Серж Брюссоло - Зимняя жатва

• Название: Зимняя жатва
• Автор: Серж Брюссоло
• Издательство: АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-031335-7

Полуразрушенная французская усадьба…

Мальчик, вернувшийся из пансиона…

Мать, которую он не видел МНОГО ЛЕТ.

Одиночество — и СТРАХ.

Безотчетный страх подростка, все яснее понимающего, что КТО-ТО СЛЕДИТ ЗА НИМ.

Следит постоянно, безостановочно, с холодным упорством безумца — или смертельно опасного хищника.

Мальчик догадывается — причину происходящего надо искать в старой семейной тайне…

Автор, балансирующий на грани между суровой логикой и безрассудством!

Magazine Litteraire

Каждый триллер Сержа Брюссоло — это даже не шедевр, а эталон жанра.

France Soir

Серж Брюссоло — удивительное явление в современной остросюжетной литературе!

Figaro

---

— Что же?

Брюз шумно втянул носом воздух и бросил на мальчика возмущенный взгляд, будто только сейчас обнаружил его присутствие.

— Да какое твое собачье дело? — выругался он. — Нечего соплякам копаться в любовных делишках матерей! Тебя это не касается, пошел отсюда, гаденыш!

Гнев охватил Жюльена, и он взревел не хуже своего обидчика:

— Еще как касается! Я ничего не знаю, никто мне не сказал правду… Мне осточертели все эти намеки, я хочу все узнать раз и навсегда, в конце концов, речь идет о моей жизни!

Скульптор вытаращил глаза, удивленный таким взрывом чувств. Несколько секунд он колебался, потом, пожав плечами, схватил со стола бутылку водки.

— Ну и черт с тобой! — с решимостью проговорил он. — Плевать я хотел. Для своего возраста, парень, ты довольно прыткий, от моего рассказа, надеюсь, уши у тебя не отклеятся!

Поднеся бутылку ко рту, он выпил прямо из горла. Запах яблочного спирта на мгновение вызвал в пустом желудке Жюльена дурноту. По глазам Бенжамена Брюза, все больше мутнеющим и приобретающим вид матового стекла, можно было наблюдать, как его постепенно настигает опьянение.

— В памяти моей остался каждый сеанс, когда она позировала, — задыхаясь, продолжил скульптор. — Клер являлась — всякий раз неожиданно, со свойственной только ей слегка отстраненной улыбкой, — заходила за ширму и раздевалась, а меня словно ударяло током. Грациозная невероятно, просто невероятно… сколько достоинства… принцесса, принимающая ванну… наподобие «Купающейся Дианы» Буше [30]. Ее ничуть не унижало, что позировать приходилось обнаженной, напротив, это я испытывал рядом с ней неловкость, чувствовал себя медведем или быком, старался закрыть лицо тетрадью для эскизов или спрятаться за кучей глины. Не произнося ни слова, она принимала нужную позу и погружалась в свои мысли. Присутствие мое ей было совершенно безразлично. Профиль Клер я боготворил: чистую линию лба, переходящую в изящный изгиб носа, губы, шею, грудь, плоский живот… все ее выпуклости и ложбинки. Фигура Клер была одухотворена каким-то пронзительным, переворачивающим душу порывом — не могу подобрать другого слова. Глупо, конечно, но у нее и правда был вид богини. Мысленно я говорил себе, что судно с такой носовой фигурой неуязвимо, оно выйдет невредимым из любой бури. Обычно я уставал раньше, и тогда она одевалась и уходила, одарив меня на прощание легкой улыбкой, нет, не подумай, что смущенной или взволнованной, напротив, — полной царственного покоя и какого-то удивительного целомудрия. Да-да, изображая нагую наяду, ей удавалось оставаться хладнокровной. А ведь это не так просто, как кажется! Многих натурщиц я повидал, настоящих профессионалок, считающих себя непробиваемыми, но и на этих, поверь, накладывает отпечаток их род занятий. Всегда есть какая-то ущербность… Привычка раздеваться перед мужчиной развращает… в конце концов в их манере держаться появляется излишняя самоуверенность, с едва заметным налетом сальности. Но с ней, с Клер, ничего подобного не происходило.

Мальчику успели надоесть смущавшие его излияния скульптора. Ему было трудно дышать, поскольку в помещении держался стойкий запах плохо проветренной спальни.

— Я догадался, что дело начинает принимать плохой оборот, когда старик впервые зашел «посмотреть, как продвигается работа». Сволочь! — выругался Брюз. — Сволочь! Он становился перед скульптурой, вытаращив глаза, и принимался ее поглаживать, будто проверял, гладкая ли поверхность. «Шелк полировки» — вот как он говорил… А уж потом не мог остановиться: ощупывал грудь, живот статуи. Ей богу, бесстыдно ощупывал грубыми старческими руками со вздувшимися венами. Мне было не по себе, я испытывал стыд за него: это же надо, такой важный господин! Яснее ясного — он умирал от желания, доводил себя до отчаяния, что не может ее заполучить. Рассудок его помутился. Достаточно было посмотреть, как он лапает статую — безумный взгляд, рот приоткрыт… Он внушал мне одновременно сострадание и отвращение. Тогда-то я и понял, что история с заказом только предлог. А в один прекрасный день… — Брюз замолчал. Рука его потянулась к бутылке, и он сделал еще несколько глотков. — Пришел день, когда я догадался, что Адмирал следит за нами во время сеансов… Мне ни разу не удавалось его застать поблизости, но я давно научился слушать лесную тишину. Вдруг ни с того ни с сего смолкал птичий гомон, и я знал, что он где-то рядом. Я напрягал слух, пытаясь различить звук шагов, но тщетно. Думаю, он залезал на дерево и наблюдал за нами в свой морской бинокль. Поведение старшего Леурлана могло показаться жалким и нелепым, не будь оно настолько болезненным… и опасным.

