Елена Арсеньева - Танец на зеркале (Тамара Карсавина)

• Название: Танец на зеркале (Тамара Карсавина)
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-09962-X

Даже лишившись родины, общества близких людей и привычного окружения, женщина остается женщиной. Потому что любовь продолжает согревать ее сердце. Именно благодаря этому прекрасному чувству русские изгнанницы смогли выжить на чужбине, взвалив на себя все тяготы и сложности эмиграции, — ведь зачастую в таких ситуациях многие мужчины оказывались «слабым полом»… Восхитительная балерина Тамара Карсавина, прекрасная и несгибаемая княжна Мария Васильчикова — об их стойкости, мужестве и невероятной женственности читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…

---

— Фальшивые паспорта! Поддельные бумаги! А ну, связать их да запереть в сарае, пока Чека не приедет!

При упоминании Чека у Тамары подкосились ноги. Паспорта и впрямь были сомнительными бумажками, но не пропадать же здесь! Кажется, дипломатические таланты ее сдержанного супруга тут не помогут. Надо не обороняться, а наступать! С этими пьяницами следует разговаривать на их языке!

Она выскочила на крыльцо… Муж потом скажет, что она была похожа на тигрицу. Тамара потрясала старым пропуском в Москву, подписанным самим Чичериным. Пропуск в Москву был так же уместен в местных лесах, как накомарник на Елисейских Полях, однако имя Чичерина произвело впечатление. Тамара мысленно поблагодарила комиссаров за то, что политическая обработка здесь стоит на высоте.

Мужики явно струхнули и заколебались.

— Отпустите бедную барыню с ребеночком, чего пристали! — сердито выкрикнула хозяйка, у которой ночевали путешественники. Ее поддержали и другие крестьянки, которые собрались на шум.

— Ладно, — нехотя протянул душегуб. — Везите их на ту сторону, к комиссару.

— На пароме! — выкрикнула Тамара. — В лодку я не сяду!

На счастье, до прибытия парома оставалось не так много времени.

Кое-как погрузили багаж, потом сели Брюс, Тамара, Никита. Их сопровождал конвой из нескольких .более или менее трезвых мужиков. «Разбойник» остался на берегу и вполне добродушно махал вслед. Он еще больше опьянел, с трудом удерживался на ногах и уже слабо соображал, что происходит.

Тамара отвернулась, с тоской уставилась на свинцовое небо. И волны озера тоже были свинцовыми…

Во время пути конвойные еще больше протрезвели и отчего-то озлились. Прямо с пристани они повлекли путников к комиссару.

Вечерело, на улице сгущалась тьма. Душная комнатка, куда их привели, освещалась маленькой керосиновой лампой, поэтому Тамара не видела лица этого комиссара — только темные очертания фигуры, мрачные, пугающие…

Он долго вчитывался в документы. Малограмотен, что ли? Однако манера говорить выдавала в нем образованного человека.

— Я выпишу вам пропуск на двенадцать часов, начиная с полуночи.

— Как на двенадцать? — испугалась Тамара. — Нам еще шестьдесят верст до Белого моря!

Он посмотрел так пристально, что она, чудилось, различила, что у него серые глаза. Или показалось?

— У вас двенадцать часов, чтобы добраться до Сумского Посада! — настойчиво сказал комиссар. — Советую поспешить, или пожалеете!

Ну да, понятно. Потом их схватят, поставят к стенке… Двенадцать часов! Почему не тринадцать, не двадцать, не сутки? Почему он дал им так мало времени? В Петрограде были карточки на хлеб, а это — карточка на время!

Ладно, спорить бессмысленно, нужно было срочно искать возчиков.

Выехали чуть свет. Ночью прошел дождь, лошади неуверенно ступали по скользкой дороге. Внезапно выглянувшее солнце дробилось в многочисленных лужах, они сияли, отражая голубое небо. Ехали словно по осколкам зеркала.

Тамара нервно стискивала руки у груди, незряче вглядываясь в эти «осколки». Двенадцать часов, всего двенадцать часов! Казалось бы, столько пришлось ей уже испытать, столько страхов пережить, но никогда она не чувствовала себя так неуверенно, как сейчас, в этом пути по скользкой дороге, на которой разъезжались ноги лошадей… Вот точно так же разъезжались ее ноги на том пыльном зеркале, на котором она однажды танцевала в кабаре «Бродячая собака»! Танцевала, пытаясь удержаться на одном пальчике в арабеске, и безумно боялась, что поскользнется и упадет, что при очередном прыжке зеркало разобьется у нее под ногами. Нет, не потому боялась, что ушиблась бы или изрезала ступни в кровь. Но какой был бы для нее, ведущей балерины Мариинки, позор!

Она так боялась разбить зеркало, что даже не думала о том, что танцует босиком, что на ней нет почти никакой одежды… так себе, какая-то чисто символическая тряпочка, которая больше открывала, чем прятала. Тамара танцевала партию Психеи из балета «Амур и Психея». Психея — это душа, а ведь душа и должна быть обнажена!

