Анна Антоновская - Жертва

• Название: Жертва
• Автор: Анна Антоновская
• Издательство: Мерани
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1978

---

«В первопрестольный Мцхета не пускают, – магометанин и не желанный народу… Нехорошо», – подумал Шадиман.

Симон ни о чем не думает. Он горделиво сидит на черном жеребце, красуясь на солнце дорогой царской одеждой и выкрашенным усом. Торжественная процессия приближается к Сионскому собору. И вдруг замешательство. Сутолока. Все топчутся на месте. Кони стучат копытами. С балкона свалился ковер. На соседней крыше громко захохотали.

Симон привстал на стременах и повернул коня, небрежно бросив: «Раньше помолюсь в мечети».

Исмаил-хан, Карчи-хан и вся персидская знать, выразив радость, последовали за Симоном.

На строимом минарете блеснули голубые изразцы. К мечети хлынули с фанатичными выкриками кизилбаши в красных войлочных колпаках.

В тревоге Шадиман приблизился к Симону. Но напрасно опытный князь хотел удержать от гибельного поступка неопытного царя. Шадиман вздрогнул, он заметил смеющиеся глаза Саакадзе. «Все пропало, Симон процарствует меньше, чем Баграт».

Симон гордился своим решением, только что пришедшим ему на ум. «Царь должен сам думать. От шаха получил трон, за чалму „льва Ирана“ буду держаться, кто свалит? Шадиман мудрец, его советы полезны, но пока пусть следит за майданом, пусть овец меняет на благовония, сыр на бархат. Говорят, торговля наполняет царские кисеты. Мой отец любил кисеты, но царскими делами я буду управлять не хуже Шадимана».

Толпа странно затихла. Застыли амкарские знамена.

Вдруг взвизгнула зурна, и народ стихийно повернул к Сионскому собору.

Дато быстро переглянулся с Саакадзе и, пропустив более половины процессии, рассек воздух нагайкой. Азнауры на конях врезались в середину.

– Куда?! – притворно закричал Дато. – Разве не знаете, царь – магометанин, поэтому раньше в мечеть поехал?

Толпа загудела.

– Шахсей-вахсей хотите устроить? – тихо спросил Дато, перегнувшись через седло. – Тебя, Сиуш, прошу, не время еще.

Азнауры, образовав цепь, направили, – «чтобы густо для собаки не было», – половину амкаров к мечети.

Шадиман видел притворные усилия, но в душе оправдывал азнауров.

По дороге в мечеть толпа таяла, ловко ныряя в закоулки, переваливаясь через заборчики. К мечети подошли почти одни персияне.

Но после мечети Шадимана ждала еще большая неприятность. У Сионского собора выяснилось – католикос не выйдет навстречу царю. Церковь только для виду признала Симона, навязанного шахом Аббасом.

Но Симону не до церкви.

«Жаль, – думает он, – Шадиман не удержал ведьму Гульшари и ее бесхвостого черта, не видели они, как блестит на мне корона. Надо пир двухнедельный устроить с разноцветными огнями, подобно исфаханскому, невесту себе выберу. Жаль, я и шах Аббас враждуем с Теймуразом, говорят, у него дочь красивая, хотя слишком молодая. Может, к русийскому царю послать за царевной? Или к греческому? Луарсаб, кажется, хотел на греческой жениться».

На остроконечной башне взвился стяг Багратидов.

«Почти бежал, а сейчас царем возвращаюсь», – восхищался собою Симон, въезжая в Метехи.

Саакадзе и «барсы» переступили порог замка. Они взволнованы. Где остроумный Луарсаб? Где красавица Тэкле? Где их бурная молодость?

Звенят пандури. Бьют барабаны. Развевают шелка танцовщицы. Царский пир. Фонтан окрашен зеленовато-оранжевым огнем. Сереброгорлые кувшины стоят на пестрых коврах. В роги хлынуло вино времен Левана Кахетинского.

Но Шадиман все больше тревожится: не прибыли Гуриели, Дадиани, Мухран-батони, Ксанский Эристави. Открытый вызов!

Георгий Саакадзе оставался в Метехи только один день. Он, Папуна, Дато, Ростом, Гиви и Эрасти выехали из Тбилиси.

Снова родные леса, долины, горы. Не заезжая в придорожные духаны, не останавливаясь в знакомых деревнях, гонят коней.

А вот Носте, родная Ностури! Скорей, скорей к любимой Русудан!

Навстречу Георгию неслись по лестнице сыновья – Автандил, Бежан и Иорам. Автандил, перескакивая ступеньки, подбежал первым.

Саакадзе изумленно оглядывал Автандила, высокого, красивого, похожего на Русудан. Сердце Георгия забилось. Он схватил сына, но вспомнил другого: нет, я не изменю тебе, любимый Паата! И Георгий с нарочитой сдержанностью обнял сыновей:

– А это кто? Сын Эрасти? Какой молодец! – Русудан навсегда взяла в свою семью Дареджан, жену Эрасти, с сыном.

