Александр Дюма - Олимпия Клевская

• Название: Олимпия Клевская
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-7287-0058-6

Сюжет романа Дюма «Олимпия Клевская» — история трагической любви красавицы-актрисы и талантливого актера, беглого иезуитского послушника, судьба которых оказывается самым тесным образом связана с интригами при дворе юного короля Людовика XV.

---

— В путешествие?! — вскричал Флёри.

— Благодаря обилию приемов, фейерверков, восторгов народных толп, пиров, скачек, морских прогулок его жизнь превратится в сплошное развлечение, которое, если он того пожелает, может продлиться полгода.

— На полгода отправить короля путешествовать? — повторил ошеломленный Флёри. — Да о чем вы думаете, господин герцог? Ведь это невероятно, не можете же вы всерьез предлагать мне разлучиться с королем на полгода?

— Вы бы не расстались с его величеством, монсеньер, потому что вы бы его сопровождали.

— Сопровождать короля, мне? — заметался в своем кресле Флёри. — Мне жить среди этого нескончаемого шума? Проделывать тысячи льё пути? Ах, господин герцог, неужели вы говорите серьезно?

— Более чем серьезно и обдуманно, монсеньер.

— Чтобы развлечь короля, вы хотите убить его! И меня тоже!

— Помилуйте, монсеньер, теперь путешествуют с такими удобствами, и потом, какой повод для заключения союзов! Это был бы мост, переброшенный от Франции ко всем державам, отторгнутым от нас войной.

Кардинал покачал головой с тем отчаянием, которого даже самые ловкие дипломаты не в силах скрыть, когда их жертва, вместо того чтобы угодить в расставленную сеть, ускользает, вынуждая их прибегать к новым ухищрениям.

Ришелье, внешне обескураженный столь малым успехом своего начинания, в глубине души торжествовал, видя, как жестоко обмануты надежды старика.

— Ваша идея, господин герцог, быть может, и превосходна, — отвечал Флёри, — но, к несчастью, она неисполнима.

— Так откажемся от замысла развлечь короля, — промолвил Ришелье, изображая тяжелейший вздох.

— И вы не можете найти другого способа, и это при вашей изобретательности? — спросил кардинал.

— Увы, нет, монсеньер!

— В конце концов, позвольте вам заметить, что, когда господин ваш отец заставил вас путешествовать в обществе наставника, а вы как раз были в возрасте короля, смею предположить, что вам это не показалось таким уж занимательным.

— О! — вскричал Ришелье. — Конечно же нет, монсеньер, но ведь между мной и королем такая огромная разница! Я был рожден со всеми мыслимыми недостатками, я приобрел все возможные пороки. Король же, напротив, отмечен таким благочестием, его принципы столь тверды, он им так верен, что просто поражает меня.

— Это верно, — подтвердил Флёри.

— Я был развращен, — продолжал Ришелье, — а король святой. Обучать обычного дворянина — значит улучшать его, короля же обучение может только испортить.

— Правильно! Правильно! И хорошо сказано! — воскликнул Флёри, увлеченный этой истиной, которую он столь часто сам объявлял целью всех своих действий. — Но, в конце концов, что же, если король есть король, разве это значит, что он должен умирать от скуки?

— Монсеньер, скука — это один из атрибутов царственности.

— Ох, герцог, герцог!

— Тогда, монсеньер, пусть король сам исполняет свои обязанности: пусть ведет переписку с министрами, бдит над состоянием казны, пусть он… да пусть развяжет войну, тут уж не соскучится.

— Ну вот, герцог, теперь вы доходите до крайностей! — ужаснулся кардинал. — Ввергнуть Европу в пожар, чтобы развлечь короля! И вы еще говорите, что стали благоразумным?

— Тогда я уж и не знаю, — с глуповатым видом произнес Ришелье. — Должен признаться, что, после того как я уже предложил вам путешествие, работу, войну…

— Возможно, найдется какое-нибудь другое средство. Поищем еще.

— От всего сердца готов искать.

— Подумаем теперь, нет ли чего подходящего среди благородных забав.

— Можно было бы заняться разведением цветов, — заметил Ришелье, — но король так пресыщен овощеводством…

Кардинал слегка покраснел, однако слова герцога прозвучали столь чистосердечно, что разгневаться не было возможности.

— Есть также игра, — продолжал Ришелье.

— Это занятие, герцог, мало подходит для человека, близкого к святости, и уж тем более для короля. Когда король играет и выигрывает, проигрывают вельможи; если же он проиграет, платить будет народ.

— Тогда охота.

— О, король и так уже охотится слишком часто!

— Знаете, монсеньер, это обескураживает: ни война, ни путешествия не годятся, работа и азартные игры тоже не подходят… Ах! Я забыл еще одно развлечение, которое весьма забавляло Людовика Четырнадцатого и о котором его правнук понятия не имеет.

