Роберт Асприн - Сезон штормов

• Название: Сезон штормов
• Автор: Роберт Асприн
• Жанр: Фэнтези

Добро пожаловать в Санктуарий — «Мир Воров» — город изгоев и чародеев, невольников и аристократов, прекрасных женщин и зловещих монстров, город менестрелей, художников и хладнокровных убийц, где Силы Зла правят бал и Боги сходят с небес, где жизнь человеческая коротка и непредсказуема, где Смерть собирает свою кровавую дань — город по ту сторону наших самых безумных снов. Этот город придумал Роберт Асприн. Он созвал под знамена своей идеи весь цвет мастеров в жанре фэнтези: Джанет Моррис, Эндрю Оффута, Кэролайн Чэрри, Филипа Жозе Фармера, Альфреда Ван Вогдта, Линн Эбби, Девида Дрейка и других известных авторов. Прочтите одну из лучших фантастико-приключенческих серий, тираж которой превысил миллион экземпляров, и вы получите настоящее удовольствие.

---

Вонючий запах пропитывал кожу, волосы, стены, грязь, забивался в ноздри, приносимый ветрами, которые дули то со стороны боен, кожевенных и сукновальных мастерских Санктуария, то от лежащего к югу болота. Лишь в редкий день с севера прилетал чистый ветерок, но испарения самого Низовья были таковы, что его никто не ощущал, а меньше всего Мамаша Беко, под чьим началом находилась единственная в округе таверна. Она продавала готовившуюся на заднем дворе таверны брагу, и о том, что входило или попадало в ее состав, не рисковали спрашивать даже жители Низовья, которые платили, торговались, а иногда в темном лабиринте кривых улочек дрались и гибли из-за этой бурды. Брага давала возможность забыться и не думать о прихоти судьбы, которая расположила дворцы знати на другом берегу реки, отделявшей чистилище от сопутствовавшего ему ада.

Неудивительно, что зал таверны и близлежащая аллея были заполнены людьми и пропитаны тошнотворным запахом, исходившим от немытых тел завсегдатаев, расположившихся на обломках мебели, разбросанных там и сям по коврикам, которые никогда не мылись и были накиданы друг на друга, чтобы прикрыть дыры. Днем свет лился из окна и двери, а по ночам чадящая одинокая лампа освещала размытые очертания бражников, мебели и мусора. В дальней комнате стоял иной запах, делавший невыносимым миазмы центрального зала. Комната и угнездившийся в ней смертоносный порок составляли еще одно занятие Мамаши Беко.

Хозяйка, подобно огромному торговому судну, скользила среди бушующего пьяного водоворота, поднося страждущим желанное зелье. Толстыми красными ручищами разносила кружки и облупившиеся чаши с брагой эта гороподобная женщина в потерявшем цвет халате, с немыслимо закрученными сальными волосами, которые выбивались из-под повязки и потными прядями спадали на лоб и щеки. Мамаша Беко легко могла поднять полный бочонок с элем и выбросить наружу пьяного. Фигура этой женщины с глубоко посаженными неподвижными глазами, сжатыми челюстями и затерявшимся в складках лица ртом стала привычной и почти легендарной для Низовья. Хозяйке помогали два темноглазых быстроногих мальчика, о которых за пределами таверны ходили разные слухи. Мамаша Беко всегда подбирала бездомных, и многие из них так и росли здесь, как, например, Тигот, который вполне мог сойти за одного из хозяйских отпрысков, ныне следивший сумасшедшими глазами за мальчиками. Тигот, унаследовавший половину от деловой хватки Мамаши Беко, был с хозяйкой одного роста и комплекции и отличался безоговорочной преданностью. Сегодня в зале был и Хаггит, один из старейших завсегдатаев таверны, сутулый худой мужчина со спутанными жирными волосами. Он просил милостыню и иногда, собрав неплохой урожай монет, приходил в таверну спустить деньги.

В это смутное время, когда Джабал пал и повсюду разъезжали сеявшие ужас пары Священного Союза, в Низовье порой появлялись деньги, которые неизбежно приводили их владельца в таверну Мамаши Беко, предоставлявшей кусок доски, служивший скамьей, или несколько грязных ковриков для сидения.

Наиболее привередливые могли рассчитывать на стол со скамьями, кружку пива из особого бочонка или даже на церемонно протертую флягу с вином.

Сейчас за одним из столов, как уже много вечеров подряд, сидел в одиночестве Мрадхон Вис. Сумасшедшая Элид пустила в ход все свое умение, но, потерпев фиаско, скользнула наружу в надежде попытать счастья и дать волю проворным пальцам в кармане загулявшего пьяного. В голове Мрадхона бродили мысли и роились странные неясные желания, от которых кровь Элид застыла бы в жилах. Да, Мрадхон желал женщину, но только не Элид. Ее ему хотелось убить, и он был совершенно трезв, представляя себе крики и визг Элид, ведь даже она способна визжать, чтобы утолить ярость. Мрадхон не испытывал к ней отвращения, и даже ее настойчивое домогательство и запах не могли вызвать такой ненависти. Возможно, дело было в том, что, глядя на глупо улыбающуюся Элид, которая пыталась соблазнить его, он видел кого-то еще, зловещего и темного, чувствуя за запахом немытого тела аромат мускуса и распростертый за спиной женщины ад.

