Александр Дюма - Паж герцога Савойского

• Название: Паж герцога Савойского
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-БИЗНЕС-ЦЕНТР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2000
• ISBN: 5-7287-0056-Х

Роман Дюма «Паж герцога Савойского» входит в цикл его произведений, посвященных истории Франции сер. — кон. XVI в., периода Итальянских (1494-1559) и Религиозных (1560-1598) войн. В этот цикл входят также романы «Асканио», «Две Дианы», трилогия о Генрихе Наваррском: «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Сорок пять» и повесть «Предсказание».

---

Каждый из них держал в руках жезл. Они остановились перед боковыми барьерами и застыли неподвижно, как конные статуи.

Над четырьмя воротами бастиона зачинщиков появились трубачи и протрубили вызов на все четыре стороны света.

Одна труба ответила, и из ворот залы нападающих выехал рыцарь в полных доспехах, с опущенным забралом, с копьем у стремени.

На его шее блистала цепь ордена Золотого Руна, и по этой награде, полученной им в 1546 году от Карла V вместе с императором Максимилианом, Козимо Медичи, великим герцогом Флорентийским, Альбертом, герцогом Баварским, Эммануилом Филибертом, герцогом Савойским, Оттавио Фарнезе, герцогом Пармским, и Фердинандом Альваресом, герцогом Альбой, можно было сразу узнать Ламораля, графа Эгмонта.

Перья на его шлеме были белые и зеленые: это были цвета Сабины, графини Палатинской, герцогини Баварской, с которой он обвенчался пять лет тому назад в Шпейере в присутствии императора Карла V и Филиппа II, короля Неаполитанского, и которую любил нежно и преданно до самой смерти.

Он продвигался вперед, управляя лошадью с тем изяществом, что создало ему славу первого наездника испанской армии, причем эта слава была столь громкой, что король Генрих II, в этом отношении не имевший себе равных, как говорили, ей несколько завидовал.

Проехав три четверти ристалища, он приветствовал ложу королевы и принцесс — копье склонилось до земли, а корона на шлеме коснулась шеи лошади — и дотронулся древком копья до щита короля Генриха П.

Затем, под громкие звуки фанфар, он заставил коня, пятясь, пройти всю длину ристалища и, оказавшись с другой стороны барьера, направил копье горизонтально.

Поскольку это был куртуазный поединок, противники должны были, согласно обычаю, целиться только в торс, или, как тогда говорили, «между четырьмя членами».

Как только Эгмонт направил копье, король в полном вооружении выехал верхом.

Даже если бы Генрих не был королем, ему хлопали бы не менее дружно. Трудно было себе представить всадника, лучше сидевшего на коне и державшегося в стременах, более крепкого и в то же время более изящного, чем король Франции.

Как и граф Эгмонт, он держал в руке копье наизготове. Заставив лошадь сделать пируэт, чтобы приветствовать королеву и принцесс, он повернулся к сопернику и зацепил копье за нагрудный крюк.

В ту же минуту оруженосцы подняли барьеры, и судьи, видя, что противники готовы, в один голос воскликнули:

— Съезжайтесь!

Всадники только и ждали этого мгновения, чтобы ринуться друг на друга.

Оба одновременно ударили копьем прямо в грудь противника.

И король и граф Эгмонт были столь умелыми наездниками, что ни один не вылетел из седла, но удар был так силен, что граф потерял стремя, а копье сотряслось, выскользнуло у него из рук и упало в нескольких шагах от него. Копье же короля разлетелось на три или четыре куска, оставив у него в руках совершенно бесполезный обломок.

Кони, испуганные ударом и грохотом, дрожа, остановились и присели на задних ногах.

Генрих далеко отбросил обломок копья.

Ристалище гремело аплодисментами зрителей, а в это время два оруженосца перескочили через барьер: один поднял копье графа Эгмонта, другой подал новое копье королю.

Противники заняли свои места и снова направили копья. Опять прозвучали трубы, барьеры отворились, и судьи второй раз крикнули:

— Съезжайтесь!

На этот раз сломались оба копья. Генрих, словно дерево под порывом ветра, откинулся на круп коня; Эгмонт потерял оба стремени и вынужден был ухватиться за луку седла.

Король выпрямился, граф выпустил луку, и оба всадника, оправившись от страшного удара, снова твердо сидели в седлах.

Вокруг них валялись обломки копий.

Оруженосцы подобрали эти обломки, а противники вернулись каждый за свой барьер.

Им дали новые копья, более крепкие, чем прежние.

И кони и рыцари проявляли нетерпение; кони были все в мыле и ржали — очевидно, бег и фанфары возбудили благородных животных больше, чем шпоры, и они ощущали себя участниками сражения.

Затрубили фанфары. Все зрители кричали от радости и хлопали в ладоши, как тогда, когда веком позже Людовик XIV появился в балете «Четыре времени года» в роли Солнца.

