Танит Ли - Чары Тьмы

• Название: Чары Тьмы
• Автор: Танит Ли
• Жанр: Фэнтези

Когда дочь демона Азрарна в первый раз жила она на этом свете, ее звали Соваз и она была возлюбленной князя Безумия Чузара.

Ради нее Чузар носил прекрасное обличье, что вовсе не было свойственно ему ранее. Однако, как и ее отец, он был Владыкой Тьмы.

Говорят, двое предавались любви в недрах великого леса, и их близость распространила на лес свои чары, отчего он сделался опасным и непредсказуемым.

---

И вот он стоял перед платиновым дворцом в Драхим Ванаште, размышляя о том, что ему уже было известно. Посреди агатовых деревьев зеленел бассейн с ледяной водой, в которой отражались образы земель, расположенных сверху. Там царило полнолуние, которое рождало у Хазронда вдохновение, как и у всех демонов. Он только что покинул дворец, миновал городские красоты, прошелся под хрустальными и железными башнями, серебряными минаретами и корундовыми окнами и взлетел по жерлу вулкана на поверхность земли.

Ухаживание за дочерью Азрарна Азриной было для Ваздру столь же неизбежным, как восход луны на земле. Им приходилось добиваться ее руки в силу самого факта ее существования. В своей гордыне и в своем великолепии они совершали это один за другим, и она отвергала всех. И на пороге дворца лежали брошенными их подношения — немыслимые драгоценности и волшебные игрушки Дринов — их Ваздру приносили не столько из бахвальства, сколько ради ее удовольствия. Другие свадебные дары были разбросаны самими разгневанными Ваздру по улицам города богини. Однако Хазронду был присущ извращенный взгляд на вручение подарков. «Меня сравнивают с ее отцом, — говорил ему внутренний голос, — а значит, подобно ему я должен создать какую-то чудесную помесь, редкое чудовище, каким является она сама, и подарить ей.» Ибо таким образом он мог одновременно доставить ей удовольствие и нанести оскорбление, а это нравилось Ваздру больше всего.

Ночь только начиналась и была столь же юна и незрела, как девочка-подросток. Она, улыбаясь, потягивалась на небе, держа в руке серебряное зеркало луны и поглядывая на Хазронда.

— Неужто она столь же красива, как ты? — осведомился у нее Хазронд. — Эта Азрина? Или она не заслуживает этого имени? — Ибо он никогда не видел ее, ту, которую хотел сделать своей любовницей.

И так размышляя в лунном свете, он двинулся сквозь тьму и вскоре вошел в лощину между высоких гор, где паслись дикие лошади. Жеребцы вступали друг с другом в схватки и бегали наперегонки.

Лошади в таких табунах были свирепы как львы, приблизься к ним смертный, они бы затоптали его. Когда же между ними шествовал Ваздру, они лишь поднимали точеные головы и провожали его бездонными озерами глаз. Некоторые бесшумно устремлялись за ним, и среди этих была прекрасная кобыла, черная как ночь. Заметив ее, Хазронд остановился.

Обитатели Подземелья больше всего любили черных как ночь лошадей с сумеречно-синими гривами и хвостами. Те умели преодолевать любые препятствия как в Верхнем Мире, так и в Нижнем, они умели даже скакать по воде. Они не имели равных себе ни по красоте, ни по силе духа. И все же, когда Хазронд увидел эту земную лошадь, он сразу понял, что она лучшая, богиня среди кобыл. Поэтому он протянул к ней руку и позвал ее, и она тут же подошла и положила голову ему на плечо.

Эшва увенчал бы ее цветами, взлетел ей на спину и скакал всю ночь. Ваздру же должен был сначала призвать Дрина, чтобы тот сделал для нее седло и уздечку, да и после этого он не осмелился бы сесть на нее сам, а подарил бы какому-нибудь полюбившемуся смертному.

— Я видел, как ты летела на крыльях ночи, — сказал Хазронд лошади, и в нем зашевелился расчет. — Пойдем со мной. Я сделаю тебя легендой твоего племени.

И, миновав лощину, он двинулся в горные теснины. И она последовала за ним, приминая нежные растения, сквозь разные измерения времени и пространства, пока они не добрались до высокогорного плато, ограниченного с трех сторон уходящими ввысь вершинами, которые симметрично вздымались вверх, как копья.

То была обитель орлов. И Хазронд, напевно произнеся на высоком языке Ваздру заклинание, отправил его парить среди вершин. Совершив это, он помедлил. Кобыла же, очарованная его присутствием и мимолетной лаской, стояла как изваяние в нескольких десятках шагов.

Наконец с самого высокого пика оторвался сгусток тьмы, словно ночь начала расползаться в лохмотья. Он покружился в воздухе, как будто искал солнце, и поплыл вниз, бросая вызов остальным орлам.

