Анна Антоновская - Ходи невредимым!

• Название: Ходи невредимым!
• Автор: Анна Антоновская
• Издательство: Мерани
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1979

---

– Не кощунствуй, сын мой, не кощунствуй! – Дато взглянул на изумленного Гиви, и его громкий смех прокатился по темному коридору.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Боярская усадьба Юрия Хворостинина раскинулась на Царевой улице, недалеко от Успенского вражка. Высокий дубовый забор, железные ставни на оконцах и смотрильня над тесовыми воротами, обитыми листовым железом, делали хоромы схожими с крепостцой, готовой к осаде, и лишь ярко-синее крыльцо с пузатыми столбиками веселило глаз. Обширный тенистый сад оберегал хоромы от уличного гомона, а многочисленные службы уходили в глубь двора.

Юрий Хворостинин торопливо откинул пышный полог, конец атласного одеяла скользнул на персидский ковер. Он пересел на бархатный столец и окинул взглядом опочивальню. Окованные тяжелые сундуки, полные соболей и черных лисиц, прочно стояли на месте, в иных сундуках хранились кафтаны, ферязи, однорядки, а от моли и затхлости спасала кожа водяной мыши. В шкафах покоились парчи и бархаты. По углам в ларцах хранились кисы с ефимками. И шелковые наоконники, наполовину отдернутые, пропускали мягкий, успокаивающий свет.

Боярин поднялся, как всегда, до ранней обедни, и не успел открыть глаза, как его охватило какое-то беспокойство. «К чему бы?» – удивился всегда веселый боярин и принялся вспоминать последние дни. Они были радостны, как красное солнышко: государь милостиво пожаловал его в ближние бояре и воеводством на Терках. По этому случаю да еще по случаю спасения племянницы двойной сегодня у него, Хворостинина, великий пир. Вот-вот, тут-то и загвоздка! Не забыл ли он чего? Всех ли именитых бояр лично объехал с приглашением? Господь миловал, всех. А ко всем ли менее почетным направил холопов? И здесь господь миловал – все чисто, с боярыней подсчитал. Может, с ключником не все кладовые и погреба обошел? Куды там, всю снедь и питие в беременных и полубеременных бочках верно на глаз прикинул: и простое вино, и боярское, и даже тройное, наибольшей крепости, уже разлито по ендовам и ведеркам, а заморские – мальвазия, бастр и алкан – дожидают кубков. А может, с дворецким чего недоглядел? Куда ж дальше доглядывать: холопов приказал вырядить в разноцветные кафтаны и желтые сапоги. И встречи наметил: боярину Ордын-Нащокину три встречи – у ворот подсобит ему выйти из рыдвана дворецкий Ивашка, посеред двора в пояс поклонится племянник Матвей, а на крыльце сам хозяин окажет почет. И разметил, каким боярам полагаются две встречи. Может, помолиться, так и блажь пройдет?

Наскоро накинув однорядку, боярин вышел через малую приемную в молельню. Здесь ради дня воскресения собралась вся семья и, по заведенному обычаю, приживалки, захребетницы, ближние холопы и холопки. Домовый поп в праздничной ризе дожидался боярина.

Быстрым взглядом окинув икону «Тайная вечеря». Хворостинин вдруг понял причину своего беспокойства и постарался молитвой отогнать тревожную думу. Но, неистово крестясь перед образом в дорогом киоте, украшенном каменьями и жемчугами, он мрачно вместе с молитвой повторял: «Если посадить Стрешневых и Хитровых по правую руку, а Милославских и Толстых по левую… опять грузины позади останутся. А рядом, упаси бог, – Хованские обидятся. Одежка-то на свитских грузинах грошовая, и сами бог весть какого рода… Пристав сказывает – дворянского, а где слыхано, чтобы дворяне пешим ходом Москву колесили?.. Может, с Языковым посоветоваться? Кум… Боярыня уговаривает помешать их с молодью – Лопухиными. Долго ли до греха, задорны больно, – хотя и сами выползли, бают, из худородного дворянства, а, поди, ниже Языковых не садятся… И что это нечистая сила дернула меня звать на пир неведомо кого? Ну, храбры грузинцы, приятны, слов нет, – так непременно звать? А потом изводиться, как их рассаживать…»

Напоследок размашисто перекрестив лоб, Хворостинин поспешил вниз, откуда доносился звон расставляемой посуды.

В хоромах Хворостинина с утра сумятица. На дубовые длинные столы набрасываются бархатные подскатерники с золотой швейной каймой. Все богатство хором выставляется напоказ. «Чистые холопы» ставят в ряд серебряные тарели, кованые чаши, фаянсовые кувшины. Особенно бережно устанавливают в кубках из зеленого стекла водку царского «Данилова кабака».

