Мэри Джентл - Древний свет

• Название: Древний свет
• Автор: Мэри Джентл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-9577-0682-5

Англичанка Мэри Джентл, известная в основном как автор фэнтези, несказанно удивила своих поклонников дилогией «Золотые колдуны» (1983 г.) и «Древний свет» (1987 г.). Совершенно «джек-вэнсовская» сага о захолустной планете, которую сами обитатели зовут Орте, а земляне — Каррис V, поначалу озадачила читателей, но потом поистине покорила их масштабностью замысла, детальной прописанностью и напряженной, увлекательной интригой.

…Добро пожаловать в феодальный мир, где на обломках легендарной Золотой империи образовались десятки ненавидящих друг друга королевств и городов-государств. В мир, на котором почему-то схлестнулись интересы межзвездных держав, одна из которых — Доминион Земли…

---

Вода Источника покрылась рябью от холодного ночного ветра. Мягкий голос Калил продолжал:

— Я хочу… чего-то такого, что у меня было или что я видела или слышала очень давно. И если вы спросите, чего я желаю, то я этого не знаю. Иногда мне что-то чудилось в том, как падают свет, туман и тень… Они напоминают мне, знаю, как, что когда-то очень давно я была лишена наследства; мы… были лишены наследства, ограблены, отправлены в изгнание и всегда будем стремиться возместить утраченное, и нет ничего, что могло бы противостоять этому желанию.

Заколыхалось ли пламя свечей, слабее ли стал свет звезд? Я чувствовала боль, лихорадку и слепоту, хотела закричать, зная, что снаружи охрана. Но купол тонул в густой тени.У тебя есть причины бояться. У всех нас есть причины бояться!

Воспоминания Башни мои, и я контролирую их. Вот сейчас, когда она идет ко мне, протягивает руку с длинными пальцами, чтобы коснуться моей щеки, я чувствую, что значит навязанная сознанию память: вспоминаю, как восемь лет назад в Башне я ощутила боль, которая, продлись она дольше мгновения, стала бы невыносимой агонией. Но здесь не Башня…

высокие стены, тонущие в густой тени

…желтые глаза Калил бел-Риоч и видение:

Золотые зажгли костры в тайных местах города, и бросают туда останки и хлеб, и говорят над ними слова, которых нельзя было бы говорить, и охотно ходят туда, где — рано или поздно — их возьмет рассвет этого древнего сияния. Теперь в холодном воздухе до меня доходят тонкий и острый запах дыма и трупное зловоние с бойни в нижнем городе…

— Слушайте слово Сантендор'лин-сандру! Слушайте слово Золотой Империи. В сердце этого города, в Архонисе у Шести Озер — ночное празднество!

Голос Повелителя, его единокровный брат, стоит рядом с его троном. Слова его тонут в оглушительном реве множества голосов; это последнее празднество города, последнее празднество Империи и последнее, что будет помнить о нас эта земля и мы о ней.

— Слушайте слово Сантендор'лин-сандру Золотых! Он создал во тьме свет, который никогда не гаснет. Он внедрил во все живое этого мира мор, язву и болезнь для всего, что смертно. Начинается последний ритуал!

На безбрежном полу из хирузета мы издаем громкие возгласы. Наши мантии серого, пепельного и черного цветов, и я замерла, передвигаясь вместе с моими Золотыми собратьями… Они ходят на сильно выгнутых ступнях, их белые, как пламя, гривы светятся в темном воздухе электрическим светом. Наши лица в эту ночь скрыты под фантастическими масками, раскрашенными в голубой, золотой и серебряный цвета. Маски и мантии отражаются в зеркально-черном хирузетовом полу.

Звучит ночная музыка, единственная, какая будет у нас, — это наши голоса, звучащие в победной песне: вот один голос, вот еще один, сливающийся с ним, резкий, немелодичный — эхо их отражается от гигантских галерей. Мы поем вместе о том, кто они такие — Золотые из Архониса. Здесь, в эту вечную ночь, у меня нет имени. Я одна. И приходит тьма.

Наши руки взлетают вверх, разбрасывая в ночном воздухе горсти светящейся пыли. Пыли, которая кружится как в водовороте, разносится ветром и пламенеет цветами застывшей молнии. Руки подняты, разжаты ладони с длинными пальцами: свет брошен в воздух, он отражается в золотых глазах, падает на резко очерченные высокие скулы, летит, оседая на спутанные гривы…

Один в черной с серебром мантии ведет нас, в согнутой руке он покачивает, словно убаюкивая, шар и неровный посох. Он подходит туда, где мы стоим, берет холодной рукой чью-то руку, ведет нас на танец — и нет иного выбора, лишь присоединиться к этому танцу — и вот возникает цепочка. Он вел всякого из нас: Золотых и рабов, великих властителей Народа Колдунов, сравнявшихся теперь с расой, созданной из животных, всех, ставших равными в Танце, который начисто лишает гордости, амбиций…

Я слышу наши голоса, слабо возносящиеся во тьму. Хирузет под моими ногами холоден: из его вещества дышит время, холодом вечности обращая воздух во тьму. Ко мне тянется тонкая рука, и я беру ее и двигаюсь в ритме ритуала.