— Опасным? — повторил Жюльен.

— Разумеется! Страсть, доведенная до крайности, превращается в манию, а мания — уже начало сумасшествия. Стоило увидеть, как он ласкает скульптуру, чтобы понять — этот ни перед чем не остановится. Сколько раз меня так и подмывало ему сказать: «Освободитесь! Верните свое достоинство! Выбросьте эту бабенку из головы и кое-откуда еще! Затащите ее в постель, только освободитесь! Она ведьма, вы имеете право на самозащиту — никто не посмеет вас упрекнуть!» Да ведь он ничем и не рисковал, такие делишки легко улаживаются с помощью кругленькой суммы. Редко когда девица рассказывает о подобном происшествии — стыдно! Мог бы и он этим воспользоваться. Не знаю, может, так все потом и случилось, врать не буду. А тут на сцене появился Матиас. Вот когда пошла настоящая свистопляска! Он был дьявольски ревнив и в то же время находился в полном подчинении у отца. Когда он женился на Клер, я был уверен, что сеансам пришел конец, но не тут-то было. Носовая фигура еще не была готова, а работал я медленно… может, именно потому, что в глубине души не хотел, чтобы все это когда-нибудь закончилось. Я не был влюблен, нет… но Клер отличалась от других женщин. Она была создана не для меня, я ее побаивался, но любил на нее смотреть, потому что она была божественно прекрасным животным, единственным в своем роде. Она находилась как раз в расцвете своей красоты, я это чувствовал. Никогда больше не будет она такой прекрасной, и мне представлялся редкий шанс этим воспользоваться. Женщины увядают быстро, смотришь — года три-четыре прошло, и она уже не та. Но бывает в их жизни период наивысшей гармонии, очень короткий, благодатный период расцвета всего их существа, который иногда удается поймать. В этот-то момент и нужно лишать их девственности. Клер как раз вошла в эту магическую стадию жизни тела… когда все его линии достигают совершенства, подобно струнам хорошо настроенного инструмента. Ведь знаешь, как со скрипкой — стоит перетянуть одну лишь струну, и гармония исчезает. Я знал: скоро она все потеряет, подурнеет. Нужно было спасти эту красоту, не дать ей уйти бесследно. Вот я и решил попробовать… запечатлеть ее в деревянной скульптуре.

— И Матиас это допустил?

— Не посмел противиться воле отца. Он начал бродить вокруг моего дома, правда, никогда не показывался. Частенько я слышал скрип его сапог, а однажды даже звук переведенного затвора. Матиас находился где-то рядом, может, прятался за деревом, держа нас под прицелом. Наверняка хотел застать меня на месте преступления. Позволь я себе сделать хоть малейшее движение в сторону Клер, и он бы выстрелил. В тот день я понял, что это значит — стоять в ожидании казни, когда на тебя нацелены ружья. Я затылком чувствовал ствол винтовки, словно он действительно касался моей головы. По лбу стекал пот, инструменты выскальзывали из рук, но я продолжал работать как ни в чем не бывало, поскольку боялся обернуться, встретиться с ним взглядом и тем самым спровоцировать выстрел.

— А мать?

— Уверен, она обо всем догадалась. Стояла, с трудом сдерживая дыхание, а по телу у нее тоже струился пот. Клер, конечно, была страшно напугана, но не исключено, что это ее и возбуждало. Был момент, когда наши глаза встретились… Никогда после мы не были так близки. Представь, даже в постели, соприкасаясь друг с другом кожей, и то не смогли бы мы ощутить настолько полной близости. Впрочем, что ты можешь понять в таких вещах! Это было упоительно. Минута блаженного затишья перед бурей.

— Матиас не выстрелил?

— Нет. Но он продолжал рыскать вокруг мастерской, где Адмирал, напротив, почти не показывался. А если изредка и заходил ко мне, то уж не прикасался к статуе. Но он отнюдь не излечился, нет. Просто боялся, что его увидит сын. Боялся, что получит пулю в лоб, как и я. Оба они — Шарль и Матиас — подхватили одну и ту же болезнь, вот что я об этом думаю. Словно их околдовали — другого слова не нахожу.

— И что случилось потом?

— А потом я закончил статую. Клер вышла замуж, и с тех пор мне мало что удавалось узнать о жизни в усадьбе. Она никогда меня не навещала. Только старик иногда заглядывал, чтобы посмотреть на носовую фигуру. Молча усаживался в кресло и закуривал трубку, не сводя глаз со скульптуры. Страсть его не исчезла, осталась в нем. Просто он махнул на все рукой, спасовал перед сыном. Однако это продолжало его мучить, может, даже больше, чем когда-либо. Ей-богу, не хотел бы я прочесть его мысли в то время. У меня даже родилась идея… но я не скажу, она покажется тебе грязной.