Егор Лигачев - Предостережение

• Название: Предостережение
• Автор: Егор Лигачев
• Издательство: Газета «Правда»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-8202-0016-0

Воспоминания о событиях в СССР второй половины XX века — столетия великих свершений и больших трагедии. В книге — картины созидания в советское время и разрушения в период капитализации общества. Причины разлома могучей державы и путь выхода страны из состояния упадка.

---

Выступлению Собчака предшествовали бурные дебаты, в ходе которых было решено заслушать председателя комиссии на закрытом заседании. Поэтому телетрансляцию с него не вели, полный текст доклада и заключение комиссии не были опубликованы в «Известиях». Если добавить к этому, что радикальные средства массовой информации моментально выхватили из доклада Собчака именно фамилию Лигачева и начали муссировать ее уже не только в связи с «делом Гдляна», но и в связи с «тбилисским делом», то можно сказать однозначно: внезапный ход Собчака достиг своей цели.

О том, что я пережил в те часы и дни, когда сразу вслед за ложными обвинениями следователей на меня обрушились столь же нелепые, сфальсифицированные обвинения в причастности к тбилисской трагедии, лучше не вспоминать. Тут не до ложной скромности. Действительно, требовалось мужество, чтобы все это выдержать, не сложить оружия и продолжать борьбу — не за себя, а против сепаратизма, угрожавшего стране расколом и кровью, против ликвидаторов в партии.

Сегодня, когда утихла душевная боль, когда все ложные обвинения, выдвинутые против меня, рассыпались в прах, а ход событий снова показал мою правоту, я порой вспоминаю о том внезапном ходе Собчака. Безусловно, с Собчаком кто-то очень хорошо «поработал», в этом у меня сомнений нет. Однако гораздо больше тревожит другой, сугубо нравственный вопрос.

Я привык доверять людям, верить в их душевную чистоту. Конечно, на долгом жизненном пути мне встречался народец разный, — и обманщики, и плуты, и откровенные мерзавцы. И все же в целом я считал и продолжаю считать род людей труда чистым и светлым.

Каждого, с кем сводила судьба, встречал с открытым сердцем, приветливо и доброжелательно, хотя, не скрою, порой приходилось разочаровываться. И еще искренне могу сказать, что никогда не мстил обидчикам — об этом знают те, кто со мной работал.

В общем, я людям верю. И недоумеваю, более того, страшно мучаюсь, когда вдруг сталкиваюсь с проявлениями непорядочности, особенно со стороны тех, кого считал людьми достойными, интеллигентными. А ведь Анатолия Александровича Собчака я относил именно к такой категории людей. Да, я во многом был с ним не согласен, нередко расходился в главных, принципиальных вопросах. Однако не мог не замечать его умения держаться, преданности закону, желания следовать Нравственным критериям. Все это было при нем. Но, оказывается, речь шла только о внешней оболочке, а внутри-то… Очень, очень грубо подтасовал в своем выступлении Собчак официальные выводы комиссии, непозволительно грубо, я бы сказал, недостойно.

Впрочем, это все эмоции. И поскольку в печати доклад Собчака опубликован не был, то имеет смысл сказать о некоторых его «странностях». В отличие от официального заключения комиссии Собчак не перечислил состав участников рабочего совещания в ЦК КПСС 7 апреля, а свел его к тому, что оно состоялось «под председательством Лигачева». Но это не все. Меня поразило, что докладчик вообще не упомянул о совещании в ЦК 8 апреля. Более того, он не упомянул и о том, что тбилисская ситуация обсуждалась во время встречи Горбачева в аэропорту… Повторяю, все эти факты фигурировали в официальном заключении комиссии. Но согласно докладу я оказался единственным из представителей центра, который имел отношение к «Тбилисскому делу». Ни какой другой член Политбюро даже не был назван!

Однако все эти недобросовестные передержки просто блекни перед тем «фокусом», какой Собчак выкинул в самом конце доклада. Вернее сказать, они были прелюдией, подготовкой к этому эффектному «фокусу».

Дело в том, что во время работы комиссии по расследованию тбилисской трагедии я обратился к Собчаку с письмом.

«Уважаемый Анатолий Александрович! На днях я ознакомился с выводами Комиссии Верховного Совета Грузинской ССР по расследованию событий 9 апреля 1989 года в городе Тбилиси, опубликованными в республиканской газете „Коммунист“. Считаю необходимым обратить ваше внимание на следующее. Авторы данного документа многозначительно утверждают, что на совещании, проходившем 7 апреля в ЦК КПСС под председательством Лигачева, решили удовлетворить просьбу Центрального Комитета Компартии Грузии по оказанию помощи в военной силе. Далее говорится, что это подтверждается материалами расследования комиссии, утвержденной Съездом народных депутатов.

