Салли Боумен - Отвергнутый дар

• Название: Отвергнутый дар
• Автор: Салли Боумен
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003

Их встреча была предрешена задолго до этого парижского вечера Встретив юную незнакомку, Эдуард де Шавиньи, владелец огромной ювелирной компании, уверен, что нашел ту самую, единственную Несколько недель безумной страсти – и Элен бесследно исчезает… В жизни Эдуарда было слишком много потерь, чтобы он мог смириться с этой…

Похоронив мать и любимого парня, Элен Крейг приехала из далекой Алабамы в Париж, чтобы начать жизнь заново… («Дестини»).

Элен возвращается к своим друзьям. Ее ждет карьера кинозвезды Она хотела бы забыть прошлое, но Эдуард ни на миг не выпускает из поля зрения ни ее, ни своего ребенка… («Актриса»).

---

Разговор происходил в Париже. Жан-Поль ненадолго заехал к Луизе перед возвращением в Алжир. Эдуард сидел, глядел на брата и слушал его с выражением всевозрастающей жесткой невозмутимости. Жан-Поль развалился в кресле; цвет лица у него имел красноватый оттенок, он пил бренди, хотя время было только за полдень. Расспросы Эдуарда, похоже, раздражали Жан-Поля, но в остальном он сохранял надменное равнодушие.

– Стало быть, ты не чувствуешь за него никакой ответственности? – спросил Эдуард, подавшись вперед.

– Ответственности? Эдуард, если возлагать на мужчину ответственность за каждого внебрачного младенца, представляешь, чем это кончится? Мальчонка вполне счастлив. На здоровье, по-моему, не жалуется. Не понимаю, с чего мне впредь о нем беспокоиться.

– Ясно. Теперь о его матери – ты выделил ей содержание?

– Господи, разумеется, нет. – Жан-Поль сердито встал. – У нее ведь есть муж, верно? Я даю ему работу. Это же крестьяне, Эдуард, чем они и гордятся. Они принимают такие веши как должное. У них свои представления, у нас – свои, и к тому же стоит мне дать ей деньги, как пойдут разговоры. Половина беременных баб на наших землях начнут утверждать, что это я заделал им ребенка. Не лез бы ты, Эдуард, в то, что тебя не касается, ладно? Ей-богу, не твое это дело.

Эдуард поглядел на его налившееся краской негодования лицо, увидел, как он потянулся за бутылкой бренди, смущенно поглядывая на брата, словно сам понимал, что ему следует привести больше доводов в свое оправдание. В этот миг Эдуард распрощался с последними иллюзиями насчет Жан-Поля. Он перестал подыскивать ему оправдания, лишил брата своей преданности и своего доверия; он увидел Жан-Поля в истинном свете. Быть может, Жан-Поль прочитал у него на лице отвращение и гнев. Эдуарду показалось, что прочитал, ибо снова упрямо забубнил, приводя новые доводы. Он все еще говорил, когда Эдуард встал, повернулся и вышел.

Эдуард отправился в Шато де Шавиньи, побывал в домике, где жил Грегуар, и попробовал поговорить с его матерью. Попытка не увенчалась успехом. В его присутствии женщина отказалась присесть, все время оглядывалась через плечо, словно боялась, что войдет муж. Эдуард заметил у нее синяки на запястьях и отек на щеке – она все время от него отворачивалась, чтобы он не увидел. Он с ужасом оглядел комнату: скудная нищенская мебель; все говорило о безнадежных усилиях поддерживать в доме чистоту и порядок. В браке женщина прижила еще четверых детей; они прокрались в комнату, поглазели на Эдуарда и так же тихо исчезли.

– Я справляюсь, – тупо повторяла она в ответ на его расспросы. – Я справляюсь. Получается.

– Но пять детей… – Он не закончил фразы. В коттедже не было ни центрального отопления, ни автономного, только плита. Водопровода тоже не было.

– Сестра помогает, – сказала она и поджала губы. – Я же вам говорила. Мы справляемся.

С тем Эдуард в конце концов и ушел. Он вернулся в особняк, проклиная себя за то, что недоглядел и его работникам приходится влачить такую жизнь. Тут же вызвал управляющего, устроил ему разнос и распорядился, чтобы во всех жилых домах на территории поместья сделали капитальный ремонт. Жилища надлежало перестроить и модернизировать, провести водопровод и канализацию и оборудовать отопительными системами. Управляющий выслушал и помрачнел:

– Дорого будет стоить. Этот вопрос уже возникал, как только закончилась война. Я тогда обсуждал его с новым бароном. Он сказал…

– Плевать мне, что он сказал, – заорал Эдуард, дав волю гневу. – Я требую, понятно? И немедленно прикупайте!

Позже в тот же день он вышел из парка прогуляться в одиночестве вдоль реки. От кустов у тропинки отделилась маленькая фигурка и пошла рядом. Эдуард узнал девочку, которая тогда увела Грегуара в дом. Он остановился. Девочка подняла на него глаза. У нее были очень черные волосы, на широкоскулой мордашке читалась сосредоточенность. Сестра матери, подумал Эдуард, и не ошибся. Ее звали Мадлен.

– Я все утром слышала. Я подслушивала.

Она смотрела на него снизу вверх. Весь ее вид говорил о том, что ей страшно к нему обращаться и тем не менее она решилась не отступать.

