Элизабет Джордж - Ради Елены

• Название: Ради Елены
• Автор: Элизабет Джордж
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-94145-201-2

Елена Уивер, студентка Кембриджа, убита во время утренней пробежки. В ходе расследования выясняется, что девушка была беременна. Кто мог ненавидеть жертву до такой степени, чтобы так жестоко расправиться с ней? Мачеха, ревнующая падчерицу к мужу, незадачливый молодой любовник, не желающий становиться папашей, преподаватель, боящийся быть уличенным в связи с младшекурсницей, «не университетский» парень, невзначай задетый юной «скобкой»? Инспектор Линли и его помощница Барбара Хейверс так долго не могут прийти к единому мнению, что промедление становится опасным.

---

— Что поняла? — переспросил Линли.

— Его поняла. Его жизнь поняла. Чтобы я поняла его чувства, когда он был обручен. Чтобы я увидела, каков он на самом деле, и приняла его полностью. Всего. Без остатка. И чтобы я никогда не была похожа на его невесту.

Кэтрин выпрямилась и гордо посмотрела на полицейских:

— Она отказывала ему в близости. И все четыре года вела себя так, потому что… Впрочем, не важно. Поймите же, Ленни не мог допустить, чтобы это повторилось. Ему хватило одного раза. Ленни до сих пор не может справиться с перенесенной болью и довериться женщине.

— Он попросил вас поговорить с нами? — спросил Линли.

Кэтрин тряхнула красивой головкой:

— Вы мне не верите? Вы решили, что я все это придумала.

— Неправда. Я просто поинтересовался, когда он просил вас прийти к нам и просил ли вообще?

— Ленни не просил меня ни о чем. Он бы никогда этого не сделал. Он просто рассказал мне, что вы приходили к нему сегодня утром и забрали часть его вещей, подумав, что… — Ее голос задрожал, и Кэтрин наконец отхлебнула чаю, но не поставила чашку на место. — Между Еленой и Ленни не было ничего. Он любит только меня.

Сержант Хейверс вежливо откашлялась. Кэтрин метнула на нее строгий взгляд:

— Я знаю, вы считаете меня шлюшкой-дурочкой, которая вешается ему на шею. Но все совсем не так. Мы собираемся пожениться.

— Круто.

— Мы поженимся! Как только я окончу университет.

— В котором часу мистер Торсон уехал от вас? — спросил Линли.

— Без пятнадцати семь.

— Вы были в своей комнате в Сент-Стивенз-Колледже?

— Я не живу в этом колледже. Мы с тремя девочками снимаем дом недалеко от Миллз-роуд. По направлению к Рамси-таун.

А не к острову Крузо, подумал Линли.

Время вы называете точное? — спросил он.

Да.

Хейверс постучала карандашом о блокнотик:

— Почему вы так уверены?

В голосе Кэтрин послышалась нескрываемая гордость.

— Потому что я посмотрела на часы, когда он только разбудил меня, и посмотрела еще раз, когда мы кончили. Я хотела увидеть, сколько он продержится на этот раз. Семьдесят минут. Он кончил в шесть сорок.

— Просто марафонский результат, — кивнула Хейвере, — ощущения небось космические.

— Хейверс, — тихо оборвал Линли. Девушка поднялась:

— Ленни говорил, что вы мне не поверите. Особенно вы, говорит, — Кэтрин указала на Хейверс, — хотите расплаты. Расплаты за что, спрашиваю. Увидишь, отвечает. Увидишь, когда поговоришь с ней. — Кэтрин надела берет и повязала шарфик.

Перчатки она зажала в кулаке. — И я вижу, что он прав. Он прекрасный человек. Нежный. Любящий, необыкновенный, ему многое пришлось пережить, и все из-за того, что он такой внимательный. Он заботился о Елене Уивер, а она его неправильно поняла. А когда Ленни отказался спать с ней, она пошла к доктору Каффу со своей жалкой ложью… Неужели вы сами не убедились…

— Он был у вас этой ночью? — спросила Хейверс.

Заколебавшись, девушка остановилась:

—Что?

— Этой ночью вы были вместе?

— Я… Нет. Ему надо было поработать над лекцией. А еще он пишет работу, — голос ее больше не дрожал, наоборот, окреп, — он сейчас изучает трагедии Шекспира. Это диссертация о трагических героях. Он считает их жертвами своего времени, в гибели которых виноваты не их собственные изъяны, а общество. Это очень смело, ярко. Он работал вчера ночью и…

— Где? — спросила Хейверс.

На секунду девушка сникла. Она молчала.

— Где? — повторила Хейверс.

— Он был дома.

Он сказал вам, что был дома всю ночь? Кэтрин еще сильнее сжала перчатки в руках.

Да.

— Может, он уезжал куда-нибудь? Может, хотел встретиться с кем-то?

— Встретиться с кем-то? С кем? С кем ему встречаться? Меня не было дома. Я вернулась очень поздно. Он не ждал меня у дома, не позвонил. Я звонила, но никто не брал трубку, но я решила, что… Ведь он встречается только со мной. Только со мной. Поэтому… — Она опустила глаза и попыталась натянуть перчатки. — Я была единственной.

