Майкл Дибдин - День Благодарения

• Название: День Благодарения
• Автор: Майкл Дибдин
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-026028-8, 5-9660-0519-2

Погибла жена немолодого журналиста-англичанина, живущего в Америке, и он отправляется в Неваду — встретиться с ее первым мужем… Зачем? Почему? Человек, одержимый горем, попросту не знает этого — потому что существует отныне в странном мире на грани вероятного и невероятного. Человек, одержимый горем, ХОЧЕТ ГОВОРИТЬ… Так начинается эта тончайшая, изысканнейшая история, в которой основное место принадлежит ВНУТРЕННЕМУ МОНОЛОГУ. Монологу человека в ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Монологу, обнажающему подлинные глубины человеческой психологии…

---

Я извлек бутылку «Макаллана» двадцатилетней выдержки в бочке, купленную в специальном магазине на Олд-Комптон-стрит. Меня теперь все больше мучили опасения, сумею ли я скрыть ее от таможенников США вдобавок к необлагаемому налогом литру в багажном отделении. Несколько стаканчиков золотого дымного виски, разбавленного минеральной водой, которое захватила с собой Люси, убедили меня, что, пожалуй, не стоит пытаться импортировать и двухсотграммовую банку иранской икры, которую я приобрел в аэропорту. Я сходил в кухонный отсек, раздобыл две чайные ложки, и мы предались объедению.

Во время этой оргии чревоугодия мы принялись перемывать кости другим пассажирам. Я вскоре обнаружил, что Люси безошибочно подмечает малейшие особенности произношения, жестов, ухоженности, одежды и всяких прочих аксессуаров, обладая способностью синтезировать свои открытия в язвительно-остроумную и беспощадную карикатуру.

А главное, она оказалась одной из немногих знакомых мне женщин, умеющих заставлять меня смеяться. Не знаю почему, но, согласно моему опыту, живой юмор — это обычно мужское качество. Мужчины, которых я не терплю, тем не менее способны меня рассмешить, но практически ни одной из женщин, которых в то или иное время я любил, не удавалось вызвать у меня ничего, кроме вежливой улыбки.

Люси была другой. Она всячески избегала ранить чьи-либо чувства, но никогда не обманывалась и не была ханжой — при условии, что предмет ее нашептываемого монолога никак не может ее услышать. А потому ее губы оказались в интересной близости от моего уха. Я ощущал ее дыхание на мочке и в изгибах ушной раковины.

В какой-то момент мимо прошла худенькая бледная девочка в сопровождении женщины лет шестидесяти грозно компетентного вида. У нее были тщательно завитые псевдобелокурые волосы, крепко сжатый рот и квадратный подбородок. Низенький рост, массивный бюст, нижняя часть торса, сужающаяся к тощим ногам. Одежда ее состояла из эластичных брюк и мерцающего свитера, демонстрирующего подобие гибрида кота и ангела. Одна ее рука сжимала плечо девочки, а другая крепко держала устрашающих размеров сумку.

— Крепкая бабища, — сказала Люси. — Выскочила за бездельника, когда была еще душечкой, и нарожала кучу детей. Бедная девчушка, наверное, одна из ее внучек. Она ее растит, потому что дочка оказалась чересчур легкомысленной. Она и сама была такой, но теперь все позади. Теперь она матриарх клана неудачников где-нибудь в лесах или к востоку от гор. Она отдает им приказы хриплым прокуренным голосом, а затем выручает, когда они впутываются в истории. Телевизор в доме не выключается, даже когда все спят.

— Так что же она делала в Европе? — спросил я, зачерпывая еще холмик маслянистых серых шариков и вкладывая его между ее губами.

— Один из ее безнадежных сынков пошел в армию. Он служит на какой-то базе в Германии, поухаживал по-свойски за местной Fraulein[6] и угодил на губу. Пэтси знает, что он, если его предоставить самому себе, наломает еще больше дров, с позором вылетит из армии и опять сядет ей на шею. Вот она и полетела туда вызволять его и ставить палки в колеса военной полиции. Девочка предъявляется как дочка этого типа и служит луковицей, когда требуется пролить слезу. Черт, какая прелесть! И, главное, чтобы ее есть, вовсе не надо быть голодной.

Следующим объектом нашего тихого злословия стал пассажир лет сорока с чем-то, облаченный в один из тех ансамблей для отдыха, которые стоят дороже костюмов от «Брукс бразерс». Он пробрел мимо, а потом повернулся у двери уборной, которая оказалась занята. Торопясь показать, что и я умею играть в эту игру, я быстро его оценил. Заурядно благодушное сияющее лицо в дорогих очках и фасонная стрижка. Деятель социального обеспечения? Учитель? Нет, слишком много денег. Нечто слегка мессианское в его выражении натолкнуло меня на мысль, что он — телевизионный евангелист, но одежда определяла типичного либерала, одного из плодов послевоенного бума рождаемости. И единственное, в чем я был абсолютно уверен, ни с чем этим не сочеталось.

Я увидел, что Люси смотрит на меня с чуть насмешливой улыбкой. Она поняла, что я попробовал и потерпел неудачу.

