Дженнифер Блейк - Цыганский барон

• Название: Цыганский барон
• Автор: Дженнифер Блейк
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05031-0

Мара Делакруа, капризная красотка из Луизианы, неожиданно столкнулась с жестокой действительностью, когда по приезде в Париж ее бабушка проиграла целое состояние коварному мошеннику. Чтобы спасти семью от разорения, Мара соглашается участвовать в планах этого негодяя. Для начала ей нужно соблазнить иностранного принца Родерика, разыграв из себя потерявшую память незнакомку. Но принц недаром слывет покорителем женских сердец. И вот уже коварная соблазнительница сама без памяти влюблена. Но что может принести ей любовь принца, кроме бесчестия и разбитого сердца? Впрочем, кто рискнет предсказывать судьбу двух влюбленных?!

---

— Невероятно! — воскликнул Этторе, округлив глаза.

— Да.

— Извините меня, Алекс, — сказал Родерик, — я не представил вас. Моих телохранителей вы знаете, позвольте представить вам эту даму, с которой вы так хотели познакомиться, мадемуазель Инкогнито. Шери, это известный писатель Александр Дюма.

— Благодарю за добрые слова, Родерик. Мадемуазель, я очарован. Принц рассказал мне вашу историю. Какая восхитительная загадка! Настоящий сюжет для романа… надо будет это обдумать.

— Боюсь, это будет довольно жалкая история.

— Ни в коем случае, — надменно возразил он, — если я за нее возьмусь.

— Ну, может быть, — согласилась Мара, улыбаясь его обходительности и простодушному зазнайству.

Он был высок ростом, вальяжен, хорош собой. Ему было за сорок — мужчина в расцвете лет. На нем был великолепно скроенный сюртук и брюки наимоднейшего фасона, впечатление портил только жилет из ослепительно красной парчи с золотой вышивкой, обтягивающий его широкую грудь. Пышно вьющиеся темно-русые волосы слегка поседели на висках. Голубые глаза выделялись на лице цвета кофе, очень сильно разбавленного молоком. Всем было известно, что его бабка была негритянской рабыней на плантации в Вест-Индии, принадлежавшей его деду, а были они обвенчаны или нет, никто не знал. В Новом Орлеане ему пришлось бы стыдиться своего происхождения, но здесь, в Париже, оно лишь добавило пикантности его образу.

— Я очень рада с вами познакомиться, — добавила Мара. — Я с наслаждением прочитала ваши исторические романы, особенно «Три мушкетера».

— Вы забыли куда более важные вещи, но помните мою книгу? Я тронут. Не правда ли, человеческий мозг — удивительный инструмент? Он сам выбирает, что ему помнить, а что забыть.

— По-видимому, так. Но я рада, что могу сказать вам: из всего, что вами написано, эта книга и еще «Граф Монте-Кристо» безусловно являются шедеврами.

Долгие летние вечера в Луизиане она всегда проводила за чтением, а во время траура по Деннису книги стали для нее единственной отдушиной.

— Из всего, что мной написано! Прекрасные слова. Жаль, что Французская академия с вами не согласна. Они считают, что раз я много пишу, со мной можно не церемониться. Со мной и с моим дорогим другом Бальзаком, страдающим тем же недугом: слова даются ему слишком легко.

Этторе подошел к ним и щелкнул пальцами:

— Вот чего стоит ваша Академия. Вас будут помнить, мсье, когда тех, кто сейчас отказывает вам в приеме, забудут напрочь.

— А как же мсье Гюго, который тоже очень много пишет? — с улыбкой спросила Мара. — Насколько мне известно, он является членом Академии.

Дюма пожал плечами.

— Да, Виктор пишет много, хотя, разумеется, за мной ему не угнаться. Но даже великому Гюго пришлось четырежды подавать прошение — четырежды! — прежде чем он был принят, да и то решающую роль сыграло вмешательство герцога Орлеанского.

— Значит, это была политическая победа?

— Совершенно верно, мадемуазель. Но Виктор и впрямь считает себя политиком. Он достиг вершин в поэзии, в драме, в романах, в финансах и в будуаре. Политика для него — одна из немногих еще не покоренных вершин.

В своей открытости и насмешливом самоуничижении он как будто напрашивался на фамильярность.

— А как же вы, господин Дюма? У вас нет политических амбиций?

Дюма от души рассмеялся.

— У меня осталось еще много непокоренных вершин. Но все, чего я действительно хочу, — это иметь достаточно денег, чтобы писать, что мне нравится, и достроить свой дом. Вы проявили такое дружелюбие — все вы. Мне хорошо с вами. Я был бы очень рад, если бы вы все посетили мой дом, когда строительство будет завершено. Мы будем есть, пить и разговаривать, отпразднуем мой переезд в это восхитительное безобразие.

— Вы строите дом?

— Скорее памятник, — вставил принц.

— О да, памятник истории, мелодраме и всему тому, что я считаю прекрасным. Он будет уникальным в своем роде, потрясающим! Возможно, кому-то он покажется уродливым, но в нем будет множество прекрасных мест.