Наблюдая, как покрывались широкие скамьи праздничными налавочниками, как придвигались к узким столам с фигурными ножками стольцы-табурцы, украшенные кусками яркой материи, как расставлялись стольником фигурные подсвечники с восковыми и сальными свечами, как через шесть тарелей клался один нож, оправленный золотом и камнями для красоты, а через две тарели двузубые вилки, богатства ради, Хворостинин продолжал мучиться: «Ежели Нарышкиных посадить выше Пушкиных, то грузинцы опять попадут ниже Ртищевых, что не гоже…»

Выслушав дворецкого, что махальщики уже разосланы до самого конца проулка, а сто разодетых холопов посланы выкрикивать встречу, Хворостинин с сердцем наказал: «Не прозевать кого, а то батогами забью!» – и, измученный до предела, решил не определять грузинам места, а ежели полезут выше Нарышкиных, сослаться на дикость иверских дворян, кои не блюдут старшинства, а скопом к столу устремляются.

А в терему боярыня сбила с ног мамушек, кумушек и златошвеек. Открыты все сундуки и ларцы, вынуты сарафаны и уборы, серьги и жемчужные подвески. Боярин еще с вечера наказал, чтобы в полпира боярыня ко всякому в ином уборе выходила. Поди сорок разов придется кику скидывать…

Хворостинин надел желтые атласные штаны, с помощью постельничего натянул зеленые сафьяновые сапоги, поправил ворот с дорогими запонами на красной шелковой рубахе, подтянул кованый кушак черкесской работы и прицепил к нему поясной нож с самоцветами на рукоятке.

За окном раздался надрывной выкрик махальщика: «Едут!»

Поспешно застегнув тонкосуконную однорядку и накинув на голову бархатную скуфейку, шитую жемчугом, Хворостинин важно направился к выходу.

Боясь приехать первыми, гости подъезжали медленно, осмотрительно. Двор наполнялся возками, рыдванами, конями. По указанию дворецкого, одних гостей холопы вели под руки, другие шли сами, а третьи – целовальники, подьячие, разная мелкая сошка – толпились у крыльца, ожидая, пока дворецкий позовет их на пир.

Хворостинин лобызался с равными себе. Они оставляли верхнее платье в передних комнатах, но брали с собой шапки, а в них – тафтяные носовые платки с золотою бахромою.

– Коням твоим не изъезживаться! Цветному платью не изнашиваться! – говорили хозяину гости, входя через низенькие, обитые войлоком двери в сени.

Будто все приглашенные в сборе, но Хворостинин тревожился – грузинцев нет… Ну и господь с ними! И тут же сожалел: или прохладно звал? Или дорогу не нашли? Послать разве навстречу челядинцев с фонарями?

Но тут крыльцовая дверь распахнулась, и, сбрасывая белые с золотыми позументами абы, торопливо вошли Дато и Гиви.

От неожиданности бояре на миг застыли и без стеснения стали разглядывать грузин. Каких только алмазов, яхонтов, изумрудов не сверкало на диковинных, отороченных мехом коротких кафтанах, у одного цвета спелой малины, у другого цвета подсолнуха. Искры сыпались с перстней, унизывавших пальцы. Жемчуг вперемежку с яхонтом вился вокруг шеи. Пластины из чеканного золота горели на их поясах. Мягкие сапоги из голубого и красного сафьяна сверкали сапфировыми звездочками, а над ними задорно подпрыгивали золотые кисти. Но еще больше дивились бояре на невиданное оружие – кунды, индийские сабли с замысловатым сочетанием камней на слоновой кости.

Изящные поклоны, которые посольские дворяне отвешивали сначала хозяину, а потом, по старшинству, боярам, совсем расположили к ним именитую знать.

«Но откуда проведали, что Стрешневы выше Лопухиных?!» – поражался Хворостинин.

И вдруг ни с того ни с сего шепнул надменному и строптивому боярину Милославскому:

– Из знатных князей, царю иверскому ближние люди, только блюдятца шаховых посланцев, оттого и рядятся в простое платье и на коней не саживаются.

И пока Милославский делился новостью с соседями, а те с другими боярами, Хворостинин подхватил «барсов» и усадил рядом с собою по правую и левую руку.

Наступало время полпира.

Широко распахнулась дверь, вошла боярыня в темно-зеленом сарафане и жемчужной кике, держа поднос с кубком. За нею следовали пестрой толпой сенные девушки. Подойдя к старшему Морозову, боярыня низко ему поклонилась. Поклонился ему и подошедший Хворостинин, в голос с женой проговорив:

– Не откажи в чести вина пригубить!

– За тобой следом, боярин! – ответил с поклоном Морозов, принял кубок и осушил его. – Счастья и богатства дому вашему, а вам во здравие!

Застучали кубки. Боярыня вышла и вскоре вернулась, но уже в синем атласном сарафане и в другом кокошнике. Снова пенился на подносе золоточеканный кубок. Как раньше к Морозову, подошла она к Нарышкину и поднесла ему кубок: