Лев Безыменский - Операция «Миф»

• Название: Операция «Миф»
• Автор: Лев Безыменский
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Политика
• Год: 1995
• ISBN: 5-7133-0839-1

Сколько раз хоронили Гитлера? На этот вопрос стало возможным ответить лишь теперь, когда писателю и историку Льву Безыменскому стали доступны уникальные документы из архивов Сталина, Молотова и Берия.

Книга посвящена остававшемуся долгие годы засекреченным по воле Сталина эпизоду финала Великой Отечественной войны — поиску и находке останков Гитлера. Это рассказ о работе советских спецслужб в Германии, о фантазиях и надеждах людей, вообразивших в конце 1945, что 'Гитлер жив', и безуспешно пытавшихся отыскать следы его бегства...

Читатель также познакомится с неизвестными доселе документами, характеризующими отношения между Сталиным и Гитлером.

---

Вопросов много. Много и ответов, но они не могут вычеркнуть из истории XX века трагических событий, которые предшествовали нападению Германии на Советский Союз. Другое дело, что Гитлер вовсе не собирался делиться со Сталиным. Сталин понял это слишком поздно.

Писал ли Сталин Гитлеру?

Факт остается фактом: непосредственное общение двух «таких политических деятелей», как Сталин и Гитлер, ограничилось перепиской. Первое послание Гитлера было датировано 21 августа 1939 года, ответ Сталина — тем же днем. Известны и телеграммы, которыми обменивались Сталин и Гитлер по табельным датам (среди них многозначительная телеграмма Сталина «о немецко-советской дружбе, скрепленной кровью»). Но в этом общении есть одно «белое пятно». О нем-то и пойдет речь в этом разделе.

…5 мая 1941 года в резиденции немецкого посла в СССР графа Фридриха Вернера фон дер Шуленбурга состоялась встреча, которая, окажись она успешной, могла бы повлиять на ход XX века. Граф Шуленбург — приверженец той самой прорусской группы немецких политиков, на которых в начале гитлеровской эры ставили Сталин и Литвинов, — решился на шаг, не имевший прецедента в дипломатической практике. Посол страны, готовившей нападение на СССР, решил предупредить будущую жертву агрессии о грозящей опасности. Только что он побывал в Берлине и из разговоров в своем ведомстве и с друзьями-военными убедился, что нападение предрешено и приготовления к нему завершаются. Говорить об этом советскому послу в Берлине было бы опасным, зная систему подслушивания. Но приехав в Москву, граф узнал, что посол Деканозов находится в советской столице. Дипломатический этикет делал обычным делом встречу двух послов, тем более что Шуленбург пользовался в Москве высокой репутацией. Бояться советских «жучков» не следовало: они могли лишь продублировать сообщения Шуленбурга для советского высшего руководства. Днем 5 мая Деканозов прибыл на завтрак в резиденцию посла в Чистом переулке вместе с переводчиком Владимиром Павловым — человеком надежным, работавшим в этом качестве со Сталиным и Молотовым. Сохранилась запись, сделанная Деканозовым для доклада начальству. Из нее «вычитать» шуленбурговское предупреждение можно лишь с трудом, что вполне объяснимо: Деканозов прекрасно знал настроения Сталина и Берия, так как на его соответствующие шифротелеграммы из Берлина он получал гневные ответы о «фальшивках» и «английских провокациях». Поэтому при написании документа Деканозов и Павлов избирали самые осторожные формулировки — благо, они были без свидетелей [21] . Зато в устной версии Анастаса Микояна, которому Сталин рассказывал о беседе Деканозова, предупреждение было достаточно недвусмысленным.

Беседа не прошла без следа. 9 мая Деканозов неожиданно для Шуленбурга попросил о новой встрече, которая состоялась уже не в Чистом переулке, а недалеко от резиденции Шуленбурга, в знаменитом особняке Наркоминдела на Спиридоньевке. Деканозов вернулся к теме «взаимного недовольства» СССР и Германии, разобрав отдельные пункты (германские гарантии Румынии, советско-югославский пакт, никелевые рудники в Петсамо), и изложил предложение, безусловно, исходившее от Сталина и Молотова. Запись, снова сделанная Павловым и до 1993 года хранившаяся в секретном архиве Молотова, гласит [22].

«Я продумал вопрос о мерах, которые можно было бы предпринять… Мне казалось, что поскольку речь может идти об обоюдных действиях, то можно было бы опубликовать совместное коммюнике, в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и о назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами.

Я подчеркнул, что не формулирую окончательного содержания коммюнике, ибо высказываю свое личное предложение. При этом я, отклоняясь от темы, спросил Шуленбурга, читал ли он опровержение ТАСС, опубликованное сегодня в газетах, и какого он мнения по поводу этого опровержения.

