Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

• Название: Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00300-Х

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.

---

Олимпио твердой и уверенной походкой прошел в роскошную приемную президента. Старый вояка принадлежал к тем натурам, которые, будучи раздраженными, не доводят себя до запальчивости, как это — было, например, с Камерата. Они сохраняют полное спокойствие и решительность в самые тяжелые и трудные минуты жизни, и только тогда, когда дело доходило до открытого боя, Олимпио давал волю своему чувству и наносил удары, которые его враги никогда не забывали.

Необыкновенно мощная фигура испанца придавала вес его словам. Известно, что в отношении низкорослых и тщедушных на вид людей, как бы они ни были нравственно сильны, люди позволяют себе больше насмешек и издевательств, чем в отношении лиц, импонирующих самой своей фигурой!

Вскоре после приезда Олимпио в приемный зал вошел принц-президент, сопровождаемый несколькими адъютантами. Он приветствовал дона Агуадо с особенной любезностью. Маленький принц и огромный дон представляли между собой поразительный внешний контраст.

Луи Наполеон не мог не заметить дона Олимпио в салоне госпожи Монтихо накануне, потому что для этого тот был слишком видным человеком и вел себя достаточно непринужденно. Тем не менее, однако, принц-президент, кажется, имел причины приветствовать Олимпио в приемном зале так, как будто он видел его в Париже в первый раз.

— Когда мне доложили о вас, дон Олимпио, я вспомнил, что видел вас в Лондоне и говорил в вами.

— Действительно, monseigneur, а именно в доме почтенного господина Говарда!

— Совершенно справедливо, я только забыл об этом.

— Я имел честь также быть с вами рядом и здесь, во Франции.

— А, я вспоминаю теперь, что видел вас на последней компьенской охоте, — сказал Луи Наполеон, обходя воспоминания о господине Говарде, — вас и господина маркиза де, де…

— Де Монтолон, monseigneur! — помог Олимпио.

— Как мог я позабыть это столь известное в истории Франции имя! Действительно, в настоящую минуту на мне лежит много тяжелых обязанностей! Я бы охотно хотел обменяться с вами, дон Агуадо, несколькими откровениями, касающимися только вас, господина маркиза и меня…

— Такая беседа была бы и для меня очень желательной, monseigneur! — ответил Олимпио.

Этот ответ испанца дал Луи Наполеону надежду на благоприятный исход переговоров, вследствие чего он приобрел бы для своих смелых предприятий таких решительных и смелых людей, как Олимпио и маркиз, поэтому он дал своей свите приказание оставить его одного с доном Олимпио.

— Я хотел бы с вами побеседовать, дон Агуадо, присаживайтесь и выслушайте меня. Я надеюсь, что вы полностью меня поймете, если даже я и не выскажусь так откровенно, как бы вам и мне было желательно. Я имею надобность заручиться еще несколькими такими испытанными и храбрыми, такими благородными и превосходными людьми, как вы и маркиз де Монтолон. Прошу, не отказывайтесь, не выслушав, дон Агуадо! Я далеко не сторонник красивых фраз. Все, что я говорю, есть мое внутреннее искреннее убеждение!

— Свойство, без сомнения, незаменимое для главы государства. Я позволю себе поступать так же всегда, — сказал Олимпио с почтительным поклоном.

— Вы также имеете ко мне дело и хотите что-то сообщить? Очень хорошо! Позвольте же мне, дон Агуадо, говорить первому. Быть может, моя откровенность послужит вам на пользу при вашем сообщении. Вы служили под предводительством генерала Кабрера?

— Маркиз и я сражались за инфанта дона Карлоса, за слабого, monseigneur!

— Превосходно! Никто более не мог быть достойным этого места. Слушайте. В войсках республики освободились две генеральские шпаги — я спрашиваю вас, согласитесь ли вы и маркиз де Монтолон принять их?.. О, будьте вполне откровенны, мой дорогой дон!

— Премного благодарен за честь, monseigneur! Однако необходимо прежде всего обговорить с вами условия вашего предложения.

— Совершенно справедливо, дон Агуадо. Мои условия очень простые. Безусловное следование моим приказаниям, строгое выполнение любого предписания, исходящего из моего кабинета.

— И также предписаний господина герцога де Морни?

— Вы, кажется, очень хорошо осведомлены, и это облегчает переговоры! При этом я предлагаю вам ежегодный доход в двести тысяч франков и надежду на маршальскую шляпу!

— Очень блестящее предложение, monseigneur! Однако позвольте мне перейти к некоторым интересным для меня обстоятельствам! Я явился к вам затем, чтобы спросить, какая участь постигла инфанта Камерата?