— Ладно, — сказал я. — Слушаю.

— Корпоративный консультант. Ну, тот тип, который, к примеру, садится в «Боинг» и поучает их, как «повысить творческий потенциал» и «поощрять разнообразие», а может быть, выявляет психов, которые способны свихнуться на работе и пристрелить кого-то или же изводить своих коллег сексуальными домогательствами. Соль в том, что при передаче дела в суд компания получает возможность заявить: «Эй! Мы делали все возможное! Мы обеспечили консультации всем нашим служащим!»

— Такой сарказм! А вы не думаете, что иногда это срабатывает?

— Конечно, срабатывает. Так, как срабатывало у КГБ. Всегда можно настолько запугать большинство людей, что они будут делать вид, будто согласны с любой вашей чушью. Но этим вы их не изменяете. Люди таковы, каковы они есть. А такое дерьмо только дополнительно делает из них лжецов.

Она улыбнулась мне:

— Простите, если я немножко сорвалась. Но на работе мне приходится непрерывно с этим смиряться, оказываться в группах для обсуждения «трех качеств, которые придают мне особую ценность». Нет, вы скажите, насколько трудно продавать яблоки, черт подери? Свою работу я выполняю чертовски хорошо и не сомневаюсь, что зарабатываю вдвое больше этого прыща, но у него есть власть заставить меня ползать по полу на четвереньках в каком-нибудь дерьмовом «упражнении для укрепления коллективного духа».

— Ну-ка, глотните немножко укрепляющего напитка и успокойтесь.

— Извините. Есть очень многое в моей стране такого, что я люблю, но когда я вижу субъектов вроде этого, мне становится стыдно, что я американка.

— Но он не американец.

— Что? Не говорите глупостей.

— Хотите пари, что он англичанин?

— Вы расслышали его акцент?

— Нет, но посмотрите, как он исподтишка всех проверяет. Ему не слышно, что мы говорим, но он учуял, что говорим мы про него, и дает мне знать, что он знает. А вы вообще не замечаете, что другие люди тоже существуют, и вам решительно все равно, что они думают о вас. Вы живете в культуре без перспективы.

— Фарш из янки! Чудесно. Высшая отметка. Э-эй, поглядите на эту цыпочку. А, вы уже.

Из туалета вышла женщина и направилась по проходу в нашу сторону. Она была примерно ровесницей Люси, а может быть, немного моложе, с длинными черными волосами, томными карими глазами и высокими скулами с тщательно наложенным макияжем. На ней были узкие полотняные брюки и бежевая шелковая блузка, открытая ровно настолько, чтобы было видно брильянтовое колье и намек на ложбинку между грудями.

— Забудьте, — категорично сказала Люси. — У вас никакого шанса нет. Вторая жена, вот в чем суть. Кольцо с солитером плюс со вкусом демонстрируемые брильянты на шее. Так что это не трофей какого-нибудь дешевого торговца машинами. Нет, он побогаче и повлиятельней, что-нибудь вроде элегантного черно-бурого лиса. Возможно, адвокат большой корпорации, первая жена которого помогала ему окончить юридический факультет. Обратите внимание на костюм. Скромный, но очень дорогой. Лженепринужденность, но чересчур продумано, чтобы он был по-настоящему сексуальным. Она отдает себе отчет в положении вещей. Сказать ей особенно нечего, но ей и не требуется что-нибудь говорить. А когда она начинает говорить, то писклявым подростковым тоном, никак не вяжущимся с образом, который она так старательно тщится создать. Женщины вроде нее всегда забывают привести свой голос в порядок.

Люси взяла меня за локоть, в первый раз прикоснувшись ко мне, и повернулась посмотреть мне прямо в глаза. Когда она наклонилась ко мне, меня охватило безумное желание поцеловать ее.

— И знаете что еще, — прошептала она. — Ей не нравится трахаться.

Окно или проход? В самолете, уносившем меня в Париж, я сидел там, где предпочитал, но быстро наступила темнота, и ничего видно не было. Кресло у прохода занимала внушительная француженка в возрасте, который становился все более определенным, забальзамированная в саркофаге высокой моды. Фамилии ее я так и не узнал, но назовем ее мадам Дюпон.

Я без особого успеха попытался заговорить с ней. Ее как будто не удивило и не заинтересовало, что я говорю на ее языке, хотя и плохо, но я все равно продолжал тараторить просто ради удовольствия ощущать во рту сочную мякоть французских слов. Мадам Дюпон слушала вполуха с неопределенной улыбкой и время от времени машинально опускала руку в сделанную по заказу сумку, содержавшую увлажняющий крем, бутылочки «Эвиана», модные журналы и другие необходимые аксессуары. Как выяснилось позже, к ним принадлежал и мсье Дюпон, хитрого вида старикан, который (по своему ли желанию, по ее ли) сидел на четыре ряда сзади, но иногда в своих странствованиях взад-вперед по проходу останавливался, чтобы пробурчать ей что-то, смахивающее на жалобу, на что супруга отвечала выразительным пожатием плеч.