Кэтрин бросилась к двери, еще раз обернулась, но не стала ничего говорить. Дверь осталась открытой после ее ухода. В чайную ворвался ветер. Холодный, сырой ветер.

Хейверс взяла чашку и подняла ее, салютуя вслед девушке:

— Удалец наш Ленни.

— Он не убивал, — сказал Линли.

— Да. Не убивал. По крайней мере Елену.

Глава 18

В Булстрод-Гарденз Линли приехал в половине седьмого, дверь ему открыла Пенелопа. Она держала малышку на руках, и, несмотря на ту же ночную рубашку и те же тапочки, волосы у Пенелопы были чистыми и лежали на плечах красивыми мягкими завитками. От нее исходил тонкий аромат пудры.

— Привет, Томми. — Она провела его в гостиную, где на диване лежали огромные фолианты, тесня собой гору чистых пеленок и пижамок, ковбойскую шляпу и игрушечный кольт сорок пятого калибра.

— Ты меня спрашивал насчет Уистлера и Рескина, и я сама заинтересовалась, — объяснила Пенелопа, кивнув на фолианты по искусству,—их споры уже вошли в историю искусств, а я за столько лет успела о них забыть. Уистлер был настоящим борцом. Не важно, что представляют собой его работы, — в свое время отношение к ним было противоречивым… вспомнить хотя бы знаменитую Павлинью комнату в Доме Лейланда[26] разве она не достойна восхищения?

Она устроила в белье гнездышко, куда уложила малышку, которая все это время весело булькала себе под нос и дергала ножками. После Пенелопа извлекла из груды на диване одну книгу и сказала:

— Вот здесь есть отрывок из протокола судебного заседания. Ты только представь, что в наше время какого-нибудь известнейшего искусствоведа обвиняют в дискредитации авторитета художника. Я и представить не могу, у кого хватит смелости на такие заявления. Послушай, что он сказал о Рескине. — Пенелопа открыла книгу и пробежала взглядом страницу. — Вот: «Я выступаю не только против злобной критики, но и против критики непрофессиональной. Я считаю, что если человек критик, то в первую очередь он художник».

Пенелопа весело засмеялась и отвела с лица прядь. Точно так же делала и Хелен.

— Представь, сказать такое о самом Джоне Рескине. Уистлер был смелым человеком.

— Он оказался прав?

— Мне кажется, он сказал это обо всей критике, Томми. Что касается живописи в частности, то впечатление от полотна зависит от образования и собственного опыта. А искусствовед, и вообще любой другой критик, пишет отзыв на основе исторического опыта прошлого, то есть как делали раньше, и, исходя из теории, резюмирует, что нужно делать сейчас. Все это замечательно: и теория, и техника, и традиция. Но что верно, то верно — чтобы понять творение художника, надо самому быть художником.

Линли присел на диван и увидел репродукцию «Ноктюрн в черных и золотых тонах. Фейерверк» в одной из книг.

— Я не силен в его творчестве. Знаю только его «Портрет матери».

— Как ужасно, когда потомки запоминают художника по таким серым работам, а не по этим, — поморщилась Пенелопа, — хотя я не права. «Портрет матери» хорошая академическая работа и по композиции, и по колориту, но в ней отсутствует ведущий цвет и мало света, а вот его картины с Темзой великолепны. Только посмотри. Какие они торжественные, видишь? Какой вызов темноте бросает он красками, как это смело — видеть в ночи не только черноту.

— Или, например, в тумане не только туман.

— В тумане? — Пенелопа посмотрела на Линли.

— Сара Гордон. Она собиралась писать туман, когда обнаружила тело Елены Уивер в понедельник утром. Я постоянно спотыкаюсь в этом месте, когда пытаюсь понять ее роль в том, что случилось. Как ты думаешь, писать туман — это то же самое, что и ночь?

— Да, если и есть разница, то небольшая.

— Можно ли назвать это новым стилем, как у Уистлера?

— Да. Художники вообще часто меняют стиль. Взять, к примеру, Пикассо. Голубой период. Кубизм. Он постоянно ищет новое.

— Бросает вызов?

Пенелопа откопала еще альбом. Он был открыт на работе Уистлера «Ноктюрн в синем и желтом. Мост в Баттерси», где изображалась ночная Темза и мост.

— Вызов, творческий подъем, скука, ожидание перемен, внезапное вдохновение, которое превращается в целую серию работ. Причин, по которым художник может изменить свой стиль, — множество.

— А что случилось с Уистлером?

— Мне кажется, он видел искусство там, где его не видели остальные. Но ведь такова природа таланта художника, не правда ли?

Видеть искусство там, где его не видят остальные. Удивительно, подумал Линли, какой простой вывод, а сам он почему-то сделать его не смог.

Пенелопа пролистала альбом. За окном послышался звук подъезжающей машины. Хлопнула дверь. Пенелопа подняла голову.

— Так что же случилось с Уистлером? — спросил Линли. — Я не припомню, проиграл ли он дело или выиграл?

Пенелопа смотрела на опущенные шторы. Ее взгляд перемещался к входной двери, по мере того как к ней приближался человек, тяжело ступая по гравию.