Три дня замок оглашался радостными криками. На всех площадях, во дворе, на лестницах, у ворот толпились ностевцы. Каждый хотел поближе увидеть Георгия, каждый хотел услышать – правда ли, Георгий совсем вернулся в Картли.

Молодежь просилась в личную дружину, пожилые предлагали немедленно сесть на коней. Старики рвались строить новые укрепления, мальчики просились в факельщики.

Носте, беспокойное Носте снова бурлило, снова дышало полной грудью.

Георгий беседовал со стариками, проверял молодежь, хвалил мальчиков, советуя заняться немедля подготовкой факелов. Расспрашивал пожилых о наличии коней и без устали шагал, шагал по уличкам любимого Носте, сопровождаемый возбужденной толпой.

Дато и Хорешани уехали гостить в Амши. Там, в маленькой церкви, по настойчивой просьбе Дато, они тихо обвенчались, ибо минул год, как скончался старый князь, муж Хорешани.

В Носте прискакали Даутбек и Димитрий. Они рассказали о решении кахетинской Тушети. В лесах и ущельях устроены завалы и засады. Тушины ждут сигнала.

Саакадзе внимательно слушал Даутбека. Поддержка не только горных, но и кахетинских тушин расширяла план войны. Саакадзе понимал: и Даутбеку нелегко дались тушины, но пусть Даутбек радуется: клятва Саакадзе у жертвенника горной Тушети будет настоящей клятвой.

Сегодня к Саакадзе съехались все родные «барсов». Приехали Дато, Хорешани, приехал Иванэ Кавтарадзе. Он еще больше располнел. Самодовольно посматривая на Дато и на княгиню Хорешани, Иванэ вытирал синим платком потный затылок. Дед сидел рядом с Димитрием и не спускал с него счастливых глаз. Димитрий признался:

– Разве я мог не повидать деда? Разве мог перед боем с персами не перецеловать все морщинки на дорогом лице?

Даутбек вздохнул: «Сколько морщинок прибавилось на дорогих лицах матери и отца? А бедная Миранда как вдова живет. Сейчас счастлива. Ростом влюбленным ходит, а кто знает, сколько „барсов“ после войны с персами в Носте вернется? Если суждено, пусть лучше я погибну, чем Ростом. Но у каждого человека судьба висит на его шее».

Русудан и Георгий провожали друзей. Тепло мерцали звезды. В потемневшей траве призывно стрекотали цикады. Тихо шелестела листва. В такие вечера неясное томление охватывает человека и хочется молчать, ощущая горячую руку в своей руке.

Георгий и Русудан поднялись на площадку. Как коротки их часы! Русудан положила голову на плечо мужа.

– Останься, Георгий, еще хоть на один день останься, – просила Русудан.

– Не могу, моя Русудан. Разве Карчи-хан не замышляет уже против Картли? Разве Шадиман не нашептывает Исмаил-хану советы? Нет, надолго их нельзя оставлять одних. Скоро, моя Русудан, будем вместе.

Георгий собрал в покоях Русудан сыновей. В эти хлопотливые дни он внимательно присматривался к своей семье. Девочки были подростками, Автандил и Бежан стройными юношами. С ними хотел говорить Георгий.

– Отец, я чту твою волю, но позволь сказать правду. Мое сердце и ум тянутся не к оружию, а к науке, – говорил юный Бежан. – Я хочу изучить прошлое мира, прошлое нашей страны.

– Наше прошлое записано кровью, мой Бежан, каждая страница дышит войнами и борьбой за родину, за счастье быть грузином. Пятнадцать веков беспрерывных боев… И помни, самая благородная наука – любовь к родине. Конечно, не только мечом можно отстаивать свое право, но только мечом можно утверждать свою силу.

– Да, мой большой отец, но крест часто заменяет меч. Я глубоко взволнован чистотой нашей веры. Десять заповедей – это нравственная сила человека. «Не убий», – и я не убью.

– Я тебя не принуждаю, мой Бежан, но помни, даже монахи носят под рясой кинжал. Думаю, для защиты левой щеки, когда их бьют по правой. «Не убий» для друга, а для врага убей, сколько можешь. И все ученые, все лучшие люди прославляют доблесть воинов. Наша гордость – Шота Руставели. А о чем говорит «Витязь в тигровой шкуре»? О любви, дружбе и отваге. Вот в чем нравственная сила человека.

– Ты прав, мой большой отец, но пути бывают разные. Я хочу молить небо о ниспослании нашей стране умиротворения…

– Моли, если хочешь, но я думаю, небо мало занимается нашей суетной землей. Если бы ты слышал мольбу тысяч матерей, их вопли, когда сарбазы разбивали о камни головы детей, если бы ты видел, как конница врагов втаптывала в грязь обессиленных женщин, если бы ты видел, как пробовали ханы острие шашек на шеях юношей, если бы ты видел… Да, мой Бежан, такое видение рождает любовь и ненависть, но не веру в милосердие неба. Ты еще юн. Скажи, отец Трифилий часто беседовал с тобой о небе?