Генрих в виде средневекового воина, а Людовик XIV в виде комедианта одинаково выражали наиболее полно Францию своего времени: первый — Францию рыцарственную, другой — Францию галантную.

Приветственные крики почти заглушили возглас «Съезжайтесь!».

Удар был еще сокрушительнее, чем первые два: Генрих II потерял одно стремя, копье графа Эгмонта разлетелось на куски, но копье короля осталось целым.

Удар был так силен, что лошадь графа встала на дыбы, подпруга лопнула, седло скользнуло по наклоненной спине коня, и — странное дело! — граф оказался на земле.

Поскольку он остался на ногах, то это падение, избежать которого было невозможно, еще более выявило искусство и ловкость замечательного всадника.

Тем не менее граф, поклонившись Генриху II и признав себя побежденным, учтиво отдал себя на милость победителя.

— Граф, — сказал ему в ответ король, — вы пленник герцогини де Валантинуа. Сдавайтесь на ее милость, вашу судьбу будет решать она, а не я.

— Государь, — промолвил граф, — если бы я знал, что мне уготовано столь сладостное рабство, я бы сдался в плен в первый же раз, когда сражался с вашим величеством.

— И вы сберегли бы мне немало людей и денег, господин граф, — ответил король, решившийся не уступать в этом обмене любезностями, — поскольку избавили бы меня от Сен-Лорана и Гравелина!

Граф удалился, а через несколько минут поднялся на балкон и опустился на колени перед герцогиней де Валантинуа, и она связала ему руки великолепным жемчужным ожерельем.

В это время король, уже трижды обменявшийся ударами, отдыхал, уступив место герцогу де Гизу, второму зачинщику.

Герцог де Гиз вышел на поединок с графом Горном, и, хотя герцог слыл одним из лучших бойцов своего времени, во всех трех заездах его преимущества над фламандским генералом были не слишком велики.

При обмене третьим ударом Горн, с той же учтивостью, что и граф Эгмонт, признал себя побежденным.

Потом наступила очередь Жака де Немура. Он сражался против испанца по имени дон Франсиско Ригоннес; при первом ударе копья испанец потерял стремя, при втором опрокинулся на круп лошади, на третьем был вышиблен из седла и упал на землю.

Впрочем, это был единственный испанец, участвовавший в турнире; наши запиренейские соседи знали, что они слабее нас в этом виде борьбы, и не хотели рисковать своей репутацией, уже подорванной поражением дона Франсиско Ригоннеса.

Оставался герцог Феррарский. Он съехался с Дандело. Шансы их были приблизительно равны, но суровый защитник Сен-Кантена, уезжая с поля, признался, что предпочитает настоящую битву на шпагах с врагом Франции всем этим играм, ибо ему, человеку, уже год назад примкнувшему к реформатской религии, они кажутся чем-то языческим.

Поэтому он заявил, что не будет больше сражаться и что вместо него выступит его брат Колиньи, если тот на это согласен.

И, так как Дандело был человек твердый, он сдержал данное себе слово. Первый день закончился сражением четырех зачинщиков против четверых нападающих; этими четырьмя нападающими были: Данвиль против короля, Монтгомери против герцога де Гиза, герцог Брауншвейгский против Жака де Немура и граф Мансфельд против Альфонса д'Эсте.

Если не считать короля, чье преимущество — то ли из учтивости противника, то ли на самом деле — было очевидным, остальные соперники были приблизительно равны.

Генрих был вне себя от радости!

Правда, он не слышал, что вполголоса говорили люди вокруг него, и в этом нет ничего удивительного: короли часто не слышат и того, что говорится во всеуслышание.

А вполголоса говорили о том, что коннетабль — слишком хороший придворный, чтобы не научить своего старшего сына, как нужно обращаться с королем, даже когда ты держишь в руке копье!

XI. КАРТЕЛЬ

На следующий день король Генрих так спешил продолжить турнир, что передвинул обед на час вперед, чтобы выйти на ристалище ровно в полдень.

Как раз в тот момент, когда фанфары возвестили выход пажей, оруженосцев и судей (мы попытались описать этот выход в предыдущей главе), из конюшен Турнельского замка выехал всадник; широкополая шляпа прикрывала его лицо; несмотря на обычную июньскую жару он был укутан в широкий черный плащ и, когда ему удалось прорваться через толпу простонародья, тройным кольцом окружавшую ристалище, стало видно, насколько горяча его берберская лошадь.

И в самом деле, на углу монастыря минимов он пустил коня рысью, а около канатных мастерских Красных Ребят перешел на галоп, позволивший ему за час проделать путь от Парижа до Экуана.

Приехав в Экуан, он не замедлил аллюра и остановился только у дверей маленького, отдельно стоящего и скрытого большими деревьями дома, где мы останавливались вместе с Эммануилом Филибертом на его пути в Париж.