Юрий Брайдер - Враг за Гималаями

• Название: Враг за Гималаями
• Автор: Юрий Брайдер
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12386-5

Этот поход должен был принести великую славу Ганеше и новую родину всем ариям. Северные земли содрогнулись бы от поступи боевых коней, и оглохли от бряцанья оружия. Но как одна песчинка, принесенная ветром, способна сбросить в ущелье огромный камень, так одна душа может изменить волю сотни богов и... соответственно, ход истории. Чем и занялся на этот раз Олег Наметкин, пациент закрытой психиатрической клиники, метко прозванный главврачом Котярой `душеходцем` за способность подселяться в тела предков. Опыт вмешательства в историю у Олега уже имелся. И весьма успешный. Но теперь Наметкину предстояло дело непростое: стать принцем, возглавить военную оппозицию и предотвратить нашествие. А перед этим в своем времени — ни больше ни меньше как умереть. Изящно и таинственно. С верой в будущее.

---

— Постараюсь, — ответил Донцов и мысленно добавил: «Если жив буду».

— Какие сведения вам к завтрашнему дню подготовить, кого вызвать? Я бы заранее расстарался.

— Сейчас подумаю… Подготовьте для меня историю болезни Наметкина, и список книг, которыми он пользовался при жизни.

— Ничего этого нет! — Лицо Шкурдюка исказилось неподдельной скорбью. — Книги его давно разошлись, сейчас уже и не припомнишь куда. А история болезни у нас на компьютере записывается. Умер человек — и его файл стирается.

— Человек не умер, его убили! — как Донцов ни старался, не смог сдержать раздражения. — Очень уж у вас все быстро делается. Трех дней не прошло, а труп кремировали, историю болезни стерли, вещи растащили. Вы меня, конечно, извините, но возникает впечатление, что кто-то заметает следы.

— Господи, о чем вы… — Казалось, еще чуть-чуть, и Шкурдюк рухнет в обморок. — Как можно нас подозревать? Для клиники это обычный порядок. Так всегда делалось. Честное слово!

— Верю, верю. — Донцов уже и сам был не рад, что повел себя чересчур резко. — Завтра встретимся, и обо всем поговорим конкретно.

Он проводил Шкурдюка до самых дверей, а потом стоял у окна, дожидаясь, когда внизу вспыхнут фары и заурчит двигатель.

На улице бушевала прямо-таки арктическая метель, и тем, кто оказался сейчас в ее власти, приходилось, наверное, несладко. Сказать что-нибудь за киллера Ухарева не представлялось возможным, а вот капитану Цимбаларю оставалось только посочувствовать.

Вдоволь налюбовавшись на слепую белую круговерть, столь же притягательную, как пламя костра или накат прибоя, Донцов вернулся к столу и уставился на загадочный листок, составлявший прежде часть какой-то рукописи, о чем свидетельствовала прописная буква в начале первого слова и отсутствие знака препинания после последнего.

Для чего ему передали этот листок, возникший как бы из небытия? Для того, чтобы помочь следствию или, наоборот, пустить его по ложному следу?

Дело, и раньше не казавшееся рядовым, теперь запутывалось еще больше. Вся надежда сейчас была на Ухарева. Фигурально говоря, его арест мог стать тем самым лихим ударом, которым нередко разрубается гордиев узел самого хитроумного преступления.

Но куда же, в самом деле, запропастилась эта тварь? Почему отлынивает от работы? Деньги-то ведь уже получены!

Донцов позвонил дежурному по отделу и поинтересовался, не подавал ли о себе вестей известный капитан Цимбаларь.

— На операции он, — ответил дежурный. — Пару раз связывался со мной по рации. Говорил, что все нормально. Только вот погода подкачала.

— Кто погоды боится, пусть идет служить в ансамбль песни и пляски внутренних войск. Тамошние артисты даже при малейшем сквозняке на сцену не выходят… Слушай, мне никто не звонил вечером?

— Звонил какой-то тип около шести. Фамилия еще какая-то странная… Не то Шкурный, не то Кожинов. Телефоном твоим интересовался. Я его, конечно, отшил. У нас, говорю, не справочное бюро.

Выходило, что Шкурдюк по мелочам не лукавил. Плюс ему за это. Один маленький плюс на целую кучу больших минусов.

Время по всем меркам было еще детское, однако донимала усталость суетного и нервного дня. Новый день тоже не обещал ничего хорошего — утром иди под вечер должно было совершиться покушение. Промедление, а тем более срыв заказа могли вылезти Ухареву боком. Бандиты люди простые. Канцелярщину не признают. Выговор у них выносит ствол, а замечание — нож, любовно именуемый «кишкоправом».

Нужно было отдохнуть и набраться хоть каких-то силенок. Что ни говори, а собственная берлога — большое дело. Это даже медведи понимают.

Впрочем, сейчас покой и безопасность не гарантировала даже запертая на все замки собственная квартира. Тот, кто убил Наметкина, мог проникнуть к нему только сквозь кирпичную стену.

