НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

• Название: ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ
• Автор: НИЭННАХ ИЛЛЕТ
• Жанр: Фэнтези

---

Двери распахнулись. Гортхауэр.

«Вернулся… зачем, не надо…»

Майя показалось – что-то надломилось в душе Учителя. Перед ним был сейчас не гордый мудрый властелин, а совершенно измученный, растерянный человек. И на бледном лице боль, которую он в эту минуту был не в силах скрыть, мешалась с горькой обидой, такой огромной, какой она кажется только ребенку. Майя понимал, что ему нельзя сейчас быть здесь – и не мог сделать ни шагу, хоть на миг оставить Учителя. И впервые с ужасом ощутил – жалость. Жалость к тому, кого даже в мыслях кощунством было жалеть. Разве можно представить, что его можно унизить так? Но Гортхауэр ничего не мог поделать с собой. «Пусть выгонит, пусть что угодно делает – я не могу видеть его таким. Сердце противится разуму. Учитель, я глуп, я знаю. Всегда я ошибаюсь. Но ты слишком дорог мне, и я не могу иначе…»

Он осторожно подошел к престолу и встал на нижней ступеньке трона, глядя прямо в растерянные молящие глаза. И сказал он тогда только одно слово, которого потом больше не произносил даже мысленно, потому что хотя оно и было истинным по сути, другое слово было выше – ибо оно было истинным по духу. Но сейчас нужно было именно то, что он сказал. И тот, кто сидел на троне, внезапно согнулся, закрывая лицо руками; плечи его вздрагивали, и глухо вырывались из горла рыдания.

«Так надо. Тебе станет легче, Учитель, а потом делай со мной, что хочешь. Карай, гони – только бы этот осколок из сердца ушел».

Он поднялся еще ступенью выше. Изуродованная рука ощупью нашла его руку и судорожно стиснула ее, словно Мелькор боялся, что Гортхауэр уйдет.

Теперь он стоял прямо у трона, и Учитель, сидящий в каменном кресле, был ниже его. Он не осознавал, что сделает сейчас, но сердце говорило: «Именно так. Ты прав». Он поднял Учителя за плечи, и тот не сопротивлялся. Майя прижал его к себе, с болью осознавая, как беззащитен сейчас тот, кого он привык видеть почти всесильным.

«Я защищу тебя от всего. Я укрою тебя, и никто не увидит твоей слабости. А я буду молчать. Люди говорят: слезы смывают боль и горе. Ты ведь тоже человек, хотя и прячешь это сам от себя. И сильнейшим иногда бывает очень горько. Это ничего, ты плачь, я возьму твою боль…»

Он плакал впервые в жизни, неумело и трудно, прижав лицо к плечу Гортхауэра, стыдясь этой слабости, и со слезами смешивалась кровь из незаживающих ран.

Потом они долго сидели напротив друг друга, и Гортхауэр бережно держал в ладонях руки Учителя. Наконец, Мелькор тихо встал и, остановившись за спиной Майя, чтобы тот не видел его, сказал негромко:

– Благодарю тебя, Ученик. За все. Только… не говори мне больше так… как сказал тогда. Прости.

Гортхауэр молча кивнул.

Берен сидел, вернее полулежал, прислонившись к стволу большого дуба. Он чувствовал себя страшно утомленным, и в то же время – почти счастливым. Все что было до того, казалось невероятным кошмарным сном, в котором почему-то была и Лютиэнь. Но здесь-то был не сон, и Лютиэнь была рядом – настоящая, та, которую он знал и любил. Та, что сопровождала его на пути в Ангбанд, невольно пугала его своей способностью принимать нечеловеческое обличье, своей страшной властью над другими – даже над самим Врагом. И еще – где-то внутри была потаенная злость на самого себя – ведь сам-то ничего бы не смог. Сейчас же ему было просто до боли жаль ее. Все, что он ни делал, приносило лишь горе другим. Сначала – Финрод. Почему он не отказал Берену в его безумной просьбе? Только эти слова: «Ты же не знаешь, почему я согласился…» Прав, видно был Тингол. Что сделал сын Бараира? – погубил друга, измучил Лютиэнь… «Ведь я гублю ее, – внезапно подумал Берен. – Принцесса, прекрасная бессмертная дева, достойная быть королевой всех Элдар, продана отцом за проклятый камень… А я – покупаю ее, как рабыню, да еще не гнушаюсь ее помощью… Такого позора не упомнят мои предки. Бедная, как ты исхудала… И одежды твои изорваны, и ноги твои изранены, и руки твои загрубели. Что я сделал с тобой? Все верно – я осмелился коснуться слишком драгоценного сокровища, которого не достоин. Вот и расплата».

Он посмотрел на обрубок своей руки, замотанный клочьями ее платья. Лютиэнь спала, свернувшись комочком, прямо на земле, и голова ее лежала на коленях Берена. Здесь, в глухих лесах Дориата, едва добравшись до безопасного места, они рухнули без сил оба: он – от раны, она – от усталости. И все-таки она нашла силы остановить кровь и унять боль. Берен как мог осторожно погладил ее по длинным мерцающим волосам; это было так несовместимо – ее волосы и его потрескавшаяся грубая рука с обломанными грязными ногтями… «И все-таки камень не дался мне. Неужели он действительно проклят, и все, что случилось со мной – месть его? Тогда хорошо, что он пропал… Но мне придется расстаться с Лютиэнь. Может, так и надо… Ведь я люблю ее. Слишком люблю ее, чтобы позволить ей страдать из-за меня…»

Лютиэнь вздрогнула и раскрыла свои чудесные глаза.