А может быть, он видел себя торгующим, распродающим то, что имел бы Мрадхон, будь он богат.

Надо признать, проститутки и забияки оставляли Мрадхона Виса в покое. Это была своего рода дань, воздаваемая чужаку в таверне Мамаши Беко — чужаку, вовсе не похожему на громилу.

Смуглое лицо и акцент выдавали в нем иноземца, и даже если за ним и наблюдали, кроме Элид, никто всерьез не пытался пристать к нему.

Вечер за вечером и большую часть ночи проводил Мрадхон в таверне. Жил он недалеко, через дорогу, и платил за особое вино, а одиночество делили с ним кусок глинистого хлеба и тарелка горохового супа. День за днем Мрадхон внимательно наблюдал за дверью.

Помещение, которое он снимал, тоже принадлежало Мамаше Беко, и платил Мрадхон куда больше, чем следовало бы, поверив хозяйке, что к нему никто не ворвется, что старая мебель останется на своем месте и никто тихонько не отворит дверь, когда Мрадхон будет спать или отправится днем по делам. Каждую ночь вооруженный дубинкой Тигот обходил владения Мамаши Беко, и, если что-то не отвечало заведенному порядку, поутру воды Белой Лошади уносили прочь трупы.

Все будет идти так, пока имеются деньги, которые неумолимо иссякали. Пришла пора серьезно раскинуть мозгами.

Великанша пробралась к его столу и нависла над Мрадхоном, убирая пустую чашу и наливая вино в новую. «Хорошая штука», — прогрохотал ее голос.

Он положил на стол монету, которую тут же подобрали ее мясистые пальцы с ненормально длинными загнутыми ногтями желтого цвета, напоминающими рога. «Спасибо», — сладко протянула Мамаша. По обрамленному спутанными волосами жирному лицу расплылась улыбка, однако глубоко посаженные черные миндалевидные глаза сверкали, точно очи сражавшихся против него противников. Мрадхон знал, что Мамаша относится к нему, как хозяйка к своему борову, предоставляя лучшее место для ночлега и самый изысканный стол. Лишь убедившись, что все получила сполна, она займется иным делом. Мамаша Беко была ловцом душ, мужских и женских, покупала тех, у кого вышли деньги, предлагая работу. Она видела Мрадхона, видела человека, который, пусть и не без слабостей, мог бы оказаться полезным, видела в нем мужчину, чьи вкусы стоят дорого. Мрадхон понимал, что Мамаша чувствует беспомощность, чувствует кровь, не упустит случая допить все до дна и наверняка будет рядом, когда закончатся деньги, улыбаясь змеиной улыбкой и предлагая дело, без которого он умрет, ибо люди такого сорта, попав в Низовье, умирали, когда кончались деньги и не было надежд их заработать. Он не станет просить подаяния и заниматься торговлей в Низовье, чтобы выбраться, он будет убивать или убьет себя хмелем Мамашиной браги — ведь она знает, какая нежная птица залетела в ее тенета. Нежная, хоть он и прошел через столько битв. — В Низовье выжить, подобно местным жителям, Мрадхон не сумеет, и потому радость обладания светилась в глубоких глазах Мамаши, точно такая же, как когда она выставляла оловянные кружки или смотрела на своих мальчиков, взвешивая все и размышляя, на кого лучше возложить то или иное поручение.

Мамаша содержала тайный притон — увешанный коврами и пропахший духами будуар, куда вела отдельная дверь и откуда вместе с винными ароматами и запахом доброго кррфа выходили с поручениями ее мальчики и девочки. Вис жил напротив притона этой разверстой адской пасти, и даже однажды был внутри, когда только-только заказал себе комнату. Мамаша настояла на том, чтобы выпить вина, и провела Мрадхона в «свой уголок», объяснив попутно правила игры и те преимущества, которые давало покровительство ее мальчиков. Мамаша предложила ему небольшую понюшку кррфа, сказав, что можно получить еще.

Притон продолжали навещать тайные визитеры, и все так же бродил по ночам Тигот, даже в дождь монотонно постукивая палкой по стенам и сохраняя в безопасности аллею и все принадлежащие Мамаше строения.

«Пойдем ко мне, — скажет Мамаша в тот день, когда закончатся деньги. — Пойдем поговорим». И улыбнется.

И этот взгляд. Такой же, как у Элид, такой же, как…

Мрадхон сделал глоток вина, маленький, поскольку теперь его жизнь измерялась такими глотками. Он ненавидел, о боги, он ненавидел. Ненавидел женщин, этих кровососок, в чьих глазах была лишь бесконечная тьма.

Его последней работодательницей была женщина, ее звали Ишад, и она свила себе гнездышко подле реки. Но дело было не только в этом, еще были сны. В глазах всякой женщины простиралась тьма, и в объятиях любой из них рано или поздно наступал момент, когда Мрадхон становился холодным и бесплодным. Ему оставались лишь ненависть да оцепенение, в котором он так никого и не убил, то ли потому, что в нем еще теплились остатки собственной воли, то ли потому, что страх удерживал Мрадхона. Он никогда не знал этого наверняка и спал ныне один. Мрадхон жил в Низовье, зная, сколь изысканна Ишад, и надеясь, что разборчивость удержит ее от посещения сих мест.