Ричард Бах - Хорьки в поднебесье

• Название: Хорьки в поднебесье
• Автор: Ричард Бах
• Издательство: София, Гелиос
• Жанр: Детская проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-344-00263-7

Эта книга о том, как встреча двух любящих может преобразить мир...

О том, что мы больше своей роли — безмерно больше.

О том, что нужно следовать своему предназначению, что бы ни случилось.

О том, что, вырастая, мы вовсе не становимся красивыми. Просто мы понимаем, что на самом деле были красивыми всегда.

О том, что никто не умирает — мы просто становимся ангелами-хранителями для тех, кого любили, когда были смертными на Земле.

О том, что, переходя из жизни в жизнь, мы не расстаемся с тем, что любили.

---

«Сегодня проблем не будет, — подумала Шторми, припоминая прогноз погоды. — Легкий дождик по эту сторону от Портленда, а дальше все ясно до самого Салинаса». Впрочем, это не имеет значения. Метеосводки — чистая формальность. Шторми никогда не обращала на них внимания. Важен не столько сам груз, сколько идея груза. Какой бы груз ей ни доверили, он будет доставлен вовремя, — и от этого принципа Шторми не отступала еще ни разу.

Сегодня ночью ей надлежало доставить на юг продовольствие для хорьков и мячи-погремушки. Все пятьдесят контейнеров были надежно закреплены в грузовых отсеках.

Диспетчер на вышке навел бинокль на самолет Шторми.

— «Авиахорек три-пять», взлетная полоса свободна. Остерегайтесь турбулентности в спутной струе отбывающего самолета.

— «Авиахорек три-пять», выруливаем на полосу, — отозвалась Шторми.

Привычным движением включив таймер полетного времени и радиоответчик, она крепко стиснула коготками четыре дросселя, плавно повела лапу вперед и отпустила тормоза. Чем быстрей она оторвется от полосы, тем быстрей избавится от проблем со спутной струей.

Из сопел вырвалось голубое пламя, лопасти винтов слились в сплошное пятно, и самолет, все ускоряясь, покатил по рулежной дорожке. И вот, наконец, дорожка круто пошла вниз, расплываясь перед глазами летчицы.

«ХЛи-4» оторвался от полосы.

Хорьчиха-летчица перевела еще одну рукоять в положение «Вверх» и, наклонив голову, прислушалась к вою втягивающихся шасси. Еще миг — и на приборной доске зажглись три красных огонька. Все рычаги зафиксировались во включенном положении.

Шторми потянулась к рукояти закрылков, но тут самолет нырнул в плотное облако. По ветровому стеклу забарабанил дождь, но все капли мгновенно сносило встречным потоком. Прежде чем поднять закрылки, Шторми сверилась с приборами — крохотными окошками с видом на гироскопические небеса — и расслабилась. Погода летная — значит, все будет как обычно.

— «Авиахорек три-пять», — донеслось с вышки, — свяжитесь с сиэтлским пунктом отправления. Счастливого полета.

— «Авиахорек три-пять», вас поняли.

Конечно, всегда приятно услышать доброе пожелание, но все же Шторми не понимала, к чему эти два лишних слова. Когда она за штурвалом, полет всегда складывается удачно. Что толку раз за разом повторять одно и то же напутствие? В воздухе и без того слишком много болтовни.

Она повернула ручку настройки частоты и лениво доложила:

— Пункт отправления, Сиэтл? Привет. «Авиахорек три-пять». Высота тысяча двести лап. Поднимаемся до пяти тысяч.

Нажав кнопку стабилизации курса на автопилоте, Шторми установила скорость подъема и зафиксировала стабилизатор высоты на отметке «5».

Дождь стучал все громче — казалось, будто по фонарю кабины барабанит не вода, а крупные, твердые песчинки.

Хорьчиха Шторми любила свою работу, хотя та и не приносила ей никакой славы. Просто хорькам, спящим этой ночью в Салинасе, нужны продукты, а щенкам нужны мячи-погремушки. Потому-то она и летит в ночи одна-одинешенька — летит туда, куда зовет ее долг. И совершенно не важно, что они никогда не узнают, кто доставил им этот груз, и даже не увидят ее самолета.

— «Авиахорек три-пять», поднялись до пяти тысяч, — сообщила она в диспетчерскую. — Можно и выше. В любой момент.

И она поднялась выше. Сначала до семи тысяч, а затем и до девяти, выйдя наконец на трассу «Виктор-23» — магистральную авиалинию грузовых рейсов.

Дождь хлестал по обшивке самолета. Одинокая хорьчиха затерялась во мраке высоко над землей; белоснежный мех ее отливал тускло-красными бликами в свете сигнальных ламп.

Лапы вновь забегали по приборной доске. Настало время переключиться с пункта отправления на центральную зону южного сектора.

Температура за бортом упала до нуля; капли на ветровом стекле теперь успевали превращаться в крошечные льдинки, но пока еще их быстро сдувало встречным потоком.

«Нас очень мало, — с грустью подумала Шторми. — Почти никто не хочет работать на грузовых рейсах». Она вздохнула. Временами она едва не раскаивалась, что так и не стала нормальной хорьчихой. Дремала бы сейчас где-нибудь в мягком гамаке и смотрела сладкие сны!

