Элейн Барбьери - Невинность и порок

• Название: Невинность и порок
• Автор: Элейн Барбьери
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-03941-3

Он был опасным человеком — ожесточенным, бесстрашным и неукротимым. Он поклялся во что бы то ни стало отомстить безжалостным негодяям, убившим его брата. Она жила, окруженная любовью и заботой, на ранчо приемного отца, вдалеке от шумного мира, и втайне мечтала о том единственном, что предназначен ей небом. Они встретились, как враги, но и случайной встречи оказалось достаточно, чтобы разжечь пламя неистовой страсти, перед которой доводы рассудка — ничто…

---

— Я считаю ее… вполне честной.

— Неправда.

— Однако это так.

— Черта с два! Ведь одна мысль, что Роджер Норрис будет появляться у нас в доме и волочиться за тобой — или что там еще у него на уме, — внушает тебе такое отвращение, что ты не в состоянии проглотить ни кусочка!

— Ты ошибаешься.

— Ложись спать, Пьюрити.

— Еще рано.

— Ты выглядишь так, словно вот-вот свалишься с ног от усталости. Делай, что тебе говорят.

Девушка кивнула. Как ни странно, у нее не было сил с ним спорить.

Через несколько минут она забралась в постель и попыталась забыть обо всем.

У него не было сил, а может быть, мужества, чтобы пошевелиться.

Стэн устало провел рукой по лицу. Пит уже убрал со стола и заново сервировал его для завтрака. При этом ни Стэн, ни он не произнесли ни слова. Даже звон кастрюль в кухне стих. Судя по всему, повар покончил со своими делами и отправился в барак для работников.

Стэн бросил взгляд на стенные часы. Было почти девять. Пьюрити скорее всего уже спала, да и парни скоро улягутся. И если он знал их так хорошо, как ему казалось, то для них будет облегчением отвести душу после угрюмого молчания за столом. Однако он готов был поручиться головой, что, несмотря на досаду, вызванную излишней вспыльчивостью девушки, никто из этих мужчин не потерпел бы ни единого слова, сказанного против нее.

К глазам Стэна подступили непрошеные слезы. Он знал, что все его работники были искренне привязаны к Пьюрити. Она выросла на глазах у большинства из них, и они видели, как девушка изо всех сил старалась выполнять свои обязанности на ранчо, не требуя для себя никаких поблажек. После того как его ноги парализовало, они согласились подчиняться ей, зная, что он сам этого хочет, однако постепенно ей удалось завоевать их уважение. Стэн видел, что они гордились Пьюрити и восхищались тем, чего ей удалось добиться, не меньше его самого. Он был уверен, что все эти люди чувствовали себя ее защитниками. Он мог на них положиться, и это его радовало.

Проклятие! Стэн хлопнул ладонью по столу. И все из-за того, что он прикован к инвалидному креслу, будь оно неладно! Ему ни в коем случае не следовало перекладывать бремя своих обязанностей на плечи такой молоденькой девушки! И теперь, спустя три года, было еще большим безрассудством надеяться на то, что она сумеет отвести от ранчо беду!

Стэн устало провел рукой по густым седеющим волосам, невольно покачав головой. Нельзя было отпускать Пьюрити в город на встречу с Роджером Норрисом. Этот малый смотрел на нее как на лакомство, которое ему не терпелось проглотить. Когда-то Стэн думал, что Роджер может прийтись Пьюрити по душе, однако достаточно было одного взгляда на ее лицо, когда она вернулась домой, чтобы все его надежды развеялись как дым.

Внезапно приняв решение, Стэн повернул кресло и, добравшись до гостиной, покатил к большому, забитому бумагами столу. Бросив беглый взгляд на ворох счетов, он решительно отбросил их в сторону и вынул из среднего ящика лист писчей бумаги. Рука дрожала, когда он взял перо и обмакнул его в чернильницу. Сознавая, что у него не осталось иного выхода, он усилием воли унял дрожь и принялся писать.

Пьюрити внезапно проснулась и окинула встревоженным взглядом комнату, пытаясь стряхнуть гнетущее чувство страха, навеянное ночным кошмаром. Самообладание постепенно вернулось к ней, когда она увидела знакомые обои с поблекшими голубыми цветами, туалетный столик с зеркалом и несколькими безделушками, умывальник с белым потрескавшимся кувшином и стенной шкаф, где помещался ее скудный гардероб.

Девушке вдруг пришло в голову, что у нее очень мало вещей, которые она по-настоящему ценила. Первое место среди них занимала хранящаяся в сундучке под кроватью пара сшитых вручную ботинок, которые подарил ей Стэн.

Ей никогда не приходилось видеть обуви лучше. Время от времени Пьюрити вынимала башмачки, чтобы полюбоваться, и их вид неизменно вызывал у нее улыбку: такими крошечными они казались. Девушка была уверена: Стэн не догадывается, что она все еще хранит их. Но почему-то она была не в силах с ними расстаться.

Там же лежала красная лента от коробки конфет, которую парни подарили ей на ее последний день рождения. Конфеты привезли из Сент-Луиса. Казалось, она в жизни не пробовала ничего более вкусного, ведь их преподнесли друзья.

