Маркиз де Сад - Жюстина, или Несчастья добродетели

• Название: Жюстина, или Несчастья добродетели
• Автор: Маркиз де Сад
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Эротика
• ISBN: 5-352-00564-X

Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.

«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“. Для литературы и цивилизации подобное уважение является, конечно же, сокровищем. Поэтому не удержаться от скромной внятности наказа всем нынешним и грядущим издателям и комментаторам: уважайте в де Саде по крайней мере его скандальность!»

Морис Бланшо о романе Маркиза де Сада «Жюстина, или Несчастья добродетели»

---

— Ты узнаешь меня, Жюстина? — бросился к ней Железное Сердце, заключая ее в объятия. — Узнаешь человека, который продолжает боготворить тебя и с которым ты обошлась так сурово… О небесное создание, как ты выросла и похорошела! Но скажи: ты снова будешь такой жестокой, как в прошлый раз?

— Надо спешить, сударь: скоро рассвет, и мы погибли, если нас здесь увидят…

— Ты сможешь отыскать дверь?

— Да, если вы дадите мне клятву.

— Какую же?

— Сохранить жизнь несчастной, которую вы собрались убить, и отпустить меня на свободу, как только мы выйдем обратно.

— Насчет свободы можешь не сомневаться, — ответил разбойник, — но первое условие выполнить невозможно.

— В какое ужасное положение вы меня ставите! Зачем только я спустилась?

— Скоро рассвет, Жюстина, ты сама это сказала только что, нельзя терять ни минуты…

И трясущаяся от страха Жюстина шагнула вперед.

— Вот тополь, который я запомнила. За ним должна быть дверь.

Железное Сердце и его подручные бросились туда и скоро отыскали потайной вход. Они подвели к нему девушку.

— Это здесь?

— Да, это та самая зеленая дверь. Отпустите же меня, сударь.

— Непременно, — сказал Железное Сердце, — мы сдержим слово, которое тебе дали. Вот десять луидоров, поцелуй меня, дорогая… Я мог бы потребовать от тебя благосклонности, о которой так долго мечтал… я мог бы наказать тебя за то большое зло, что ты причинила шайке, но то старое зло, намного меньше того, что ты сейчас сделала нашей жертве, было продиктовано твоей добродетелью, а нынешний твой поступок вызван эгоизмом. Мы, как закоренелые преступники, понимаем эту разницу, посему ступай, Жюстина, но твоя подруга погибнет… Прощай же, постарайся быть более счастлива, чем я вижу тебя сегодня, и помни, что ты всегда найдешь друзей в лице Железного Сердца и его шайки.

— Вот так, — размышляла Жюстина, шагая прочь, — выходит, это еще один необъяснимый каприз фортуны? Я хотела спасти невинное дитя от ярости злодея — он запер меня и собрался изнасиловать. Затем я отдала одну из моих новых подруг во власть другого людоеда и этот отвратительный поступок… это страшное предательство, которое заставит меня каяться всю мою жизнь, предоставило мне свободу, деньги и положило конец моим страхам. Прошу тебя, небесная справедливость, прояви свою волю так, чтобы она была мне понятнее, иначе я впаду в сомнения, которые могут тебя оскорбить.

Такие мысли одолевают нашу несчастную героиню. Между тем день угасает, и вот она видит, тот злополучный пруд и рядом то самое тенистое убежище, где она собиралась отдохнуть три месяца тому назад; она останавливается, чтобы утолить голод, и снова идет по дороге в Оксерр, откуда отправляется 7 августа дальше с твердым намерением добраться в Дофин: эта провинция по-прежнему видится ее романтическому воображению как светлая надежда на счастье.

Она прошла около двух лье; жара начинала угнетать ее; она поднялась на небольшой холм, поросший леском и удаленный от дороги, с намерением вздремнуть в тени часа два, тем более, что там было уютно и безопасно; она расположилась под дубом и после скудного обеда погрузилась в сладостный сон. Несчастная девушка спокойно насладилась им и, открыв глаза, принялась с удовольствием разглядывать приятный пейзаж, расстилавшийся перед ней: посреди леса, который уходил до самого горизонта справа, она заметила вдалеке небольшую часовню, скромно возносившую свой крест в синее небо… «Какое восхитительное уединение, — подумала она, — как я тебе завидую! Должно быть, там находится прибежище кротких и добродетельных отшельников, которые думают лишь о Боге и о своих обязанностях; или, быть может, счастливое уединение, ты даешь приют святым отцам, посвятившим себя религии, удалившимся от этого пагубного общества, где порок непрестанно крутится вокруг невинности, оскверняет и уничтожает ее. Да, все земные добродетели должны обитать там, я в этом уверена: когда развращенность человека изгоняет их с земли, они укрываются среди благословенных существ, которые боготворят их и практикуют каждодневно». Это зрелище волновало тем сильнее воображение Жюстины, что чувства самой пылкой набожности не покидали ее никогда, ни в каких обстоятельствах жизни: презирая софизмы ложной философии, полагая их исчадием разврата, она с убежденностью противопоставляла им свою совесть и свое сердце и находила и в совести и в сердце необходимые на них ответы. Часто принужденная своими злоключениями забывать порой об обязанностях религии, она искупала эту вину тотчас, когда имела к тому средства.

