Александр Дюма - Сан-Феличе. Книга вторая

• Название: Сан-Феличе. Книга вторая
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-7287-0038-1

Одно из самых выдающихся произведений Дюма, роман «Сан Феличе» — история трогательной любви молодой неаполитанки из семьи, близкой к королевскому двору, и французского офицера-республиканца, итальянца родом, — разыгрывается на фоне революции 1798 — 1799 гг. в Королевстве обеих Сицилии.

---

Вот вести, которые он принес. Войдя в церковь святого Франциска, он обнаружил там следы свежей крови; капитан пошел по этим следам, и они привели его к склепу, полному роялистов, мертвых или умирающих от ран. То были сорок пленников, находившихся на подозрении и арестованных по приказанию Никола Паломба; все они, скованные по двое, были расстреляны в трапезной святого Франциска накануне вечером. Казнь свершилась в ту самую минуту, когда до слуха осаждающих донеслась оглушительная стрельба, за которой последовало глубокое молчание.

После этого мертвых и еще дышавших бросили всех вместе в склеп.

Это зрелище потрясло офицера, посланного в город кардиналом.

Узнав, что некоторые из несчастных еще живы, кардинал тотчас же отправился в церковь святого Франциска и приказал всех, мертвых и живых, извлечь из склепа, куда они были сброшены. Только троих, не получивших смертельных ранений, удалось выходить: они излечились совершенно. Пять или шесть других, еще дышавшие, умерли в тот же день, даже не приходя в сознание.

Трое оставшихся в живых были: отец магистр Ломастро, бывший провинциал доминиканцев, скончавшийся двадцать пять лет спустя от старости; Эммануэле де Марцио из Матеры, и парламентёр дон Рафаэлле Веккьони, служивший в военном секретариате и умерший между 1820 и 1821 годами.

Двое инженеров, Винчи и Оливьери, оказались в числе убитых.

Роялистские писатели сами признают, что разгром Альтамуры был делом ужасным.

Об этом же говорит и Винченцо Дуранте, лейтенант Де Чезари, написавший историю этой невероятной кампании 1799 года:

«Кто может без слез вспомнить скорбь и отчаяние этого несчастного города? Кто в силах описать этот нескончаемый трехдневный грабеж, который все не мог насытить жадность солдат!

Калабрия, Базиликата и Апулия обогатились трофеями Альтамуры.

Все было отнято у жителей, им оставили только горестное воспоминание об их мятеже».

В течение трех дней Альтамура исчерпала все те ужасы, которые междоусобная война, самая неумолимая из войн, приберегает для городов, взятых приступом. Оставшиеся там старики и дети были зарезаны, пансион для девушек осквернен. Либеральные писатели, и среди них Коллетта, напрасно ищут в недавних временах бедствий, подобных тому, какое испытала Альтамура; в поисках сравнений им следует обратиться к временам Сагунта и Карфагена.

Только страшный поступок, совершенный на глазах Руффо, заставил его дать приказ о прекращении резни.

В одном из домов нашли спрятавшегося там патриота и привели его к кардиналу, который, стоя на площади, в крови, среди мертвецов, в окружении сожженных и рушащихся домов, служил «Те Deum» перед наскоро сколоченным алтарем.

Этого патриота звали граф Фило.

В ту минуту, когда он бросился на колени, умоляя кардинала пощадить его жизнь, человек, назвавший себя родственником инженера Оливьери, найденного, как мы говорили, среди трупов, приблизился и выстрелил в него в упор. Граф Фило упал мертвый к ногам кардинала, и кровь его забрызгала пурпурное одеяние Руффо.

Это убийство, совершенное на глазах кардинала, побудило его дать приказ прекратить расправы. Он велел объявить сбор: все офицеры и священники получили приказание обойти город и остановить грабеж и убийства, длившиеся уже три дня.

Как только кардинал отдал этот приказ, показался верховой в мундире неаполитанского офицера, мчавшийся во весь опор. Он остановил коня перед кардиналом, соскочил на землю и почтительно подал Руффо письмо, написанное рукой королевы.

Кардинал узнал почерк, поднес письмо к губам, распечатал его и прочел следующее:

«Храбрые и благородные калабрийцы!

