Андрей Анисимов - Восточное наследство

• Название: Восточное наследство
• Автор: Андрей Анисимов
• Жанр: Детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026754-1/5-271-10463-Х

Молоденькая женщина — УБИЙЦА? Да. Потому что убийство — единственный способ, которым она может восстановить справедливость. Потому что убийство — единственная возможность занять СВОЕ МЕСТО в семье, из которой ее когда-то похитили.

Казалось бы, все сделано ИДЕАЛЬНО, и преступнице нечего бояться.

Однако в игру неожиданно вступает многоопытный, умный, циничный следователь Ерожин — человек, обладающий ИСТИННЫМ ДАРОМ раскрывать загадочные преступления.

---

— Все было, — ответил Алексей. — Все было, да сплыло… Попробовал и хомута, и волюшки, досыта. Ты коленочки-то прикрой, не мучай.

Шура покраснела и натянула на колени юбку:

— Что, бабу не видел?

— Не поверишь, год не видел. Ты не обижайся, я что думаю, то и леплю. Дипломатничать не умею. Знаю, это плохо, через свою прямоту много всякого пришлось…

— На первую встречную и бросился бы? — спросила Шура с интересом. После жеманностей и восточных деликатностей этот парень был ей любопытен.

— Если эта встречная — красавица вроде тебя, не раздумывая, — ответил сосед и снова улыбнулся.

Шура не знала, что сказать, и отвернулась к окну. Пожалуй, окажись она с этим парнем в отдельном купе, быть беде. Шура и сама истосковалась по мужику. Только постоянная тревога и страх, темный, затаенный, тягучий, отвлекал от нормальных бабьих мыслей. Шура взглянула на белобрысую челку соседа и снова отвернулась, с трудом гася улыбку.

По вагону пролетел шум. Пассажиры поглубже запихивали узлы и чемоданы. Тесней подвигались друг к другу Шли цыгане. Пять штук детворы от двенадцати лет до двух, две бабы, растрепанная старуха и чернявая молодица. Замыкал шествие старый хромой одноглазый цыган. Бабы и дети клянчили, приставали с гаданием и норовили что-нибудь стянуть, а мужик тихо следовал сзади, незаметно неся охрану всего неумытого выводка. Сосед, заметив волнение Шуры, быстро занял край скамейки, усевшись так, что проходив отсек оказался глухо отрезанным от вагонного коридора. Цыганята просочиться не смогли и, получив в качестве откупного пол-лепешки и кусок овечьего сыра, потекли дальше. Промелькнули мимо цветастые пятна платков, золото улыбчивых зубных коронок, темнота босых ног, прогундосили жалобным искусством просящие голоса, и, собрав дань, ватага перекочевала в соседний вагон. Пассажиры, как после боя, проверяли потери. Кое-где вскрикивали, обнаруживая пропажу. Где-то смеялись, оценивая на глаз тяжесть золотых предметов, украшавших нищую компанию. Понемногу вагон успокоился, стал засыпать, посылая свистящий храп то из одного, то из другого отсека.

Реже стала хлопать дверь умывального сортира, выдавая каждый раз порцию специфической вони. Поезд врезался в ночь, тараня туркестанские плоскогорья, оставляя позади странную скуласто-раскосую жизнь с презрительными верблюдами, орлами и сусликами…

Шура легла и отвернулась к стене. Она лежала и чувствовала всем бабьим существом присутствие соседа. Господи, почему ей Бог не дал нормального сильного мужика, такого, как этот Алексей. Без восточных ужимок, прямого и понятного. Чудно, такой мужик, а скитается один. Видно, и его судьба потрепала.

— Как тебя зовут, соседка? — спросил Алексей, укладывая под голову тугой узел. — Все-таки первую ночь вместе. Неплохо и познакомиться…

— Шура меня зовут. Спи, завтра день длинный… Ты куда едешь? — спросила Шура. — Я до конца.

— Я тоже…

— Спокойной ночи, Алексей.

— Спокойной ночи, Шура…

Утром потянулись степи. Ровная зеленая земля от неба и до неба. За ночь вагонную духоту выдуло, и похрапывающие пассажиры натягивали на себя все что могли. Чуть свет проводница с задницей-рожей, крякая, терла тряпкой на палке пол вагонного прохода, загребая мешковиной в отсеки и круша пассажирскую обувь и вещи. Шура проснулась и больше не могла заснуть. Алексей тихо сопел, по-детски подложив ладонь под жаренную солнцем щеку и задрав загорелую ногу к верхней полке. Шура вспомнила вчерашнего попутчика, его откровенный жадный взгляд и подумала, что хорошо с ним ехать еще почти двое суток.

Потом снова вернулась в ту ночь. Снова пошел к сердцу тягучий, темный страх… Тогда в больницу понаехали журналисты. Из Ташкента прилетел главный педиатр республики.

Шура испугалась, что ее плану помешают.

Слишком много народу толкается каждый день. Суматоха царила двое суток. Потом все стихло. Тройняшки чувствовали себя нормально. Особых мер не понадобилось. Да и Мухитдинов, опытный врач, встречал в своей практике случаи и посложнее.

В следующее ночное дежурство Шура решилась. Она пробралась к новорожденным и стала искать по номерам на кроватках русских девочек. Кроме тройняшек, русских не оказалось.

Поезд резко затормозил. Шуру тряхнуло.