Вдохновленная такими мыслями, она спросила юную крестьянку, которая пасла неподалеку овец, что представляет собой этот монастырь.

— Это бенедиктинское аббатство, — отвечала пастушка, — там живут шесть монахов, с которыми никто не сравнится по набожности и умеренности. Один раз в году туда приходят люди из здешних мест помолиться святой деве, и она дает им все, что они пожелают. Ступайте туда, мадемуазель, ступайте, не раздумывая, и вы не пожалеете.

Странно взволнованная этим ответом, Жюстина в ту же минуту испытала живейшее желание просить заступничества и помощи у ног здешней Богоматери.

— Я хочу ее увидеть! — с восторгом воскликнула она.

— Я полюблю ее, ту, которой Всевышний дал милость родить Бога, я паду ниц перед этим источником чистоты, невинности, благости и скромности. Скорее туда, каждый миг промедления — это преступление, которого не простит моя религия.

Жюстина захотела, чтобы девушка пошла с ней; она умоляла ее, даже предлагала деньги, однако ничего не вышло: пастушка сослалась на то, что никак не может оставить свое стадо.

— Хорошо, — сказала Жюстина, — я пойду сама, только укажите мне дорогу.

Дорогу ей показали и уверили, что у нее вполне достаточно времени, чтобы добраться туда засветло, и что настоятель аббатства, самый уважаемый и святой из людей, встретит ее радушно и окажет ей всю необходимую помощь. Его зовут дом[30] Северино, он — итальянец, близкий родственник папы, который благоволит к нему; это кроткий, честный, услужливый человек в возрасте пятидесяти пяти лет, из которых две трети он провел во Франции. Получив все сведения, Жюстина поспешила к святой обители, где, судя по всему, Предвечный приготовил для нее радости и утешения.

Едва спустившись с холма, она потеряла часовню из виду. Теперь ориентиром ей служил только лес, и она подумала, что расстояние до аббатства, о котором она, кстати, забыла осведомиться, совсем не такое, как она считала вначале. Однако это ее не смутило; она дошла до края леса и, поскольку солнце стояло еще высоко, решила углубиться в чащу, надеясь по-прежнему добраться до места до темноты. Между тем она не видела пока никаких человеческих следов: ни одной хижины, и дорогой ей служила узенькая тропинка, ощетинившаяся густыми кустами, по которой, очевидно, не ступала нога человека и которая была протоптана дикими зверями. Жюстина прошла по меньшей мере пять лье, никого так и не встретив, дневное светило скрылось, оставив мир в полумраке, и вдруг ей показалось, что раздался далекий звон колокола: надежда вспыхнула вновь, девушка прислушалась и пошла на этот звук; шла она быстро и скоро оказалась в темном кустарнике, где тропа, еще более незаметная, чем предыдущая, вывела ее в конце концов к монастырю Сент-Мари-де Буа. Так называлась эта обитель.

Если окрестности замка Бандоля казались Жюстине мрачными и жуткими, то, уж конечно, места, окружавшие аббатство, должны были показаться ей совершенно дикими. Ближайшее селение находилось в шести лье отсюда, а громадные леса надежно скрывали обитель от человеческих глаз; она была построена в большой глубокой долине, со всех сторон окруженной вековыми дубами. Вот почему Жюстина потеряла часовню из виду, едва спустившись с холма на равнину. Пройдя вниз по склону еще приблизительно четверть часа, наша героиня подошла к хижине, которая стояла под самой церковной папертью; она постучала в дверь, на пороге появился старый монах.

— Что вам надо? — грубо спросил он.

— Нельзя ли поговорить с настоятелем?

— Что вы имеете ему сказать?

— Меня привел сюда священный долг, и я хотела бы исполнить его. Я позабуду все трудности, которые мне встретились на пути в вашу обитель, если смогу приникнуть к ногам чудодейственной и непорочной девы, чей образ здесь хранится.

Монах открыл ворота и вошел один, но поскольку было поздно и святые отцы ужинали, он возвратился только через полчаса.

— Вот дом Клемент, — представил он пришедшего с ним другого отшельника, — он решит, стоит ли ваша просьба того, чтобы беспокоить настоятеля.

Клемент[31], чье имя совершенно не подходило к его внешности, был сорокапятилетний мужчина необыкновенной тучности и гигантского роста, с жесткой бородой и густыми черными бровями, из-под которых обжег Жюстину мрачный, дикий, злой взгляд; это было лицо настоящего сатира, а когда она услышала его низкий, хриплый, как орган, голос, на память ей сразу пришли ее прошлые злоключения, и сердце у нее учащенно забилось…