— Камерата? Вы говорите об этом господине темного происхождения, который…

— Принц Камерата мой любезный и дорогой друг, monseigneur, и о темном его происхождении мне ничего не известно, я хочу выразить желание, чтобы вы не тешили себя посторонними нашептываниями.

— Вы меня удивляете, дон Агуадо.

— С опасностью вызвать ваше неудовольствие, monseigneur, я снова попрошу вас ответить мне, где находится принц Камерата, — сказал твердым, спокойным голосом Олимпио.

— Этот испанец, насколько я припоминаю, провинился в какой-то запальчивости, вследствие которой подвергнулся суду и наказанию. Мне не хотелось бы думать, что это обстоятельство настолько важно, что может нас занимать.

— Оно для меня важнее, monseigneur, чем вы, быть может, думаете. Я пришел сюда с целью просить у вас освобождения принца Камерата.

— На это я не имею права, дон Агуадо, его осудил закон.

— Закон? Очень хорошо, monseigneur, однако ж позвольте мне спросить вас, почему вы пытались заполучить меня и маркиза де Монтолона для вас, а не для закона? Ваши слова гласили: «безусловное следование моим приказаниям и строгое выполнение любого предписания, исходящего из моего кабинета». Мой принц, вы говорили, что всякое ваше слово представляет ваше внутреннее убеждение и является самой истиной — как же вяжется это друг с другом?

— Мы одни. Впрочем, я не решусь задать вам вопрос насчет того смысла, который вы придаете этим словам, — сказал Луи Наполеон, побледнев.

— Я не хочу остаться в долгу с этим объяснением, хотя оно мне и кажется, в сущности, бесполезным. Вы хотите иметь генералов, monseigmeur, которые бы не обращали внимания на законы республики и творили бы только одну вашу волю, между тем для победы вашего собственного противника вы пользуетесь этими же законами и судами — это темное и странное раздвоение, мой принц! Я боюсь, что вы в доне Агуадо и маркизе де Монтолоне видите искателей приключений, готовых за деньги и обещанные чины продаться для ваших целей, — сказал Олимпио, выпрямившись. — Это ошибочный расчет! Господин маркиз и я служим только правым делам! Здесь лежит двусмысленность, перед которой я должен остановиться, благодаря вашему же доброму объяснению.

— Я вижу, что вы меня не поняли, дон Агуадо.

— О, monseigneur, я могу по чистой совести уверить вас, что я все понял.

— И вы отклоняете мою просьбу?

— Я вынужден это сделать, monseigneur! Никто, уважающий себя, не может служить двум господам.

— Так скажите же мне, дон Агуадо, чего вы от меня требуете? — спросил Луи Наполеон, все еще не хотевший отказаться от смелого испанца и много испытавшего маркиза.

— Освобождения принца Камерата! — ответил Олимпио.

— И что вы дадите мне взамен?

— Принятие генеральских мест, monseigneur!

— Позвольте вас попросить заключить наш договор письменно, дон Агуадо. Я согласен на ваше условие, но только до тех пор, пока принц Камерата не поднимет против меня оружие! Если он это сделает, то я считаю ваше условие и договор уничтоженным. Я думаю, что дал вам достаточно доказательств моего доброго к вам отношения?

— Но я надеюсь, monseigneur, что вы дадите мне время посоветоваться и переговорить с моим другом маркизом, и потом мы скорей всего подпишем договор, — сказал Олимпио, желавший во что бы то ни стало освободить Камерата; Олимпио не мог проникнуть в тайные намерения Наполеона.

Принц-президент согласился на последнее условие, и Олимпио покинул дворец. Когда он подошел к своему экипажу, то, к своему удивлению, увидел, что Валентино при нем не было. Кучер передал ему слова слуги, на которые дон Олимпио почти не обратил никакого внимания, так как был слишком взволнован всей предшествовавшей аудиенцией. Приехав домой, Олимпио нашел маркиза уже в его отеле и сообщил ему предложение принца-президента. Клод де Монтолон наморщил лоб.

— Здесь скрывается тайная цель, — сказал он серьезно, — я не приму генеральской шпаги, Олимпио. Если мое отечество в опасности, то я с радостью готов в любое время отдать свою жизнь и имущество. Но сделаться защитником эгоистичных целей я не желаю. На это я не подам руку и не обнажу своего меча.

— Клод, ты забываешь Камерата!

— Мы нисколько не поможем нашему другу, потому что двери его тюрьмы все равно не откроются, мы не поможем ему, даже если принесем себя в жертву и переродимся. Нет, нет, проигнорируй предложение принца Луи Наполеона. Ты вскоре сам увидишь, что я более проницательней сужу о нем. За мое отечество — все, за личный эгоизм — ничего, это мой девиз, Олимпио! Верь мне, что нам удастся освободить принца Камерата и без договора. В какой тюрьме он томится?