Сосед проснулся, выглянул в окно.

— Волгу не проехали? — спросил он, потягиваясь.

— Не видела…

— Если проехали, плохо.

— На что тебе Волга? — спросила Шура.

Она с удовольствием отвлеклась от навязчивых воспоминаний. Да и было ли все это? Может, она видела себя во сне? И теперь этот тягостный, страшный сон преследует ее?

— На что мне Волга? — переспросил Алексей. — Не знаю… Люблю Волгу переезжать. От нее душа светлеет. Мне всегда хочется возле Волги остаться Бросить все и остаться. Сколько раз проезжал, всегда так думал.

— А я на Волге выросла. Река как река. Ничего особенного. В последние годы стала грязной. Купаться неохота, потом от нефти не отмоешься, — сказала Шура и пожалела, что сказала. Пускай бы человек о Волге хорошо думал… Зачем портить?

— До Волги еще часа четыре, — прошамкал беззубый сосед из отсека через проход. — Там настоимся. Мосты в ремонте.

Поезд торчал в степи. Ни станции, ни поселка, ни домика. До горизонта ровное травяное море. Зеленые волны накатывались под легким ветерком, белесо серебря внутренними листьями. Народ проснулся и ел. Лупил о столики яйца, чавкал фруктами и чаем, шамкал, сопел и заглатывал первую порцию дневного рациона. Толстый слюнявый ребенок в одном башмачке носился из конца в конец вагона, злобно улюлюкая. Щекастая проводница, громко хлопнув дверью, удалилась в соседний вагон.

— Куда ты едешь? — спросил Алексей.

Шура не знала, что ответить.

Этот вопрос Шура себе не задавала. Хотелось ответить — домой. Но где теперь ее дом?

Вахид увез ее из общежития. Калининская областная больница владела частью пятиэтажки, недалеко от парка. В комнате жили три девушки. Шура, Катя Фролова и Сима Черняева. Катя еще тогда собралась замуж. Сима Черняева, сухая хромоножка, небось, живет там по сей день. Охотников жениться на ней найти трудно… Возвращаться в общежитие Шура не хотела. Поехать к матери в деревню Селище? Шура вспомнила суровую, рано постаревшую женщину с набухшими от тяжелой работы жилами рук, бестолкового алкаша папашу по кличке Заяц. Однажды, зацепив по пьянке забор, он разодрал губу. Эта раздвоенная шрамом губа и стала причиной прозвища.

Шура вспомнила убогую бессмысленную волокиту с раннего утра до позднего вечера. Волокиту ради самого существования на белом свете — с тонкой облезлой избы, колодезным оброком — три ведра с коромыслом… Еженедельным полосканием белья с мостков. Вспомнила мутную масленую Волгу, превращенную человеческой жадностью в стоячее болото. От стариков Шура слыхала, что раньше Волга быстрой чистой водой бежала по перекатам. В сетях поутру рыбаки находили и судака, и стерлядь, и много другой вкусной дорогой рыбы.

Потом понастроили плотин, вода встала болотом, ценная рыба подохла. В деревню Шура возвращаться не хотела. И не только из-за скукоты, ожидавшей ее в Селищах. Шура теперь должна прятаться. Надо такое присмотреть место, чтобы не нашли. А искать будут. Шура в этом не сомневалась.

— Куда еду? Да куда глаза глядят, — ответила она Алексею, уже и не чаявшему дождаться ответа.

— Вот те на! — удивился сосед. — Такая ладная молодица и без якоря? — Голубоватая сталь глаз замерла внимательным вопросом.

— Так уж вышло… Может, когда и расскажу… А ты куда?

— Туда же, — ответил Алексей и показал белозубую пасть.

— Как это? — не поняла Шура.

— Вот так. Куда глаза глядят, а поезд везет.

На верхней полке зашевелился сосед. Он беспробудно спал с самого Ташкента. Теперь он свесил ноги и ошалело огляделся.

— Где мы есть?

— Ишь, проснулся, — сказала Шура. — Если бы не сопел, я уж думала, помер. Почти сутки придавил… В степи стоим, скоро Волга…

Сосед почесался пятерней, промычал что-то невразумительное и снова повалился на полку. Через минуту опять засопел. Локомотив свистнул, загудел. Состав дернулся и, нехотя набирая скорость, поплыл по степи.

— Вот что, соседка… Пойдем завтракать в ресторан? Я приглашаю, — улыбнулся Алексей.

— У нас свои харчи пропадают, — неуверенно ответила Шура.

— Не пропадут, на полках еще насидимся.

Надо для души просветление устроить, да и знакомство отметить. — Алексей приглашал просто, без рисовки. Шура подумала и согласилась.

— Подожди, я тогда хоть немного марафет наведу…

— Давай. А я пока в тамбуре перекурю. — Алексей извлек из кармана пачку «Беломора» и моментально исчез. Шура достала платье, сунула за пазуху пакет с деньгами и паспортом и, взяв маленькую сумочку, отправилась в вагонный умывальный сортир.

С трудом балансируя в загаженном пенале, она чудом умудрилась вынырнуть из спортивного синего трикотажа. Не прикасаясь к грязному умывальнику, облачилась в легкое сиреневое платьице. Умылась, причесалась, а потом, вернувшись на полку, закончила скромными косметическими штрихами свой выходной марафет.