— То есть он будет копией своего хозяина? — предположил Родерик.

Александр Дюма устремил на принца скорбный взгляд.

— В один далеко не прекрасный день, мой дорогой друг, кто-нибудь всадит вам нож между лопаток или вырежет ваш острый язычок.

— А вы в один прекрасный день растратите на свои причуды больше, чем сможете заработать своим проворным пером, и вас выселят из Парижа за долги. Но это случится не сегодня. — Родерик окинул взглядом пустое помещение. — Я предложил бы вам стул, Алекс, но здесь, похоже, нет ни одного. Может быть, перейдем в гостиную?

Принц посторонился, пропуская гостя вперед. Повинуясь его жесту, остальные тоже потянулись прочь из галереи. Родерик коснулся плеча цыгана, сделал ему знак задержаться Когда в длинной галерее остались только черноволосый цыган, Мара и сам принц, он сказал:

— Присоединяешься к гвардии, Лука?

— Если вам так будет угодно, — ответил цыган, скорее высокомерным, нежели почтительным тоном, словно ожидая услышать отказ и готовясь отступить с достоинством.

— Решение зависит не только от меня. Ты должен угодить остальным.

— Вы хотите сказать, вашим людям?

— Это обязательное требование. Угодить им не так-то легко, — в тихом голосе принца слышалось предупреждение.

— Я постараюсь быть достойным, ваше высочество.

— У тебя есть что сообщить?

Цыган заколебался, не решаясь говорить. Наконец он наклонил голову в знак согласия.

— Мой табор стоит у ворот Парижа, как вы велели. Люди ждут ваших распоряжений.

— Пейте, ешьте, пойте, пляшите, но оставайтесь за пределами города. Все понятно?

— Не просить милостыню, не шарить по карманам, не задирать мужчин, не продавать больных лошадей. Я понимаю.

— Замечательно. Присоединишься к нам?

Слезы навернулись на глаза цыгана. Он лишь кратко поклонился в ответ, но гордо расправил плечи и вскинул голову, направляясь в гостиную следом за остальными.

— А вы, Шери?

Мара держалась в сторонке, надеясь ускользнуть незамеченной. Она и мысли не допускала, что ее пригласят в это мужское общество, но если бы и пригласили, она бы отказалась. Одно дело — кувыркаться на полу с телохранителями принца, напялив брюки и мешковатую рубашку, и совсем другое дело — войти в гостиную, где принимают именитого посетителя, потягивать вино и есть пирожные в торжественной обстановке.

— Нет, не думаю. Я… мне надо переодеться.

— В этом нет необходимости. Мы уже видели вас в вашем нынешнем виде и можем потерпеть это зрелище еще какое-то время.

— Мне бы не хотелось сидеть среди вас, напоминая мальчика, переодетого в костюм своего отца.

Легкая улыбка тронула губы принца.

— Вот уж этого не стоит опасаться.

Мару вдруг одолело сомнение. Следуя за его горячим взглядом, она опустила глаза на свою рубашку. Ленточка, скреплявшая края объемистой рубашки, развязалась, и полы разошлись до самой талии. Сквозь щель виднелась ее сорочка, а также мягкие белые округлости грудей, поднимающиеся над краем кружевной отделки. Она торопливо отвернулась, схватившись рукой за края рубашки.

— Тем не менее вам придется меня извинить. Возможно, я присоединюсь к вам позже.

— Шери?

Оклик прозвучал негромко, но властно. Мара остановилась и оглянулась через плечо.

— Приходите непременно или приготовьте подробное, а главное, правдоподобное объяснение, почему вы этого не сделали.

— Почему? Я несколько дней не выходила из своей комнаты, и, уж конечно, у вас нет никаких оснований требовать моего присутствия сегодня.

— Я этого хочу. Какие еще основания вам нужны?

— Заявление настоящего деспота, смею вам заметить!

— Я известный самодур. Так есть у вас причина избегать нашего общества?

— Ну, допустим, я устала.

— Меня бы это не удивило. А вы действительно устали?

Мара уже почувствовала грозное возвращение прежней головной боли, но решила не доставлять ему удовлетворения своим признанием. Голова у нее заболела не от физических упражнений, а от напряжения, пережитого в разговоре с ним.

— Дело в том, что… мой гардероб несколько скуден. Он не подходит для появления на официальных приемах.

— Вот еще одна тема для обсуждения.

Что он хотел сказать? Что есть и другие темы? Эта мысль привела ее в смятение. Она решила сосредоточиться на затронутом им предмете.

— Я ничего такого от вас не требую.

— Не требуете? Но я требую, чтобы вы не выглядели как оборванная и чумазая бродяжка, пока находитесь под моей крышей. Это нанесет ущерб моей репутации, если люди будут думать, что я содержу женщину и не могу обеспечить ее нарядами.

— Вы меня не содержите! — возмутилась Мара.

— Нет? Вы находитесь здесь, а согласно стародавнему закону, любая женщина, находящаяся под крышей наследного принца Рутении, находится под его защитой.