– Не хотела она вам говорить, сестра то есть. Очень она его боится. Он пьет. Он ее колотит. А Грегуара он ненавидит. Терпеть его не может – и никогда не терпел. Вообще-то он мужик неплохой, только больно крут нравом. Грегуара он всю жизнь виноватит. Лупцует его ремнем. Я порой стараюсь мальчонку спрятать, так этот его всегда находит. Ну неужели… неужели никто не может помочь…

Она с трудом выдавливала слова, а теперь и вовсе замолчала, прикусив губу. Эдуард был тронут; он поднял руку, чтобы погладить девочку, но, к его ужасу, она отпрянула, словно ожидая удара.

– Не бойся, – сказал Эдуард, тоже испугавшись, – я тебя не обижу. Я не злюсь, я рад, что ты решилась со мной поговорить. Мне хочется всем вам помочь. Поэтому я и приходил утром к твоей сестре. Послушай, – и он протянул ей руку, – давай пойдем в дом. Там мы сможем спокойно сесть и поговорить, и я тебя выслушаю.

Мадлен сперва упиралась, но потом согласилась. Она не хотела входить в особняк, пришлось ее уговаривать. Войдя, она боязливо присела на краешек кресла (в стиле Людовика XIV), опасливо поджав босые ноги и положив руки на колени. Эдуард распорядился принести ей citron presse[9] и выслушал все, что она ему рассказала – поначалу запинаясь, но потом все более твердым голосом. Эдуард примерно знал, что услышит, и только сжимал зубы, слушая Мадлен. Когда она закончила, он осторожно заметил, что хотел бы поговорить с Грегуаром.

Она подняла голову, покраснела и произнесла, стиснув руки:

– Вам и вправду хочется? Помолчала.

– Но не здесь. Сюда он побоится прийти. Я приведу его… на конюшню. Можно? Там он не будет стесняться. Он любит лошадок…

Эдуард улыбнулся – и согласился. Мадлен поднялась, обвела комнату взглядом, посмотрела на Эдуарда и удивленно сказала:

– Тут столько вещей. Зачем вам столько?

– Ну, я на них, вероятно, любуюсь, – ответил Эдуард, пожав плечами. На самом-то деле он знал, что большей частью их просто не замечает.

Мадлен озабоченно нахмурилась:

– Это ж сколько они пыли разводят.

Она ушла. Ее слова затронули тайную струну в душе Эдуарда, и он свежим взглядом окинул гостиную. И верно – вещи; безумно дорогие, но пылятся точно так же, как самые дешевые. Внезапно комната показалась ему забитой – и совершенно пустой.

На другой день, как было условлено, он пошел на конюшни, где и встретился с Грегуаром. Мадлен оставила их одних, и сначала Грегуар робел, не мог связать и двух слов.

Эдуард повел его осмотреть конюшни. Показал ему комнату, где хранится упряжь; познакомил с конями, дав малышу кусочки сахара, чтобы тот угостил лошадей. Грегуар понемногу оттаял; он рассказал, что иногда ему позволяют помогать младшим конюхам, но ездить верхом, конечно, не дают, хотя ему очень хочется.

– Я разрешаю. Садись. – Эдуард поднял мальчика и усадил на старую спокойную лошадь. Ребенок почти ничего не весил, косточки у него были тонкие, как у птицы. Мальчик глянул на него сверху, Эдуард посмотрел на него снизу. Мать его была родом из департамента Ланды, Грегуар пошел больше в нее, чем в отца, – страшно худенький, загорелый, смуглый, с узким неулыбчивым личиком и копной черных волос Он снова посмотрел на Эдуарда и улыбнулся.

И в Эдуарде что-то оборвалось. Словно прорвалась плотина, которую он давно и упорно возводил вокруг сердца. Он повел мальчика покататься верхом. Отменил все встречи на ближайшую неделю и остался в доме, чтобы каждый день проводить с Грегуаром. К концу недели он позволил мальчику пустить лошадь легким галопом. Тот все сделал правильно, не допустил и малейшей накладки. У Эдуарда замирало сердце, пока он следил за ездой. И когда Грегуар, радостный, подъехал к нему после пробежки, он ощутил такую гордость, такое чувство победы, каких не знал за все четыре года успешнейших деловых операций.

Он поговорил с Грегуаром. Поговорил с его матерью. Поговорил с Мадлен. Было решено – и с этим все охотно согласились: Грегуар поедет в Париж с Эдуардом и будет жить в Сен-Клу. Эдуард позаботится о его воспитании и будет лично его опекать. Мадлен поедет с Грегуаром в Париж, побудет с ним ровно столько, сколько понадобится, чтобы мальчик привык к новой жизни, а потом – когда и она и Грегуар будут готовы к этому – Эдуард устроит ее на курсы и найдет работу. Он изложил этот план довольно сухо, ожидая, что тот будет гордо отвергнут. Но, когда он умолк, мать Грегуара, забыв обо всем, бросилась перед ним на колени, поцеловала руку и расплакалась. Эдуард кинулся ее поднимать. Ему было мучительно горько от этого проявления благодарности. Как же он был слеп, подумал он, к чужой беде – и устыдился. Впредь такой слепоте не бывать.

Эдуард опасался, что Грегуару будет трудно освоиться в Сен-Клу и он станет тосковать по дому. Опасения не подтвердились. Дом мальчику очень понравился. Он стал баловнем у Джорджа, камердинера Эдуарда, и повара. Если прочие слуги его не жаловали, то эти двое заботливо ограждали Эдуард каждый день уделял мальчику определенное время.