Антон Антонов - Время войны

• Название: Время войны
• Автор: Антон Антонов
• Жанр: Боевая фантастика

Новобранец, стоявший на посту в парке боевых машин, по идее вообще не должен был попасть в караул, поскольку служил всего полтора месяца, а в парке стояли новейшие танки, охрана которых была делом особой важности.

Но больше ставить на пост было некого. Позавчера последние старослужащие уехали в командировку на восток, и в полку остались одни новобранцы. Только некоторые сержанты служили больше года, а среди рядовых даже тех, кто перешагнул за полгода, было мало. И в этот вечер в караул пошли те, кто принял присягу всего неделю назад.

Перед выходом на посты новобранцев еще раз предупредили об особой важности охраны парка боевых машин, и теперь часовой страшно мандражировал, пересчитывая в уме, сколько всего было предупреждений.

---

В центре фронта у легиона зияла дыра, и ее никак не удавалось заткнуть. Правда, целинцы перли прямиком в новый котел, потому что у них за спиной фланговые группировки легиона стремительно рвались навстречу друг другу, на соединение, не отвлекаясь на тыловые проблемы — но все равно перешеек следовало прикрыть.

А прикрывать его было нечем. 72-я фаланга, оттянутая с перешейка, истратила весь артиллерийский боезапас на подавление мятежа и поджог города. Вернее, не то чтобы весь — но экстренные перемещения оторвали ее от тылов, которые тут же подгребли под себя наступающие фаланги. Девиз был «Все для наступления», и те части, которые находились на острие атаки, беззастенчиво этим пользовались.

А 13-я в относительно мирном до мятежа Чайкине не только сохранила свои тылы, но имела еще как минимум по два-три боекомплекта в центуриях — то есть ее можно было бросать в бой хоть прямо сейчас.

Вот только полковник Шубин бунтовал и требовал дать фаланге отдых после адской ночи в Чайкине. А потом требовать перестал и просто молча саботировал чрезвычайную переброску. И ничего нельзя было с ним поделать — разве что расстрелять, но расстрел командира — далеко не лучший способ поднять боевой дух солдат перед выполнением важной задачи.

Да и заменить его некем все равно. Все стоящие офицеры из 13-й давно переброшены на передовую. К тому же Шубин говорит разумные вещи. Целинские ополченцы с окруженцами без танков и машин до перешейка раньше чем через двое суток все равно не дойдут. А может и вовсе не дойдут, потому что авиация уже вернулась на передовую и с удвоенной энергией работает по пешим целинским колоннам. Хотя у нее тоже большой перерасход боеприпасов, но это пока не смертельно.

А пока 13-я просыпается от спячки, перешеек можно прикрыть ударными частями Казарина. Он, не в пример землянам, отдыха не требует и сам стремится как можно скорее убраться из сожженного Чайкина. Родной город все-таки.

Но что характерно, Казарин по-прежнему винил во всем органцов и чайкинистов-броневистов. Это они, действуя с двух сторон, спровоцировали горожан на бунт. «Страховцы» — своей безумной жестокостью, а партизаны-бранивоевцы — своим стремлением навредить врагу любой ценой, не жалея жизни мирных людей.

Все это он высказал своей дочери, когда неожиданно вышел с ней на связь. И добавил, что легионеры, конечно, тоже зло — но все-таки меньшее зло.

— Вспомни, кто убил твою маму, — сказал он.

Ее маму убили органцы, и Лане не надо было об этом напоминать. Голос ее задрожал и сорвался.

— Но они же теперь заодно! — выкрикнула она.

— Они не заодно, — покачал головой Казарин. — Просто так получилось. Но это не может длиться долго.

54

Где, как и когда подполковник Органов Голубеу выскользнул из окружения, осталось загадкой. судя по тому, что он не потребовал отправить его в глубокий тыл, в окружное управление, которое одно вправе решать вопрос о дальнейшем использовании сотрудников такого ранга, а согласился остаться в прифронтовой полосе, в заградительной службе, дело тут было нечисто — но подробности сгинули навсегда.

Если кто чего и знал, то он прожил недолго — на этот счет у заградительной службы было достаточно полномочий и возможностей.

Голубеу согласно рангу поставили решать судьбу старших офицеров, и когда началось контрнаступление, окруженцев в звании от майора и выше приводили к нему пачками.

И однажды привели майора Никалаю — почерневшего, оборванного, худого, как щепка, и без правой руки.

— Он был один?! — спросил Голубеу с таким неподдельным волнением, что удивились даже видавшие виды органцы из его новой команды.

— Нет. Группа из 48 человек, он старший.

— Где остальные?

— В фильтрации.

— Немедленно собрать всех. Выяснить, нет ли среди них солдата по фамилии Иваноу. Если есть — немедленно ко мне.

Через несколько минут весь фильтрационный пункт знал, что в сети попалась крупная рыба. Захвачен резидент амурской разведки, один из организаторов военного мятежа в Закатном округе — майор Никалаю, которого лично архипредатель Страхау оберегал от возмездия.