Ночь прошла неспокойно. Провалиться в спасительную бездну сна мешали странные шорохи и скрипы, прежде для квартиры Донцова не характерные. Один раз он даже не поленился встать с постели, чтобы с пистолетом в руках проверить туалет и ванную, но там, естественно, никого не оказалось.

Потом начали шуршать и попискивать мыши, недовольные отсутствием дармовых харчей (и откуда этим харчам было взяться, если на кухне даже холодильник стоял отключенный, а газ зажигался исключительно для кипячения воды).

«Надо будет кота завести, — подумал Донцов сквозь дрему и тут же спохватился: — А кто за ним присмотрит, если со мной что-нибудь случится?»

Промаявшись так всю ночь, он под самое утро крепко уснул, и даже на телефонную трель отреагировал с большим опозданием. В такую рань мог звонить только дежурный по отделу, и это действительно оказался он.

Специфика этой профессии требовала выражений кратких и доходчивых, что и было продемонстрировано на деле:

— Куда ты запропастился? Бабу, наверное, в позу ставишь? На часы взгляни, охломон! Почему нос наружу не кажешь? Цимбаларь уже сбесился совсем! Он себе все на свете отморозил! Совесть имей!

— Все, сейчас выхожу… — Донцов принял сидячее положение, и с ненавистью посмотрел на бронежилет, который легко было снимать, но ох как трудно надевать.

Итак, день начался.

Где ты, Ухарев, ау! Раз, два, три. четыре, пять — я иду тебя искать…

С погодой продолжали твориться чудеса. На этот раз для разнообразия — чудеса приятные.

Метель утихла, и очистившееся небо светилось неяркой зимней синевой, которую в нынешнее время почти не пятнали заводские дымы, и не перечеркивали инверсионные следы сверхзвуковых самолетов.

Под таким небом даже самого пропащего человека посещали мысли о целесообразности и величии этого мира, о смысле собственного существования, о необходимости веры, о значении надежды, о силе любви. И не все уже выглядело так мрачно, как накануне, и мнилось, что жизнь еще можно начать сначала, и совсем не хотелось вспоминать об отмеренном тебе роковом сроке.

В этом удаленном от центра спальном районе утро было наиболее хлопотливым и, если так можно выразиться, людным временем суток. Дети и взрослые спешили по своим делам, дворники убирали снег и долбили лед, возле гастронома разгружались машины с продуктами, в мусорных контейнерах копались бомжи, препираясь между собой из-за добычи.

— Смойся с глаз моих, подлюка! — по праву старожила орал один, уже успевший примелькаться в этом районе. — И чтоб я тебя здесь больше не видел! Такими, как ты, нужно землю удобрять!

Другой, пришлый и потому приниженный, что-то бормотал в свое оправдание.

Где— то среди этой разнообразной публики таились оперативники, призванные блюсти безопасность Донцова. Вполне вероятно, что здесь же ошивался и еще не опознанный киллер Ухарев.

Снег во всех направлениях покрывали свежепротоптанные дорожки, и Донцов вступил на ту из них, которая вела к автобусной остановке. Если в течение ближайших десяти минут ничего не случится, то останется единственный вариант — вечернее возвращение со службы.

Внезапно кто-то толкнул Донцова в спину — толкнул не сильно, но резко, словно в него сослепу врезалась какая-то ранняя пташка.

Никаких подозрительных звуков он перед этим не слышал, но сразу сообразил, что это за птички-синички летают так низко над землей, и прямо по снежной целине рванул в сторону.

Следующий летун успел послать Донцову привет, чирикнув возле самого уха. Третий опять оказался молчуном, долбанув в бронежилет так, что Донцов едва удержался на ногах.

Дело принимало поганый оборот. Убийца расстреливал его, как мишень в тире, а телохранители все еще не подавали о себе никаких известий.

На бегу Донцов оглянулся. За те тридцать-сорок секунд, которые прошли после первого выстрела, в окружающем мире почти ничего не изменилось.

Дети и взрослые по-прежнему спешили куда-то. Дворники продолжали махать лопатами и тюкать ломиками. Разгоряченные работой грузчики извергали изо ртов клубы пара. Все окрест было голубым от снега и розовым от восходящего солнца.

Перемены наблюдались лишь в стане бомжей, причем перемены кардинальные.

Один стоял во весь рост, вытянув в направлении Донцова правую руку, кисть которой целиком скрывалась в пестром полиэтиленовом пакете. Легкая сизая дымка, похожая на автомобильный выхлоп, окутывала его, хотя взяться ей вроде было неоткуда.

Другой, еще недавно качавший права, присел на корточки, ошалело переводя взгляд со своего собрата на Донцова и обратно. Когда пакет под действием пороховых газов раздулся в очередной раз (самого выстрела, как и прежде, не было слышно), бомж-старожил резко выпрямился и ударил бомжа-пришельца водочной бутылкой по голове. Раздался воистину боевой звук — звонкий и хрясткий.