Здесь же Пьюрити хранила револьвер в кобуре, торжественно врученный ей Стэном в ее шестнадцатый день рождения. Девушка вспомнила, что, увидев его в лавке оружейника, не в силах была оторвать от него глаз. Она даже надеяться не смела на то, что он когда-нибудь будет принадлежать ей.

Но больше всего на свете Пьюрити дорожила маленьким золотым медальоном в форме сердечка, покоившимся в ложбинке у ее груди. Она протянула к нему руку. Это было все, что осталось у нее от семьи, которую так давно унесла река.

Пьюрити попыталась воскресить в памяти уже поблекшие было образы родных, и на ее лице появилась улыбка. Ее мать, такую же светловолосую, как и Пьюрити, звали Джастин. Имя отца было Клэй. Как ни странно, все, что она помнила о матери, — это ее холодная ладонь, смахивавшая слезы с лица девочки. Пьюрити казалось, что одно ее прикосновение уносило прочь лихорадку. Что до отца, то она отчетливо могла представить только его ярко-рыжие волосы и улыбку. У него был приятный низкий голос.

Сестер же своих Пьюрити помнила хорошо. Темноволосая Онести была старшей, самой красивой и толковой из троих. Следующей по возрасту шла она сама. Младше всех в семье была Честити, с вьющимися рыжими, как у папы, локонами. Пьюрити очень хотелось иметь кудри такого же оттенка, как у Честити. Она подозревала, что Онести мечтала о том же.

Девушка привычным жестом коснулась рукой сердечка: папа подарил каждой из своих дочек по одинаковому медальону. Пьюрити вспомнила, как она гордилась этой вещицей, имевшей для нее особое значение. В памяти сохранились последние слова отца. Он сказал, что мама будет править фургоном, когда они начнут переправляться через реку, а ей не надо бояться, потому что Онести позаботится о ней и Честити. Хотя Пьюрити никогда и никому, даже Стэну, не говорила об этом, она была уверена, что в один прекрасный день медальон приведет ее к сестрам, которых она потеряла.

На глаза Пьюрити неожиданно навернулись слезы, и она не без досады смахнула их. Время для слез давно миновало. Все равно ими горю не поможешь. Став взрослой, Пьюрити нашла себе тайное утешение — когда среди ночи ее охватывала тревога, она брала в руку медальон и беседовала с сестрами. Девушка не сомневалась, что они живы, каким-то образом слышат ее голос и знают, что в эту минуту средняя сестра думает о них.

Пьюрити вздохнула. Слышат ли они ее сейчас? Как бы поступила Онести, зная, что ранчо грозит разорение и никто, кроме Пьюрити, не может выручить из беды Стэна, а у нее остается только один способ выторговать для него столь необходимое время?

Юное решительное лицо старшей сестры промелькнуло перед мысленным взором Пьюрити, и ответ стал очевидным: Онести сделала бы все, что в ее силах. И она поступит так же.

Пьюрити закрыла глаза.

«Но только не обручальное кольцо, черт побери! Ни за что на свете!» — подумала она.

Смутные воспоминания снова всплывали в мозгу покрытого испариной Бледнолицего Волка. Они сливались с яркими красками неба над головой и проблесками золотистого солнечного света. Его густые волосы прилипли ко лбу. Каждая прядь словно обжигала огнем, напоминая ему о той могущественной силе, которую он призывал к себе на помощь. Пот струился с висков, выступал каплями, как бы окутывая его пеленой влаги. Лихорадка овладела его мыслями, его плотью, и лишь дух оставался прежним…

Бледнолицый Волк открыл глаза, осматривая вершину холма, на котором сидел, — то место, куда привело его предзнаменование. Дневной свет уже померк, настала ночь. Солнце — источник жизни — опустилось обратно в подземную обитель, оставив лишь слабые отблески, тень былой мощи, чтобы озарять потемневшее небо.

Лучи серебристого света коснулись кожи Бледнолицего Волка, принеся с собой прохладу. В небе появились огни. Они мерцали, словно пытаясь рассеять тьму, но он знал, что это им не по силам. Юноша вскинул голову, ожидая новый, уже третий рассвет. В молитвенной позе он просил о просветлении. Подняв руки в молитве и вспомнив песнопения, обращенные к Великому духу, Бледнолицый Волк ожидал видений, которые до сих пор не появились.

Он снова будет ждать, будет молиться, вдыхая дым благовоний, и поститься… потому что потребность его была как никогда велика. Глубокая рана на его теле, нанесенная безжалостной рукой, уже зажила, но шрамы на душе остались. Его путь по-прежнему оставался неясным.

И тогда глазам Бледнолицего Волка предстало видение, ясно различимое на фоне ночного неба. Светловолосая женщина с очень белой кожей и ясными глазами! Он видел, как рядом с ней хлынула чья-то кровь, и почувствовал, как крик вырвался из груди, когда он пытался остановить багровую струю, но было уже слишком поздно. Кровь пролилась, и уже ничего нельзя было изменить.