Фриц Лейбер - Мечи и ледовая магия

• Название: Мечи и ледовая магия
• Автор: Фриц Лейбер
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-352-00105-9

Впервые выходящая на русском языке книга `Мечи и Ледовая магия` рассказывает о новых приключениях едва ли не самых популярных в мире фэнтези героев. Фафхрд и Серый Мышелов – северный воин-гигант и юркий хитроумный воришка – бесшабашная парочка, чье неотразимое обаяние, любовь к авантюрам и умение попадать в самые невероятные истории покорили сердца миллионов читателей и принесли их создателю Фрицу Лейберу множество литературных наград.

В `Мечах и Ледовой магии` герои, соблазненные прелестями двух юных дев, преследуя их, оказываются на самой окраине Невона. Тут-то им и предстоит проявить все, на что они способны, так как местные обитатели хоть и разнообразны по виду, но весьма едины в своем стремлении уничтожить незваных гостей.

---

По сути, он настолько ушел в свое горе, что Смерть почти ничего не добавил к той черной горечи, что медленно и тоскливо струилась по усталым венам Горекса, он мгновенно и безболезненно угас, как бы растворившись в густых сетях паутины.

Итак, с аристократом и ремесленником было покончено менее чем за два щелчка длинных, тонких, отливающих жемчугом пальцев Смерти (большого и среднего), и теперь следовало выбрать только двух героев.

В запасе были еще двенадцать ударов сердца.

Смерть остро чувствовал, что из соображений высшего артистизма уход героев со сцены жизни следует обставить в духе мелодрамы, лишь одному из дважды пятидесяти позволительно скончаться просто от старости, в собственной постели, во сне, – ну, просто чтобы другим было над чем посмеяться. Потребность Смерти в правильном подходе к делу была так сильна, что допускалось (в соответствии с правилами, установленными им для себя самого) использование самой банальной магии и даже не требовалась маскировка под реализм, необходимый в рядовых случаях. И потому в течение двух полных биений сердца Смерть прислушивался лишь к слабому кипению в самых глубинах своего холодного ума, снова принявшись массировать виски перламутровыми костяшками пальцев. Затем его мысли метнулись сначала к Фафхрду, весьма изысканному и романтичному варвару, чьи здоровенные ноги и разум никогда не бывали вполне тверды, поскольку варвар чаще всего либо страдал от похмелья, либо просто был пьян в стельку, затем к его вечному спутнику, Серому Мышелову, который, возможно, был самым изощренным и остроумным вором в Невоне и, конечно же, единственным, обладавшим неподражаемым самомнением – то ли крайне болезненным, то ли, напротив, свидетельствовавшим о несокрушимом здоровье.

И тут уже Смерть испытал сомнение отнюдь не мимолетное, как в случае с Литкилом, – нет, на этот раз оно было глубже и сильнее. Фафхрд и Мышелов служили ему хорошо, проявляя куда большую изобретательность, нежели полоумный герцог, чьи глаза жаждали зрелища смерти как таковой, вследствие чего для него вполне приемлема была примитивная пересылка на тот свет с помощью топора. Да, огромный бездельник-северянин и маленький, криво ухмыляющийся карманник с высоко поднятыми бровями в некоторых из наиболее удачных партий, разыгранных Смертью, были самыми полезными пешками.

Но в ходе большой игры все пешки без исключения должны быть постепенно убраны с доски и уложены в ящик, даже если они сумели продвинуться достаточно далеко и стали королем или королевой. Поэтому Смерть напомнил себе, что, возможно, и ему самому придется когда-нибудь умереть, а потому он принял это безжалостное решение быстрее, чем возвращается на землю взлетевшая в воздух стрела или ракета или даже падает звезда.

Бросив мимолетный взгляд на юго-восток, на огромный, освещенный закатными лучами город Ланкмар, чтобы убедиться в том, что Фафхрд и Мышелов все еще занимают жалкую комнатушку на верхнем этаже гостиницы, смотревшей окнами на стену рядом с Главной заставой и служившей приютом самым бедным торговцам, Смерть вновь обратил свое внимание на загон для рабов на дворе Литкила. В своих импровизациях он нередко пользовался тем материалом, который оказывался прямо под рукой, как это делают все талантливые художники.

Литкил все еще находился в процессе падения. Рабыня визжала. Самый здоровенный из берсерков, с лицом, искаженным неистовством битвы, готовый сражаться до полного истощения, как раз снес обтянутый невидимой плотью розовый череп одного из ассасинов Литкила. И несправедливо и по-идиотски запоздало – но ведь и по большей части даже самые незамысловатые проклятия Смерти срабатывали именно таким образом – полдюжины стрел летели с галереи к убийце Литкила, пешке Смерти.

Хватило одного магического вздоха Смерти – и берсерк исчез. Десяток стрел пронзили воздух, но к этому времени Смерть, в целях экономии материалов, уже снова всматривался в Горборикс, его внимание привлекла одна из комнат гарема Царя Царей – довольно просторное помещение с высоким зарешеченным окном. Как ни странно, но в этой комнате стояли небольшой горн, емкость с водой для закаливания металла, две маленькие наковальни, нетрудно было различить несколько молотков разных размеров и множество других инструментов, необходимых для работы с металлом, а также и некоторое количество драгоценных и обычных металлов.

