зловеще жужжат. Странно, насекомые не брезгуют и желтой кровью драков.

Талман утверждает, что меняется только форма, а смерти нет. Мне, наоборот, представляется, что все вокруг — сплошная смерть.

Я смотрю на кровать, под которую забились двое людей. На смятых простынях лежит винтовка с изуродованным стволом. Если верить моему датчику, один из людей слишком мал, чтобы сойти за взрослого. Разумеется, среди людей часто попадаются карлики и лилипуты, от которых тоже хорошего не жди. Но больше вероятности, что это ребенок.

Взять их в плен? Но зачем мне такая обуза? Гораздо проще лишить их жизни. Любопытно, сложись события иначе, взяли бы они меня в плен или превратили бы в решето и возблагодарили своих кровожадных богов?

Я вешаю шлем на ремень своего оружия и, держа его правой рукой, начинаю шарить левой под кроватью.

— Ну вот, сейчас самое время всадить в меня пулю, — шепчу я при этом.

Потом я переворачиваю кровать и беру на изготовку оружие. Передо мной всего один человек — судя по фигуре, женщина. Она безоружна и лежит на боку, поджав колени к подбородку.

— Встать! — командую я по-английски. — Встать, лицом ко мне!

Вместо того чтобы повиноваться, она мотает головой — у людей это означает несогласие.

— Встать! — повторяю я и наклоняюсь, чтобы схватить ее за плечо. Мое оружие нацелено ей в голову. Но я не успеваю до нее дотронуться: меня отвлекает детский плач.

Нет ничего проще, чем проявить жалость. Нет ничего проще, чем подумать: «Это мать с ребенком. Пожалей их, Ро. Ребенок не сделал тебе ничего дурного. Прояви снисхождение!»

Но разве мало драков погибли со взрезанным чревом, полюбовавшись, как висит на пуповине не успевший сформироваться зародыш? Разве не разбивают люди о камни головки дракским детям, заключая пари на дальность разлета капель крови?

Изо всех сил я хватаю женщину за плечо и заставляю ее перевернуться на спину. Она по-прежнему прижимает к себе ребенка. Я уже готов расчленить лучом обоих, но при виде ребенка опускаю нож. Это дракский ребенок в возрасте всего нескольких дней.

Женщина не сводит глаз с моего лица. От слез ее глаза сверкают в полутьме. Она знает, что сейчас умрет, что ребенок умрет тоже.

— Пожалуйста... — лепечет она. — Пожалуйста...

Как насчет всех мертвых, хочется мне спросить ее. Как быть с горами трупов? Откуда у тебя дракский ребенок? Чье чрево ты вспорола? Грязное, волосатое, зловонное существо, какое ты имеешь право просить меня сжалиться?

Ничего этого я не говорю. Тыча оружием в ребенка, я произношу постыдно глупые слова:

— Это не человек.

Она крутит головой и отвечает:

— Нет, он мой.

Мой. Он мой.

Я медленно опускаюсь на пол и обессиленно кладу себе на колени оружие. Внутри у меня, в глубине души, рождается вой. Он нарастает, пронизывает все мое существо. Когда напор становится невыносимым, вой вырывается наружу. Это и стон, и крик, и плач.

Я плачу по ним — женщине из породы людей и осиротевшему дракскому дитя. Я плачу по уничтоженной Дюжине, по своим родителям и близким. Я оплакиваю планету Амадин и одного из ее бесполезных солдат, Язи Ро.

2

— Его зовут Суриток Нан. Родитель назвал мне его имя перед смертью. Он четвертый в роду, но родовых имен родитель не перечислил. Теперь их никто не сможет собрать.

Мы сидим перед бункером среди развалин. Женщина держит дракского ребенка на коленях и моет ему личико. Я гляжу на нее. Я еще не решил, стоит ли ей жить дальше.