А разоблачил его в последние дни перед войной нынешний замначальника передвижного фильтрационного пункта Голубеу. Правда, под бомбежкой Никалаю удалось сбежать, но от подполковника еще никто не уходил.

Враги для правдоподобности отрезали своему агенту руку и снова забросили его в тыл народной армии. Но бдительность заградительной службы оказалась на высоте. Подозрительного однорукого майора привели к подполковнику Голубеу, и тот его сразу узнал. А потом перехватил и его ближайшего приспешника, который рядился в форму рядового солдата и почти уже уехал обратно на фронт. Рядовых на фильтрационном пункте долго не держали — сразу разбирали по ротам и в бой.

Теперь у Голубеу возникла другая проблема. Он сам вызвался отвезти ценных пленников в Уражай, но не было транспорта. Каждая машина и каждая капля бензина — на вес золота. Лошадей и тех нет.

А Никалаю и Иваноу сидели в глубокой мокрой яме, которая заменяла на фильтрационном пункте тюремную камеру, и сапоги часовых сбрасывали им на головы полужидкую грязь.

Право же, не так они оба представляли себе встречу со своими. Майор и рядовой уже успели забыть, что в день начала войны они были арестованы. Недоразумение, не больше — война все спишет.

А вот не списала. И если раньше была хоть какая-то надежда оправдаться, то теперь и думать нечего. Радоваться надо, что наверху стоит часовой, которому под угрозой расстрела приказано сохранить арестованных в целости. А то бы давно разорвали. Амурский шпион, мариманский приспешник и вдохновитель мятежа — разорвали бы как пить дать.

Вид майора, правда, некоторых смущал. Не всем верилось, что ради каких угодно шпионских козней можно так запросто расстаться с правой рукой. С левой еще может быть, а с правой…

Но нашлись умные люди, объяснили. Оказывается, когда Никалаю в первый раз бежал, Голубеу вдогонку прострелил ему руку, да так удачно, что обойтись без ампутации было никак нельзя.

А то, что, прорываясь к своим, Никалаю оставшейся рукой убил трех мариманов, которые в панике полезли из подбитой БМП без бронежилетов, и было это на глазах у тех, кто потом сдал его на фильтрационный пункт — так тут вообще никакого противоречия нет. Чего не сделаешь ради удачного внедрения.

— Расстрелять их и дело с концом, — ворчали солдаты, которые устроили настоящее паломничество к яме в надежде хоть одним глазком посмотреть на живых шпионов.

— Да нет — расстрелять мало будет, — возражали другие.

И только самые разумные урезонивали и тех, и других:

— Да вы что! — восклицали они. — вы представляете, сколько ценных сведений из них можно вытянуть? Их в штаб надо, в самый главный. Там допрашивать умеют. а потом, конечно, казнить. Прилюдно, на площади, чтоб все видели.

— И по телевизору показать, — поддакивали четвертые, а Никалаю и Иваноу слушали все это из ямы, и Игар плакал не стесняясь, а майор держался из последних сил. Его так и подмывало броситься на часового и добиться, чтобы он застрелил пленника на месте. А то ведь и правда казнят на площади перед телекамерами, как главного врага целинского народа.

Спрашивается — за что?!

А тем временем виновник всех несчастий Голубеу пытался выбить у окружного управления транспорт. В Уражае вовсе не считали, что эти пленные так уж важны, особенно теперь, когда началось контрнаступление и с этим недоразумением на западе будет покончено в ближайшие дни. И когда какой-то замначальника фильтрационного пункта требовал бронепоезд для вывоза двух арестантов, это вызывало у собеседников сомнения в его психической полноценности.

Наконец в управлении все-таки нашлась машина, которая все равно ехала в сторону передовой и на обратном пути могла забрать этих особо ценных пленников. Но приедет она только завтра к вечеру и до утра обратно не пойдет.

Пришлось согласиться и на это. Хотя завтра фильтрационный пункт наверняка перебазируют дальше на запад, Голубеу это не коснется. На него возложена ответственность за пару амурских шпионов, и все остальное для него теперь второстепенно.

И он, вздохнув, отправился допрашивать резидента, не зная, что Никалаю уже изготовился к прыжку, полный решимости стащить за ноги в яму любого, кто неосторожно приблизится к краю на подходящее расстояние.

55

Первое офицерское звание было самым своеобразным во всей системе чинов легиона. Если остальные эрланские звания имели в русском языке однозначные соответствия, то с этим вышел разнобой. Изначально был предложен термин «прапорщик», но не все оказались довольны, и он сохранился только в некоторых фалангах, преимущественно тыловых.

Морские и воздушные фаланги единодушно переименовали «прапорщика» в «мичмана», а сухопутные в большинстве своем и вовсе отошли от советской системы званий, обозвав обладателей первого офицерского чина «поручиками».