Мужество, доблесть и верность, которые вы проявили, защищая нашу святую католическую религию и вашего доброго короля и отца, данного вам самим Господом Богом, чтобы царствовать над вами, руководить вами и делать вас счастливыми, вызвало в нашей душе чувство столь большой благодарности и живейшего удовлетворения, что нам захотелось вышить для вас нашими собственными руками знамя, которое мы вам посылаем. 45

Это знамя послужит ясным доказательством нашей искренней любви и признательности за вашу верность; но в то же время оно должно побуждать вас самым решительным образом продолжать действовать с неизменной храбростью и рвением до тех пор, пока не будут рассеяны и побеждены враги государства и нашей пресвятой религии, пока наконец вы, ваши семьи, отечество не смогут мирно наслаждаться плодами ваших трудов и мужества под покровительством вашего доброго короля и отца Фердинанда и всех нас; мы же никогда не перестанем находить возможности доказывать вам, что неизменно храним в сердце память о ваших славных подвигах.

Продолжайте же, храбрые калабрийцы, сражаться с присущей вам доблестью под этим знаменем, на котором мы собственноручно вышили крест и девиз — славный знак нашего искупления. Помните, благочестивые воины, что под защитой такого девиза вы не можете не прийти к победе. Да ведет он вас вперед! Без страха бросайтесь в битву и верьте, что враг будет побежден.

А мы тем временем с чувством глубокой благодарности будем молить Всевышнего, подателя всех благ, чтобы он смилостивился и помог нам в первую очередь в делах его чести, его славы и вашего и нашего спокойствия.

Полная признательности, неизменно

Ваша благодарная и добрая мать Мария Каролина. Палермо, 30 апреля».

После подписи королевы, на той же линии, стояли следующие имена:

«Мария Клементина,

Леопольдо Бурбон,

Мария Кристина,

Мария Амелия 46,

Мария Антония».

Пока кардинал читал письмо, посланец развернул знамя, которое было вышито королевой и молодыми принцессами и оказалось поистине великолепным.

Оно было из белого атласа; с одной стороны на нем был вышит герб неаполитанских Бурбонов с надписью: «Моим дорогим калабрийцам», с другой — крест со священным девизом лабарума императора Константина: «In hoc signo vinces!»

Шипионе Ламарра, привезший знамя, был рекомендован кардиналу письмом королевы как храбрый и превосходный офицер.

Руффо приказал трубить в трубы и бить в барабаны, собрал всю армию и среди трупов, рушащихся домов, дымящихся развалин громким голосом прочел калабрийцам присланное ему письмо, затем развернул королевское знамя, которое должно было вести их к новым грабежам, новым убийствам и новым пожарам, что крест, казалось, одобрял, а Господь Бог благословлял!

«Тайна!» — сказали мы; вновь повторяем: «Тайна!»

CXXXI. НАЧАЛО КОНЦА

Пока эти важные события совершались в Терра ди Бари, Неаполь стал свидетелем происшествий не менее важных.

Как выразился Фердинанд в постскриптуме к одному из своих писем, император Австрийский решил наконец сдвинуться с места.

Это движение оказалось гибельным для французской армии. Император ждал русских и был прав.

Суворов, еще воодушевленный своими победами над турками, пересек Германию и, пройдя ущельями гор Тироля, вошел в Верону, принял командование над объединенными армиями, получившими теперь название армии австрийско-русской, и овладел Брешией.

Французские войска, кроме того, были разбиты при Штоккахе в Германии и при Маньяно в Италии.

Макдональд, как мы сказали, занял пост Шампионне.

Но тот, кто сменяет, не всегда заменяет. Обладая высокими воинскими доблестями, Макдональд не располагал умением мягко и по-дружески обращаться с людьми — качеством, которое снискало Шампионне широкую популярность в Неаполе.

Однажды Макдональду сообщили, что на Старом рынке лаццарони подняли бунт.

Эти люди — потомки тех, что восстали с Мазаньелло, грабили и убивали под его началом, после этого они без стыда и совести прикончили или, во всяком случае, дали убить самого Мазаньелло, а потом протащили его труп по грязи и бросили голову в сточную канаву; потомки тех, что спустя недолгое время, в силу непостижимых и, тем не менее, характерных для южан противоречивых побуждений, собрали части его растерзанного тела, уложили на позолоченные носилки и предали земле с почестями, подобающими разве что святому; лаццарони, в 1799 году все те же, что и в 1647-м, собрались, разоружили национальную гвардию и с ружьями бросились к порту, чтобы поднять восстание среди моряков.

Макдональд в этих обстоятельствах последовал традициям Шампионне. Он послал за Микеле и обещал ему чин и жалованье командира легиона и мундир еще более блестящий, чем тот, что он носил, если ему удастся усмирить восстание.

Микеле вскочил на коня, въехал в толпу лаццарони и с присущим ему красноречием убедил их сложить оружие и разойтись по домам.

Усмиренные бунтовщики отправили к Макдональду депутатов просить прощения.

Макдональд сдержал обещание, данное Микеле, назначил его командиром легиона и подарил ему великолепный мундир, в котором тот немедленно выехал показаться народу.