— Это какое же?

— Строительные дела, монсеньер.

— Король о них совершенно не помышляет.

— Стало быть, его величество в свои восемнадцать лет уже и не способен ничем поразвлечься? Как же быть? Его прадеда подобное несчастье постигло лишь годам к шестидесяти.

И Ришелье умолк.

Понаблюдав за ним безмолвно несколько минут, Флёри решился робко пробормотать несколько слов.

— Я, — выговорил он, — самый плохой советник, какого мог бы иметь этот бедный государь. Как священник и старик, я не вправе внушать ему любовь к греху.

— И даже греху любви, — с необычайной дерзостью, смеясь, подхватил Ришелье.

В полном замешательстве, утратив всю свою самонадеянность, Флёри пристально взглянул на него.

— Ужасающий грех! — обронил он вполголоса.

— Людовику Пятнадцатому бояться его нечего, — прибавил Ришелье. — Возлюбленная короля — это его супруга.

Теперь Флёри в свою очередь погрузился в молчание.

— А впрочем, — вновь заговорил герцог, — как может быть, чтобы король скучал, если он влюблен? Вот в чем загадка. Король без ума от королевы, и все же ему скучно? Король — такой неутомимый муж, а тем не менее скука томит его! Вот что необъяснимо! Разве что вы, монсеньер, вы, знающий все тайны его величества…

Кардинал шумно вздохнул.

— Что же с ним происходит? — спросил Ришелье. Флёри отвечал новым вздохом.

— Боже мой, монсеньер, вы пугаете меня! Возможно ли, чтобы король и королева…

— Ах, герцог!

— Как? Их любовь — неужели она одна лишь видимость? О! Это невероятно! Ведь еще вчера король смотрел на свою жену глазами, сверкающими, словно бриллианты.

— Герцог, я уж не знаю, может быть, венский колдун и открыл вам какие-то секреты, но похоже, что не все.

— Я совершенно повержен, монсеньер.

— Послушайте, герцог, короля можно до известной степени извинить. Он рожден с неутолимым темпераментом, с пламенной натурой, это истинный внук своего прадеда.

— А королева — суровая немка, не так ли?

— Увы! Видите ли, в том-то все и горе.

— Боже правый! Монсеньер, но надо же спасать этот брак. Тем самым мы обеспечили бы не только счастье наших государя и государыни, но и общественное спокойствие.

— Да, герцог, да, это супружество абсолютно необходимо спасти, ведь если король заскучал, где, у кого он станет искать развлечения? Вот что ужасно!

— Вы сказали, монсеньер, что король наделен неутомимой, пламенной натурой.

— Это настоящий огонь, господин герцог.

— Я не раз слышал, что темпераменты подобного склада нуждаются в том, чтобы их укротили либо смягчили. Укротить — это зачастую невозможно, зато смягчить — задача куда более достижимая. Ведь существуют же некоторые обряды усмирения, в особенности в обиходе религиозных общин?

— Кровопускания, хотите вы сказать, господин герцог. У себя в монастырях мы это называем «минуциями»; слово это происходит от латинского minutio note 44. Так, монахи картезианского ордена подвергаются такому обряду раз в год.

— Э, монсеньер, об этом можно подумать… Утомительные упражнения, игра в мяч, плавание, строгий распорядок дня.

— Господин герцог, не будем забывать: мы же с вами говорим о том, что король скучает, мы хотим развлечь его.

— Но у нас, монсеньер, возникла необходимость найти способы для развлечения короля.

— Я помню об этом, господин герцог.

— Так его не развеселишь — что правда, то правда. Ми-нуции — это лечение, а не забава, и потому они здесь не подойдут.

— Тут еще есть некая тонкость, господин герцог, и вы как дворянин оцените мою щепетильность. Ведь персона монарха священна, не так ли?

— Вне всякого сомнения.

— Следовательно, как мне кажется, неприкосновенность царственной особы была бы нарушена, если бы кто-то вздумал пускать его величеству кровь, ограничивать короля в пище. Подобные средства…

— … в ходу у монахов и хирургов — это верно, а здесь бы лучше что-нибудь подобающее лицу государственному.

— Вы не станете пользоваться такими способами, господин герцог.

— Признаться, я предпочел бы отдать королю всю мою

кровь и сам умереть от голода, лишь бы он мог удовлетворять свой аппетит и поступать сообразно своему темпераменту.

— Ну вот, видите, герцог: опять возникают затруднения.

И Ришелье снова впал в молчаливую задумчивость.

— У меня сейчас вдруг возникла идея, — сказал Флё-ри, — по поводу моего сомнения, ведь тот, кто говорит о щепетильности, всегда разумеет вопросы совести. И вот какой вопрос пришел мне на ум…