Шуленбург ответил, что читал, но от высказывания своего мнения уклонился. В ответ на мое предложение Шуленбург заявил, что у него имеется другое предложение. Он полагал бы целесообразным воспользоваться назначением Сталина главой Советского правительства. По мнению Шуленбурга, Сталин мог бы в связи с этим обратиться с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например к Мацуока, Муссолини и Гитлеру, «может быть, — добавил Шуленбург, — и к Турции», и указать в этих письмах, что, став во главе правительства (Ш. опять как бы ошибочно сказал — «государства»), заявляет, что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику. Текст писем, адресованных указанным странам, мог бы быть одинаковым, но в письме, адресованном Гитлеру, во второй его части, могло бы быть сказано, например, так, что до Сталина дошли сведения о распространяющихся слухах по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. Для противодействия этим слухам Сталин предлагает издать совместное германо-советское коммюнике примерно указанного мною содержания. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Ш., был бы разрешен.

Передав мне это, Ш. добавил, что, по его мнению, мое предложение о коммюнике хорошее, но надо действовать быстро, и ему кажется, что можно было бы таким образом объединить эти предложения.

В дальнейшей беседе Шуленбург отстаивал свое предложение, говорил, что надо сейчас очень быстро действовать, а его предложение можно очень быстро реализовать. Если принять мое предложение, то в случае передачи текста коммюнике в Берлин там может не оказаться Риббентропа или Гитлера и получится задержка. Однако если Сталин обратится к Гитлеру с письмом, то Гитлер пошлет для курьера специальный самолет и дело пойдет очень быстро».

Деканозов вел себя очень осторожно:

«Видя, что Шуленбург не поддерживает предложение о совместном коммюнике, я сказал, что не настаиваю на своем предложении, которое было мною сделано по просьбе посла, выразившего беспокойство по поводу слухов. Кроме того, разговор о письме т. Сталина Гитлеру вообще является гипотетичным, и я не могу входить в подробности его обсуждения. К тому же я предвижу трудности в его реализации».

Шуленбург, в свою очередь, «вернул» предложение:

«Было бы хорошо, чтобы Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру».

Самое главное было сделано: идея письма Сталина стала на повестку дня. Записи (опять-таки сделанные Владимиром Павловым) не содержат указаний на то, какие выводы были сделаны на основании бесед 9 и 12 мая. Но мне представляется возможным высказать определенное предположение о практических выводах, что я основываю на словах, слышанных не от кого другого, как от Георгия Константиновича Жукова. Этот разговор состоялся в 1966 году на его подмосковной даче, где маршал жил последние годы своей жизни. Здесь он писал свои мемуары, точнее, вел бумажную войну с партийными контролерами, навязывавшими маршалу свои представления о войне и вычеркивавшими им неугодное. Но ко мне маршал отнесся благосклонно — то ли потому, что я служил в его штабе весной 1945 года, то ли потому, что приехал с рекомендацией хорошо знакомого Жукову Константина Симонова.

Основная речь у нас шла о битве под Москвой, но маршал не мог не говорить о предвоенном периоде, о его роли как начальника Генерального штаба Красной Армии. Было упомянуто и злополучное заявление ТАСС, появившееся в советской печати 14 июня 1941 года. В нем советское правительство категорически опровергало спровоцированные «враждебными СССР и Германии силами» слухи о якобы готовящемся немецком нападении. Это заявление привело тогда советских людей в полное замешательство: с одной стороны, народ чувствовал, что в воздухе действительно «пахнет войной», с другой — привык верить сообщениям ТАСС как святому евангелию.

— Но я воспринял его по-своему, — сказал маршал.

— Почему?

Он объяснил это так:

— Где-то в начале июня я решил, что должен предпринять еще одну попытку убедить Сталина в правильности сообщений разведки о надвигающейся опасности. До сих пор Сталин отвергал подобные доклады начальника Генштаба. Как-то он говорил по их поводу: «Вот видите, нас пугают немцами, а немцев пугают Советским Союзом и натравливают нас друг на друга». Вместе с наркомом обороны Семеном Константиновичем Тимошенко мы взяли подготовленные штабные карты с нанесенными на них данными о противнике и его сосредоточении. Докладывал я. Сталин слушал внимательно, но молча. После доклада он отправил нас, не сказав своего мнения. Настроение у меня было тяжелое. Прошло несколько дней — и меня вызвал Сталин. Когда я вошел, он сидел за своим рабочим столом. Я подошел. Тогда он открыл средний ящик стола и вынул несколько листков бумаги. «Читайте», — сказал Сталин. Я стал читать. Это было письмо Сталина, адресованное Гитлеру, в котором он кратко излагал свое беспокойство по поводу немецкого сосредоточения, о котором я докладывал несколько дней назад. «А вот ответ, читайте», — сказал Сталин. Я стал читать. Боюсь, что не смогу столько лет спустя точно воспроизвести ответ Гитлера. Но другое помню точно: раскрыв 14-го утром «Правду», я прочитал сообщение ТАСС и в нем с удивлением обнаружил те же самые слова, которые прочитал в кабинете Сталина. То есть в советском документе была точно воспроизведена аргументация самого Гитлера…