Иван Ле - Хмельницкий. Книга вторая

• Название: Хмельницкий. Книга вторая
• Автор: Иван Ле
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1974

Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.

---

Богдан не видел, как сраженный янычар опустился на землю. От сильного напряжения и волнения у него помутилось в голове. Кровь и смерть врага вызвали в нем еще большую жажду жизни. Ах, как хотелось ему жить! Но… пусть убивают, один раз умирать: или сам с честью погибнешь в этой бескрайней, чужой осенней степи, над которой кружат, навевая тоску, голодные вороны, или алчный враг прикончит тебя.

Выпрямился, как победитель. Преодолевая предательскую усталость, Богдан оперся на чужую саблю, забрызганную кровью врага. В предсмертной агонии бился сраженный янычар. А все живое вокруг, даже воронье в небе, умолкло. Умолкло, пораженное силой и дерзостью пленника.

— Посадить на коня и вести на двух арканах! — властно повелел Мухамед Гирей, только теперь понявший, почему погиб в украинской степи храбрый воин Ахмет-бей! Богдан уловил в словах Гирея нотки растерянности.

4

Тревожные вести молнией неслись по стране, наполняя сердце печалью и скорбью. Из сотни чигиринского подстаросты еще не вернулся домой ни один воин. Тяжелый туман стелился над Днепром. Точно после кровавого набега крымских татар, нигде не было слышно ни песен, ни смеха.

Сиротливо приуныло широкое низовье Днепра. Семьи казаков были в трауре.

Весной из Лубен в Чигирин пришла к Матрене Хмельницкой Мелашка.

Мать Богдана часто вспоминала Пушкариху, эту добрую, умную женщину, и несказанно обрадовалась ее приходу. Какие только слухи не распространялись среди родственников погибших и оставшихся в Чигирине казаков! С кем посоветуешься, кто утешит тебя, овдовевшую, как и многие другие казачки? С нетерпением ждала казаков чигиринской сотни, с которыми ушел ее муж. Но все они пали на поле брани или попали в плен к туркам — и в родном старостве давно уже отслужили по ним панихиду.

— Не верится мне, сестрица Мелашка… Если уж и суждено было погибнуть, то…

— Бог с вами, пани Матрена, — сочувственно успокаивала Пушкариха. — Наши люди живучие. В бою как и на поле — не каждая головка чертополоха попадает под кнут чабана. Так и род человеческий переведется, сохрани боже.

Все это верно, молча соглашалась хозяйка. Степной чертополох — это ее любимый сын Богдан. Матрена и сама, превозмогая боль материнского сердца, рассудила, как справедливый судья: нельзя отнять у нее сразу мужа и сына! Да и сын-то какой орел! Очевидно, неверные неожиданно напали на него, поразив его саблей со змеиным ядом? Ведь он турецкий язык, как свой, знает, сумел бы договориться даже с врагами.

— В Лубнах рассказывали, — продолжала Мелашка, — будто гетман в день гибели написал жене прощальное письмо. Словно терновым венцом венчал себя, отправляясь в последний раз на свою Голгофу. Сыну будто бы завещал отомстить неверным, а сам прощался с женой и жизнью. По трупам народа нашего шел, да и споткнулся. На старости лет пришлось, как простому смертному, вместе с ними костьми лечь. Жутко, но жалости никакой. Всю жалость сам и растоптал своим жолнерским сапогом. Тьфу, прости господи, — будучи мертвым, в грех нас вводит.

— А о Михайле моем слыхала что-нибудь? — спросила Матрена, когда Мелашка умолкла.

— Ничего утешительного, пани Матрена. Известно, что вместе с гетманом сложили головы и его ближайшие слуги.

Мелашка запнулась на слове. И не только потому, что вспомнила об очень близких отношениях покойного подстаросты с гетманом Жолкевским. Она вдруг вспомнила о жолнере из Белоруссии, который заходил к ней в Лубнах. Назвал себя Василием Ставком или Ставецким, интересовался вдовой Хмельницкой. «Любили мы друг друга, — сказал он. — Любовь эта была несчастливой, но она на всю жизнь оставила след в моем сердце. Теперь я решил найти ее. Хотя бы утешить в таком горе…» «Сказать или промолчать? — колебалась Мелашка. — Такой не успокоится. Раз уж до Лубен дошел, доберется и до Чигирина!..»

— Спасибо и вам, Мелашка, — продолжала хозяйка, не замечая нерешительности гостьи. — Хочется открыть вам душу, как на исповеди, чтобы снять с нее тяжелый камень. Сердце подсказывает мне, что Михайла уже нет в живых. Приими, боже праведный, душу убиенного во брани… — крестилась вдова, не вытирая слез. — Признаюсь, не по доброй воле. Ради отца-наливайковца согласилась связать свою судьбу с нелюбимым человеком. Но любила сына, орла ясноглазого. Этой материнской любовью и жила, забывая о счастье супружества. А теперь…

Хмельницкая вытерла полой свитки слезы. Свет ей не мил, но жить нужно. О судьбе сына, а не своей позаботиться надо. Может быть, он остался жив и попал в плен с остатками войск гетмана.