Между тем, насколько мне известно, возглавляемая вами комиссия результаты своей работы еще не оглашала. Это обстоятельство и побудило меня обратиться лично к вам. Хочу подтвердить то, что я говорил на заседании комиссии. Действительно, 7 апреля в ЦК КПСС с участием членов Политбюро, кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК состоялся обмен мнениями об обстановке в Грузии. В конце заседания я обратил внимание на то, что просьба о выделении войск для поддержания общественного порядка и введении комендантского часа не обсуждалась коллективно в республиканских органах Грузии. В связи с этим внес предложение рекомендовать ЦК КП Грузии рассмотреть сложившуюся ситуацию в Тбилиси и руководящих советских и партийных органах, в Президиуме Верховного Совета, Совете Министров и ЦК партии. При этом было особо подчеркнуто, что следует действовать политическими методами, усилить работу с участниками митингов и в трудовых коллективах, а не отсиживаться в кабинетах.

К сожалению, эти принципиально важные указания ЦК КПСС не отражены в заключении комиссии. Вскоре ЦК КП Грузии направил в Москву несколько шифрограмм. Их текст был зачитан товарищем Лукьяновым на первом Съезде народных депутатов. К этому времени, точнее, — 8 апреля утром я отбыл в заранее запланированный отпуск. При обсуждении вопроса 7 апреля было высказано пожелание и обращено внимание руководства МВД и Министерства обороны на необходимость обеспечения готовности сил и средств на случай опасного, угрожающего жизни людей развития событий. Тем самым не повторить ошибок, которые не позволили предотвратить известную трагедию в Сумгаите. К сожалению, наши опасения подтвердились последующими событиями в Абхазии, Фергане, когда пришлось срочно перебрасывать войска из других районов и все-таки не удалось избежать гибели и ранений людей. Хотел бы напомнить, что, по сообщениям ЦК КП Грузии, МВД СССР, отделов ЦК КПСС, ситуация в Тбилиси уже в ту пору осложнялась, нарастал опасный экстремизм. Категорически не могу согласиться с утверждением грузинской комиссии в той же газете, что события 9 апреля не были тайной для руководства страны, в том числе и Лигачева. Руководство страны узнало о трагических событиях после того, как они произошли. Что касается меня, то могу сказать, что узнал об этом из сообщения по телевидению. Строго говоря, до 7 апреля и после этого дня я не принимал участия в рассмотрении вопросов по Грузии. Таковы факты. Просил бы вас ознакомить с этой запиской членов комиссии».

Вот такое письмо направил я в комиссию, кратко изложив в нем все то, о чем уже известно читателям. Казалось бы, что тут такого? Как можно использовать его мне во вред?

Однако Собчак все же умудрился «выжать» из этого письма эффектнейшую концовку для своего доклада. Сделал он это, скажу откровенно, поистине виртуозно. Он полностью огласил мое письмо, а затем сказал:

— К этому я хотел бы добавить следующее. Если политический или государственный деятель принимает какое-то решение, то он несет ответственность за результаты этого решения, независимо от того, где он узнал об этих результатах — находясь в отпуске или в служебном кабинете.

Этими словами доклад был завершен. Все точки над «i» были расставлены. В «тбилисском деле» виноват Лигачев, и он несет за это ответственность. Так ведь и было сказано в конце: «…несет ответственность…»

Мне кажется, что неожиданный, внезапный ход Собчака, который в своем «тбилисском» докладе совершил серьезное насилие над истиной, извратив суть заключения своей же комиссии, — это настоящая драма для самого Анатолия Александровича. Возможно, в горячке борьбы он этого не осознал, однако «тбилисский след» несмываемо вписан теперь в его политическую биографию и неизбежно проявится впоследствии.

«Тбилисское дело» слишком важно и памятно. Оно войдет в историю. И Собчак — вместе с ним. Войдет как искусный юрист и оратор, обративший свое мастерство на сокрытие истины.

Кстати, лишь впоследствии я узнал, что Собчак вступил в Коммунистическую партию только в 1987 году, а в 1990-м, как известно, он из партии уже вышел. И этот факт, поразивший меня, но не нуждающийся в комментариях, вполне вписывается в облик того Собчака, за которым тянется «тбилисский след». Ему, как говорят, не привыкать. Он сжег то, чему поклонялся. Сейчас воспевает капитализм и топчет социализм. А ведь недавно он занимал другую, совсем другую позицию. В своей книге «Режим экономики и хозяйственный расчет» Собчак писал: «Экономное ведение хозяйства в масштабе всего общества при капитализме невозможно, неосуществимо. Иное дело — социалистическое хозяйство. Его цель как раз и состоит в максимальном удовлетворении интересов и нужд трудящихся… Бережливость— черта коммунистическая». По-видимому, для него мнение — не имение, можно менять, ничего не теряя.