И тогда Ваздру с помощью своего голоса и дыхания, воли и силы соткал чары. Они затопило плато и ручьями ринулось вниз в долины. Все живое затрепетало. Цветы раскрыли бутоны, и мелкие грызуны рассеялись по лабиринтам скал, и заголосили птицы, и снова почтительно застыла тишина. И встревоженные конские табуны ринулись по темным пастбищам. Чары достигли подножия гор и, всосавшись в землю, повергли в изумление жуков и червей.

Наверху же, на плато, волшебное озеро разливалось все шире и шире, и черная кобылица кружилась и скакала в нем, а на ее спине восседал черный орел, пока по последнему слову Ваздру они не слились воедино.

Возможно, ей показалось, что в нее вошел черный полуночный вихрь. А орел решил, что соединился с могучей силой, которая полнит его широкие крылья и поднимает вверх. И лишь Хазронд, взиравший на их слияние, видел четвероногую вороную стрелу с двумя языками черного трепещущего пламени за спиной.

Плато стало ее домом, и Дрины оградили его специально для этого выкованными цепями. Только для нее плато покрылось густой травой, для нее расцвел сливочный клевер, и, нарушив все законы, заплодоносили деревья, чтобы она рвала их плоды бархатными губами. И женщины Эшва прислуживали ей, этой богине лошадей, ласкали ее и одаривали своей беззаконной нежностью, украшали ее алыми маргаритками, а когда она позволяла, вплетали в гриву своих приятельниц — серебристых змеек, питавшихся любовью.

И, глядя на нее, они видели в ее утробе символ, сиявший звездным светом. Она зачала с помощью колдовства, и с помощью колдовства ее тело нужно было подготовить к тому, чтобы оно дало жизнь редчайшему чуду, которое зрело в нем.

Шло время. И как медленно и нерешительно теперь передвигалась кобылица, словно не верила в свои силы.

Она отяжелела. Она лежала под деревьями, чувствуя приближения хищницы-боли. Полдень все заливал светом. Кровавое солнце висело над землей. Потом небо подернулось сумерками, и когда на нем заблестели первые звезды, на плато вышли белые Эшва. Они вдохнули свои ароматы в ноздри рожавшей кобылицы и прикоснулись к ее глазам лепестками рук. Она заснула и перестала чувствовать боль, и вскоре из мясистого лабиринта ее плоти легко и осторожно появился невероятный предмет. Это было огромное овальное яйцо, гладкое как мрамор и горячее как раскаленный уголь.

Два уродливых Дрина, обрамленные черными как смоль кудрями и украшенные изысканными вещами собственного изготовления, появились на плато. Они снесли ненужные более ограждения, растащили их в стороны и достали черную стальную упряжь, украшенную черными же бриллиантами.

Эшва отошли и прильнули друг к другу, как хрупкие былинки, чтобы не смотреть на дринов.

Дрины лишь почмокали губами. Сейчас их всех объединяло служение Хазронду. Карлики осторожно подхватили яйцо, словно оно обжигало им руки, уложили его в упряжь и исчезли вместе с ним — ушли сквозь землю. Волшебное яйцо, отмеченное печатью Хазронда, просочилось вместе с ними, пройдя сквозь все препоны и пласты земли.

Эшва остались утешать спящую кобылицу, расчесывать ей гриву и исцелять прикосновениями и своим присутствием. С первыми лучами солнца им суждено было исчезнуть, и тогда кобылица должна была встать, встряхнуться и носиться вскачь по плато, и кататься, как жеребенок, по увядающему клеверу. Затем ей предстояло спуститься в долину и отыскать свой табун. Кони же, несмотря на ртутный запах демонов, который исходил от нее, должны были принять ее к себе. И снова она будет каплей в лошадином океане, который волнами омывал бесконечные травяные просторы. Ей предстояло узнать тяжесть жеребцов, испытать на себе груз непогоды и времени. Но теперь она была обречена на вечное бесплодие.

Яйцо покоилось, как в колыбели, в упряжи, среди агатовых деревьев во дворе платинового дворца Хазронда. Время от времени оно покачивалось и испускало жар, который креп с каждым мгновением, так что раскалялось и потрескивало окружающее пространство.

Дрины с опаской, если не со страхом, ухаживали за ним. Они боялись того, что было внутри. Они боялись, что содержимое яйца может не понравится Хазронду. Он то и дело выходил и задавал им вопросы. Он приносил жезлы из гагата, слоновой кости и голубой стали и постукивал ими по скорлупе. Раз он вышел с золотым жезлом и, постучав, в гневе отбросил инструмент.

Дрины наблюдали за яйцом, улещивали его и бранились, собираясь взвалить вину друг на друга, если из него вылупится что-нибудь мертворожденное.

Меж тем в городе демонов, в ониксовом саду, восемь князей язвительно судачили о Хазронде и его тайне.

— Он глупец. Неужто ему не достаточно нашего красноречивого примера?

— Даже Азрарн Великолепный совершает ошибки, — утверждал другой. Ибо Ваздру в это время все хуже относились к Азрарну из-за его пристрастия к делам смертных. Однако при этих словах ониксовые кусты повалились на землю, и князья, подхватив мантии, поспешно разошлись в разные стороны.