— Хочу просить вас, — подавив грусть, обратилась подстаростиха к Мелашке. — Похозяйничали бы вы у меня в Субботове, пока я в Польшу съезжу. В глубоком трауре наши чигиринцы. А что делается в Жолкве? Надо бы и мне вместе с родными гетмана отслужить панихиду по любимом им подстаросте. Может, о сыне что-нибудь узнаю. — Немного помолчала и мечтательно добавила: — Такая теплынь, солнышко, сады цветут. А мне тяжело. Одиночество, словно шашель, вгрызается в самое сердце!.. Вот и хочу в последний раз повидаться с панами Жолкевскими, узнать их отношение к нам и попросить…

— До Лубен дошли слухи, что раненый сын ваш находится в турецком плену. Сказывают, Богдан по приказу пана Михайла бросился со своим отрядом на выручку панов Жолкевских. Очевидно, вместе с ними и в неволю попал. Поезжайте, пани Матрена, а я останусь у вас по хозяйству. Все равно мне своих птенцов приходится в чужом гнезде растить…

5

Как родные, договаривались две матери. По одной тернистой дороге пришлось им идти, воспитывая своих детей. Сын Мелашки завершал образование в Мгарском монастыре, куда забросила его нелегкая судьба. Ивасик Богун тоже с ним. Мартынко считает его своим братом и заменяет ему отца. А Матрене, которая была старше Мелашки, приходится еще раз, может быть в последний, напрягать все силы и снова искать свою судьбу на длинном вдовьем пути.

Погожие весенние дни делали мир прекрасным, привлекательным, зовущим к жизни. На дорогах, бегущих вдоль Днепра, было спокойно. Прошел уже год, как их очистили от турок и татар.

В сопровождении четырех дворовых казаков и одной наймички Матрена отправилась в путь в старостовом тарантасе. Рассчитывая ехать не только днем, но и вечером, Хмельницкая собиралась за лето справить все свои дела в Польше и побывать в Киеве. Немногочисленная челядь проводила ее со двора. Мелашка шла рядом с тарантасом до самого леса, который начинался за околицей села. Наплакались вдосталь, даже слез не вытирали. Мелашка, напутствуя, старалась подбодрить вдову и вселить в ее сердце надежду.

— И на ратном поле смерть не каждого подстерегает. Дворовые Вишневецких сказывают, якобы пан Станислав сам искал себе смерти. Такому человеку и впрямь пора было о покаянии подумать. Сколько греха взял на свою душу, безжалостно карая и уничтожая православный люд. И умом бог его не обидел, и талантом, а что из того, чему принес его в жертву? Полвека мечом и распятием завоевывал славу польской шляхте. А самому, как видите, пришлось сложить голову в утоптанной вражескими сапогами молдавской степи. Получается, как у мачехи: иди, мол, Грицю, спать в копицю: отдохнешь, а заодно и сено никакой бес не украдет… Разве не нашлось кого помоложе для защиты Молдавии?

— Молодые-то и оберегали старого гетмана в том смертельном бою.

— Нет, пани Матрена, не те молодые… Охраняли гетмана и погибли вместе с ним честные воины. Поедете к родственникам гетмана — возможно, встретите там и очевидцев. Наверно, они тоже беспокоятся о выкупе, об освобождении оставшихся в живых из этого проклятого плена. Ах, горюшко наше бабье. Сама была в неволе у басурман, знаю… Может, пани Матрена в Киеве встретится с Сагайдачным? Тоже мечется человек, никак не прибьется к одному берегу. То с Москвой воюет за польского королевича, то какого-то Одинца Петра послом к московскому царю шлет, подданства просит. Как невестка: в доме мужа во всем свекрови угождает, а встретившись с родной матерью, кости свекровушки перемывает. Да, польская шляхта уважает его, он может помочь вам. Проклятые басурмане большой выкуп потребуют…

— Ох-хо-хо, — горько вздохнула вдова. — Был бы жив мой сокол степной! Уверена, что сам бы нашел дорогу к родной матери.

— Надо верить.

— Я и верю, Мелашка. Порой богу верю меньше, пусть простит всеблагий… Перемешалось все на свете: нехристям так и черт и бог помогают притеснять христиан. А мы… сердцем чую, жив мой сын, вернется!

— Так думает и его побратим Мартынко. Не убивайся, говорит, мама, о Богдане. Ни слезы, ни молитвы ваши ему не нужны. Если не помогли ему оружие и смелость, так он ужом обернется и выползет, не погибнет.

Подстаростиха вздрогнула при этих словах, но с болью в сердце согласилась с ними. Эту черту характера мать давно подметила в сыне. Гордиться этим, привитым иезуитами ее ребенку качеством, не приходится. Но будь то хитрость или лукавство — все равно. Только бы помогли спастись. Ничего не поделаешь, столько лет он воспитывался у иезуитов, вырос и возмужал там!..