— …Довольно!

Стоя среди колонн, я смотрю в ночь, в город. Стены уходят ввысь, в бесконечную тьму, окутывающую карниз и остроконечную башенку, балкон и террасу. А на улицах, подобных каньонам между дворцами и мавзолеями, продолжаются маскарад и празднество…

— Прекратить!

Танцующие потрясенно застывают на месте. Сантендор'лин-сандру смотрит вниз со своего высокого трона и видит хрупкую фигуру одного из расы рабов. Это одна из наших ошибок — ребенок, оставшийся ребенком, несмотря на совершеннолетие: раса животных называет их аширенин. Каждый год появляется некоторое их количество, и век их недолог.

Ке поднимает голову, глядя прикрытыми перепонками глазами на Повелителя Сантендор'лин-сандру, восседающего на троне. Кожа кир яркого цвета жженой земли, у кир золотая грива, стекающая вдоль позвоночника, перехваченная лентой на лбу, и энергичное лицо.

— О, не говорил ли я…

Звучит мягкий, бесполый голос кир, говорящий нараспев.

— …не говорил ли я, что придет время, как было до вас с Древнейшей Империей…

Мы медленно собираемся вокруг него. Ке стоит босиком на хирузетовом полу, не обращая внимания на наблюдающих за ним; глаза кир устремлены лишь на Сантендор'лин-сандру.

— …что придет время, и вы исчезнете с лица земли!

Ке смеется. В гриву кир вплетены небольшие цветки, и ке отбрасывает ее назад морщинистыми руками, огрубевшими за долгие годы труда. Где-то далеко вверху, на галереях, под мрачными сводами, звучит флейта.

Сантендор'лин-сандру встает. Мантия из металлосетчатой ткани тянется за ним, ее воротник обрамляет перекошенное ястребиное лицо с жестко сжатыми губами и золотыми, как солнце, глазами. Позади него полосы тусклого света.

Он устало говорит:

— Возьмите его и убейте.

— Нет, ты, которого называли Повелителем!

А он продолжает:

— Почему же нет? Вы Наши, Мы создали вас, вывели вас из тех тварей, что обитают в топях и промышляют ночной охотой, чтобы вы были Нашими слугами…

— Как вас самих вывели другие. — Ке улыбается, стоя в одиночестве с высоко поднятой головой. — Повелитель Золотых, мы все были созданы, и что это значит для вас или для меня?

В руках у нас, столпившихся вокруг кир, ножи, но ке не обращает на них внимания. И кажется маленьким и грязным рядом со светлым великолепием Сантендор'лин-сандру, с его чистотой и золотом.

Нежнейшим голосом Сантендор'лин-сандру спрашивает:

— Какое у вас есть утешение для Нас, исчезающих теперь с этой земли?

Аширенин отвечает:

— Никакого.

В залах воцаряется тишина, столь глубокая, что чувствуется, как она давит: это тишина на дне моря.

Аширенин смотрит на повелителя ясными глазами.

— У меня нет для вас утешения, Последний Повелитель. Вы сами лишили себя всякого утешения. Если оно и есть, то для нас. Оно обретено в темных городах нами, тварями, расой рабов, последователями света, который не умирает… света, который возвращается рассвет за рассветом и уходит с каждым закатом лишь для того, чтобы снова вернуться.

У нас есть утешение в Ее лике, который творит жизнь на земле и ускоряет смерть, чтобы снова была жизнь. Наше утешение в этом уходе и возвращении прочного мира, в том, что мы будем снова являться в него и ходить по земле, в том, что мы знаем Ее… Мы встречаемся и расстаемся, снова встречаемся и не забываем.

И Повелитель говорит язвительно и забавляясь:

— Мы позволили вам верить в это. Когда Мы создавали вас, Мы вложили в вас, в вашу плоть память, и потому вы помните жизни ваших матерей, матерей ваших матерей, но никогда не воспринимаете это как нечто большее. Мы позволяем питать ваши иллюзии, маленькое животное, но Мы смеемся над этой верой, поскольку знаем, откуда она взялась.

Они отражаются в хирузете, в глубинах ночи, эти белая и золотая тени, они кажутся карликами рядом с колоннами и тоном-катафалком, но наши взоры направлены на них, на эти две яркие фигуры.

Аширенин стоит среди светящейся пыли, лежащей возле ног кир, в темном воздухе над кир висят сферические огни:

— Об этом будут вспоминать, забывать и снова вспоминать в грядущие века… Слушайте меня, Сантендор'лин-сандру! Мы можем прийти к радости через зло. Мы можем прийти к истине через ложь. Разве не могла Она использовать вас так же, как и вы нас? Если все же вы создали нас такими, какие мы есть, то Она сделала все так, как есть.