– Берен?

– Я здесь, мой соловей.

– Берен, я есть хочу.

Это прозвучало настолько по-детски жалобно, что Берен не выдержал и расхохотался. Право, что ж еще делать – он, огрызок человека, недожеванный волколаком, не мог даже накормить эту девочку, этого измученного ребенка, который сейчас был куда сильнее его. А вот он-то и был слабым ребенком. Глупым, горячим, самонадеянным ребенком.

– Что ты, Берен? – она села на колени рядом с ним. Берен внезапно посерьезнел.

– Лютиэнь, мне надо очень многое сказать тебе. Выслушай меня.

Он взял ее руки – обе они уместились в его ладони.

– Постарайся понять меня. Нам надо расстаться.

– Зачем? Если ты болен и устал – я вылечу, выхожу тебя, и мы снова отправимся в путь. Я не боюсь, не сомневайся! Мы что-нибудь придумаем…

– Нет! Ты не поняла. Совсем расстаться.

– Что… – выдохнула она. – Ты – боишься? Или… разлюбил… Гонишь меня?

– Нет, нет, нет! Выслушай же сначала! Поверь – я люблю тебя, люблю больше жизни. Но кто я? Что я дам тебе? Что я дал тебе, кроме горя? Безродный бродяга, темный смертный… Ты – дочь короля. Даже если я стану твоим мужем – как будут смотреть на тебя? С насмешливой жалостью? Жена пустого места. Жалкая участь. Ты – бессмертна. А мне в лучшем случае осталось еще лет тридцать. И на твоих глазах буду я дряхлеть, впадать в слабоумие, становясь гнилозубым согбенным стариком. Я стану мерзок тебе, Лютиэнь. Я и сейчас слабый калека. Я прикоснулся к проклятому камню, Лютиэнь. Когда я держал его, мне казалось – кровь в горсти…

– Берен, что ты? Как ты смеешь? Я никогда не брошу тебя, даже там, в чертогах Мандоса я не покину тебя! Проклятый камень… Ты раньше был совсем другим, ты был похож на… на водопад под солнцем…

– А теперь я замерзшее озеро.

– Да… Но я растоплю твой лед, Берен! Это все вражье чародейство. Ты ранен колдовством. Я исцелю твое сердце! Мы останемся здесь. Мне ничего не нужно. Только ты. Что бы ни было – только ты. И да будут мне свидетелями небо и земля, и все твари живые – ныне отрекаюсь я от своего бессмертия! Я клянусь быть с тобой до конца. Нашего конца.

– Нет, Лютиэнь. Может, честь и позволяет Эльфам не считаться с волей родителей, но Люди так не привыкли. Тингол – твой отец. Я уважаю его. Я не могу его оскорбить. Да и скитаться, словно беглые преступники, словно звери… Нет. У меня есть гордость, Лютиэнь.

– Что же… Пусть так. Хорошо хоть, что мы дома. Здесь – Дориат. Сюда злу не проникнуть…

– Оно уже проникло сюда, Лютиэнь. Зло – это я. Из-за меня Тингол возжелал Сильмарилла. Вы жили и жили бы себе за колдовской стеной в своем мире. А теперь я навлек на вас гнев Врага и Жестокого.

– Нет, нет! Это все его страшные глаза, его омерзительное, уродливое лицо, это все его черные заклятия…

– Нет, Лютиэнь. Он не уродлив. Он устрашающе красив, но это чужая красота, опасная для нас – ибо нам не понять ее. И его. А ему – нас. Никогда. Белое и Черное рвутся по живому, и от того все зло, – бессмысленно-раздумчиво промолвил он, сам не понимая своих слов.

– Берен… что с тобой? – в ужасе прошептала Лютиэнь.

– А? – очнулся он. И вдруг закричал:

– Да не верь, не верь мне, я же люблю тебя, превыше всего – ты, ты, Тинувиэль! Пусть презирают меня, пусть я умру, пусть ты забудешь меня – я люблю тебя. Ты уйдешь в блистательный Валинор, там королевой королев станешь, забудешь меня, я – уйду во Тьму, но я люблю тебя…

…Эльфы – стражи границы Дориата – набрели на них через два дня. И, словно лавина, прокатилась по всему Дориату весть о возвращении, и неправдоподобные слухи об их деяниях, что приходили из внешнего мира, стали явью.

Они – в лохмотьях – стояли среди толпы царедворцев, как возвратившиеся из изгнания короли, и придворные Тингола с благоговейным почтением смотрели на них. А Берен ныне смотрел на Тингола с жалостью. «Ты дитя, король. Тысячелетнее дитя. Ты сидишь в садике под присмотром нянюшек и требуешь дорогих игрушек… И не знаешь, что за дверьми теплого дома мрак и холод. А играешь-то ты живыми существами, король… Двух королей видел я. Один умер за меня, другой послал меня на смерть. Отец той, что я люблю…»