Впрочем, сколько себя помнила Тамара, душу свою она как раз таила, прятала. Даже в семье ее считали очень скрытным ребенком. «Странные нынче дети пошли!» — качала головой мама. Впрочем, особенной откровенности и не требовалось, главное было — дисциплина во всем, даже в еде. Отец был танцовщиком, а это значило, что он никогда ничего не ел утром, только выпивал три или четыре стакана чаю. Потом целый день у него не было времени поесть, да и возможности не было — «уроки у палки», то есть упражнения у станка, репетиции, потом спектакли… Глядя на него, Тамара на всю жизнь усвоила отношение к еде как к чему-то сугубо второ — или даже третьестепенному. Впрочем, она была маленькая, тоненькая, ей и в самом деле достаточно было поклевать, как птичке. И вообще, чем легче балерина, тем лучше танцует. А то, что Тамара станет балериной, для матери само собой разумелось.

— Прекрасная карьера для женщины! — говорила она. — Мне кажется, у девочки есть склонность к сцене. Она обожает переодеваться и постоянно вертится перед зеркалом. Даже если она и не станет великой танцовщицей, все же жалованье, которое получают артистки кордебалета, намного больше, чем любая образованная девушка может заработать где-либо в другом месте. Это поможет ей обрести независимость.

Ты сама не знаешь, о чем толкуешь, матушка! — сердился отец. — Я не хочу, чтобы мой ребенок жил среди закулисных интриг. Тем более что она, как и я, будет слишком мягкой и не сумеет постоять за себя.

А Тамаре казалось, что мечта о театре жила в ней всегда. Это был мир такой же сверкающий, как тот, что она видела в калейдоскопе. Даже интриги и тревоги казались ей лишь оборотной стороной его очарования и не внушали ей отвращения!

В конце концов отца удалось переупрямить, и Тамара начала ходить к старинной приятельнице родителей, Вере Жуковой, которая стала ее учить основам танца. Няня Дуняша, которая водила Тамару на уроки, была этим чрезвычайно недовольна и беспрестанно ворчала:

— Взбрело же мамаше в голову мучить ребенка! Знавала я одного акробата, так ему переломали все кости, чтобы он стал гибким!

А Тамара была счастлива на этих уроках. Брат Лева, правда, подсмеивался над ней и передразнивал, ходил, вывернув ступни, и делал нелепые жесты, умильно поводя головой. А его радовало то, что отец начал собирать для него библиотеку! Денег на дорогие книги не хватало, поэтому отец покупал дешевые издания и сам переплетал их. Впрочем, Тамара эти книжки тоже читала запоем. Больше всего ее воображение поразили «Серапионовы братья» Гофмана. Конечно, она мало что поняла в смысле произведения, но соединение фантастики с реальностью ее поразило. Именно этим и привлекал ее театр — на сцене, в этом волшебном мире, можно было укрыться от бытовых неурядиц, ссор, вечной нехватки денег, болезней…

К приемным экзаменам в театральное училище готовил Тамару отец. Он оказался одним из суровейших педагогов в ее жизни! Он никогда не был доволен, если лицо Тамары не покрывалось потом. И не стеснялся в замечаниях:

— Руки держишь, словно канделябры… У тебя колени согнуты, как у старой клячи…

Пить во время урока не позволял:

— Ты собьешь себе этим дыхание!

И не разрешал садиться сразу после урока, потому что внезапное расслабление мускулов после долгого напряжения может вредно сказаться на коленях…

И вот 26 августа 1894 года девятилетнюю Тамару повели на экзамен. Она была вне себя от страха, что могут не принять. Не могла ни пить, ни есть, и даже новое белое платье и туфельки бронзового цвета, надетые по такому случаю, не могли утешить ее.

Среди экзаменаторов был и Платон Карсавин, однако он и виду не подал, что узнал дочь.

Вызывали сразу по несколько девочек. Названные выходили на середину комнаты и становились там, а преподаватели расхаживали вокруг и разглядывали их. Сначала девочки стояли неподвижно, затем им велели ходить, потом бежать: чтобы оценить их внешность и решить, достаточно ли они грациозны. Затем девочки стояли, сомкнув пятки, чтобы удобнее было рассмотреть их колени. После первого же испытания девочек осталось значительно меньше… Потом был медицинский осмотр — очень тщательный. Кого-то отклонили из-за слабого сердца, других — из-за легкого искривления позвоночника. Затем последовали экзамены по музыке (проверить слух), по чтению, письму и арифметике. Наконец стало известно, что приняли десять человек, в том числе и Тамару Карсавину! Теперь надо было срочно готовить «экипировку» — коричневое кашемировое платье для занятий в классе и серое полотняное платье для танцев.

Карсавины жили довольно далеко от училища, и, чтобы успеть на урок вовремя, приходилось выходить рано, еще до восьми часов. Трамваев тогда еще не было, по улицам ходили конки, которые тянула по рельсам пара лошадей.