«Но кому-то же надо нас кормить! — сказала она себе. — Кто будет возить продовольствие для хорьков?

Кто будет возить гамаки и одеяла? Игрушки для щенков?

Да, работа у меня не из легких, — мысленно продолжала она свою речь, — но мне доверили важное задание. Я везу тридцать контейнеров с продуктами и двадцать — с мячами-погремушками. Дождь не дождь, лед не лед, а груз надо доставить. И доставить вовремя».

Сиэтл уже растаял во тьме у нее за спиной, а до Портленда было еще неблизко. Но самолет уверенно пробивался сквозь пелену дождя и мчался вперед и вперед по воздушным каньонам, между высоких облачных стен, посеребренных звездным сияньем.

Верный добрый «ХЛи-4», когда-то казавшийся до невозможности сложным нагромождением металла и всяческих непонятных систем, давно уже стал для Шторми куда привычней ее старенького автомобильчика. Теперь она уже не понимала, где заканчиваются ее лапы, а где начинается самолет. Она больше не задумывалась о том, что надо сделать, чтобы повернуть или набрать высоту. Достаточно было сказать себе «вправо», «влево» или «вверх» — и это тут же случалось. Металлические крылья и хвост стали ее вторым телом.

Небо — огромная чернильная клякса, звезды — крошечные маячки… теплое дыхание моторов… У Шторми всякий раз захватывало дух от этой красоты — ничуть не меньше, чем в первом ее ночном рейсе. О, этот очарованный край! Тайная земля в поднебесье, страна волшебных дворцов, увидеть которые не дано никому, кроме летчика!

Прямо по курсу высилась стена тумана, и Шторми бросила прощальный взгляд на звезды, прежде чем снова нырнуть под облачный покров. Ночные облака, пропеллеры и крылья, моторы и приборы, указатели курса и высотомеры, и вся девственно-чистая арена поднебесья, на которой всякий раз это чудесное действо разыгрывается вновь и вновь…

О, как она все это любила!

С самого своего щенячьего детства Хорьчиха Дженина стремилась в небо. Спрятавшись в высокой траве невдалеке от дома на Крутой речке в Айдахо, где она провела детские годы, маленькая Дженина ложилась на спину и, прижавшись к прохладной земле, терялась в проплывающих высоко вверху облаках. Иногда ей начинало казаться, что она летает среди пушистых тучек.

По вечерам, засыпая в гамаке, она грезила о полетах, о поросших травою склонах, по которым она сбегает вниз и мчится все быстрей и быстрей, а потом отрывается от земли и, растопырив все четыре лапы, взмывает к небу.

Какое прекрасное то было чувство, когда душа ее растворялась в поднебесье! И сны ее были полны сладкой памятью о том, до чего же это здорово — избавиться от веса, тянущего к земле, и от неуклюжего щенячьего тела!

То были волшебные сны — ибо волшебство таится во всяком нашем страстном желании. Дух, стремящийся к полету столь безудержно, милостью ангелов непременно отыщет способ, как подняться в эту очарованную синь и остаться там навсегда.

Родители ее были художниками: Хорьчиха Глинда — мастерицей гончарного дела, а Хорек Денвер — живописцем. Правда, в те времена никто еще не слыхал о них за пределами маленького городка на Крутой речке.

Дом, в котором выросла Шторми, был настоящей галереей: детство ее прошло среди мольбертов, холстов и красок, глины и глазури, среди декоративных горшков и ваз, только что вышедших из маминой печи для обжига.

Но в комнате Дженины безраздельно царило небо. Она десятками мастерила крошечные модельки хоречьих самолетов — бипланов и гидропланов, планеров и вертолетов, грузовых, учебных и гоночных машин — и подвешивала их на ниточках к потолку или ставила на полки рядом с книжками, в которых рассказывалось так много интересного о полетах и летчиках

Временами мама и папа просовывали в дверь носы, испачканные краской или глиной, и умиленно улыбались своей сереброшерстой дочурке, обнаружив, что в полку моделек прибыло. Они помогли ей выкрасить потолок и стены — и те стали светло-голубыми, как небо в полдень, с белыми пышными тучками, — и подвесили к потолку звезды-лампочки, зажигавшиеся по ночам.

— Милая Дженина, — бывало, спрашивали они ее с восхищением, — скажи, ты и вправду хочешь летать?

Сами они были совершенно счастливы на земле. Они не слышали зов неба, но понимали, что малышка прислушивается к нему во все уши.

— Не торопись принять решение, — говорили они дочке. — Но как только ты поймешь, к чему призывает тебя высшее чувство истины, как только ты увидишь свою цель, беги к ней со всех лап! И никогда не оглядывайся.

Именно так Шторми и поступала всю свою жизнь. Куда бы ни позвало ее сердце, как бы далеко от дома ни устремилась их дочка на сей раз, мама и папа всегда отпускали ее в путь без сожалений. И не однажды она от всего сердца благодарила их за то уважение, с каким они принимали каждый ее выбор — сначала в мелочах, а затем и в важных делах, — пока, наконец, родители не отпустили ее с благословением в свободный полет, отныне и навсегда предоставив Шторми собственной судьбе.