В центре комнаты, пристально разглядывая себя в тщательно отполированном серебряном зеркале, стояла девушка с миндалевидными глазами, взгляд которых был острым, как игла, и в то же время безумным, как взгляд берсерка; девушка была на диво стройна, и ей было не больше шестнадцати лет, она была совершенно нагой, если не считать четырех серебряных филигранных украшений. Можно даже сказать, что речь идет о предельной степени обнаженности, поскольку все волосы на ее теле до последнего были выщипаны, за исключением ресниц, и на тех местах, где им полагалось бы расти, тело девушки украшала затейливая зеленая и синяя татуировка.

Уже семь лун Иисафем томилась в одиночном заключении за то, что в драке изуродовала физиономии любимых младших наложниц Царя Царей, илтхмарских двойняшек. Впрочем, втайне Царь Царей вовсе не был так уж огорчен этим инцидентом. По правде говоря, царапины на лицах его любимиц, придав некоторую пикантность, сделали наложниц даже еще более привлекательными для него. Однако в гареме следовало поддерживать дисциплину, а соответственно, Иисафем отправили в одиночку, предварительно выщипав все ее волосы – тщательно, по одному, и разукрасив ее татуировкой.

Царь Царей был весьма хозяйственным и в отличие от многих монархов рассчитывал, что его жены и наложницы будут заниматься какими-нибудь полезными делами, вместо того, чтобы бесконечно лениться, принимать ванны, сплетничать и скандалить друг с другом. Поэтому Иисафем было позволено взять с собой в заточение инструменты и металлы, поскольку именно этому делу она была обучена лучше всего и именно так могла принести прибыль своему господину.

Она упорно трудилась, и из ее рук вышло много прекрасных драгоценных изделий, однако молодой ум Иисафем то и дело отвлекался от работы и обращался к событиям двенадцати лун, проведенных в гареме – семь из них прошли в одиночном заключении, – и к тому странному обстоятельству, что Царь Царей, навестив ее здесь однажды – то ли из любви, то ли по какой-то другой причине, – даже не вспомнил о тех чудесных металлических безделушках, которые она изготовляла для него. Никто не навещал ее, если не считать евнухов, посвящавших девушку в тайны искусства любви, а также подававших советы относительно изготовляемых ею драгоценностей, на которые Иисафем не обращала ни малейшего внимания, считая их пустой болтовней, а сама тем временем обсмеивала их маленькие и пухлые физиономии, напоминавшие рыжих рысей, и даже плевала в них при каждом удобном случае.

Теперь же эту творческую натуру, истерзанную как безумной ревностью, так и мучительным желанием свободы, занимало другое.

Исследуя свое отражение в зеркале, Иисафем внимательно изучила все четыре украшения на своем худощавом, но сильном и упругом теле: две серебряные нагрудные чаши и два наголенника, все изукрашенное филигранью, чудесно сочетавшейся с зеленой и синей татуировкой.

На какой-то момент взгляд девушки отвлекся от ее лица, отражавшегося в зеркале, и, скользнув мимо теперь лишенной волос головы, но зато фантастически разрисованной, упал на серебряную клетку, в которой сидел на жердочке сине-зеленый попугай с таким же, как у нее самой, злобным ледяным взглядом – он служил ей постоянным напоминанием о заточении. Но девушка тут же снова принялась изучать свои украшения.

Они были необычными: на филигранных чашах, прикрывавших ее грудь, вокруг сосков имелись выступы с короткими остриями на концах, а наголенники украшали эбонитовые вертикально расположенные ромбы величиной с мужской большой палец.

Эти детали декора не бросались в глаза, поскольку острия на чашах были окрашены в зеленовато-синий цвет, в тон татуировке.

Итак, Иисафем пристально рассматривала себя с коварной улыбкой на устах. И Смерть пристально глянул на девушку с такой же коварной улыбкой, в которой угадывалось одобрение, правда, более бесстрастное, чем у любого евнуха. А потом девушка в одно мгновение исчезла из своего узилища. И прежде чем сине-зеленый попугай успел вскрикнуть от изумления, глаза и уши Смерти уже внимали другой картине.

Осталось лишь семь ударов сердца.

Смерть не забывал о том, что в мире Невона вполне могли существовать боги, о которых даже он не имел представления и которые время от времени развлекались тем, что воздвигали препоны на его пути. Или же могла вмешаться случайность, обладавшая силой не меньшей, нежели необходимость. Так или иначе именно этим утром Фафхрд-северянин, обычно дрыхнувший до полудня, проснулся с первым, еще тусклым, серебристым проблеском рассвета, взял свой любимый меч Серый Прутик, обнаженный, как и он сам, и выбрался из своей убогой комнатушки на верхнем этаже на крышу, где принялся отрабатывать удары, энергично топая босыми ногами и издавая воинственные вопли и ничуть не заботясь о том, что перебудил спавших внизу усталых купцов, которые тут же принялись стонать, ругаться или проклинать эту ужасную жизнь. Поначалу Фафхрда познабливало из-за холодного, несущего запах рыбы утреннего тумана, тянувшегося с Великой Соленой Топи, но вскоре от своих упражнений он уже обливался потом, делая выпады и парируя удары невидимых противников, а его движения, поначалу несколько ленивые, с каждой секундой становились вес стремительнее и энергичнее.