Фредерик Дар - Подайте мне Джоконду

• Название: Подайте мне Джоконду
• Автор: Фредерик Дар
• Жанр: Боевик

---

Ревновать она не станет – они уже давно предоставили друг другу полную свободу. Но она может воспользоваться моей связью с ее мужем, чтобы потребовать развода.

– Чего же тут бояться? – ухмыляюсь я. – Дорогу освободит. Настроишь своего патрона как следует – глядишь, он на тебе и женится. И мама-калека будет спасена.

– Не женится он на мне. Я не его круга. Ничего себе. У этого типа, оказывается, еще и социальные предубеждения.

– А когда он на тебя карабкается, лягушонок, это его не смущает?

– Господи, как это неприятно! – почти не слушая меня, восклицает Роза. – А вдруг она затеет скандал? Мне тогда во всей округе работу не найти.

Можно было, конечно, объяснить ей, что при ее талантах ей обеспечена работа в любом борделе Гренобля, но я удерживаюсь. Конечно, полицейских считают грубиянами, но даже если это так, должны же быть исключения, подчеркивающие правило?

– Там видно будет, – философски заявляю я. В два часа она уходит на работу. Следую за ней на почтительном расстоянии, чтобы не привлекать внимания. Когда она входит в здание, поворачиваю обратно. До конца рабочего дня можно быть спокойным. Да и вообще, с чего я взял, будто ей грозит опасность? Кто такая эта девчонка? Так, сто пятнадцатая спица в колеснице. На черта она сдалась этой банде, тем более что у них и без того полиция на плечах висит?

Все так, только я почему-то неспокоен. Спрашиваю себя, в чем дело, и с удивлением понимаю, что мучает меня не что иное, как угрызения совести. Право исповедовать высокие теории надо заслужить, а не украсть. Я был не прав, послушавшись Дюбона и обманув Старика. Развлекаюсь тут с девчонкой, обжираюсь в ее обществе телячьими ножками вместо того, чтобы сесть на парижский поезд... Нет, ребята, это не по-католически! Я на мертвой точке. Чувствую себя неприкаянным, как лодка, сорвавшаяся с якоря. Хочется крикнуть «караул» и прыгнуть в поезд на ходу. Похоже, это лучшее, что я могу сделать.

Иду на почту и вызываю Дюбона. Он берет трубку. Правда, его «алло» звучит невнятно, но кто еще будет говорить по телефону с набитым ртом?

– Привет! – говорю я.

– А, это ты, супермен моей жизни! – восклицает он, сделав могучий глоток.

– Опять жуешь? – осведомляюсь я.

– Цесарку, малыш. Не знаю ничего более вкусного. Конечно, при условии, что повар не будет жалеть масла. Ее, проклятую, чертовски легко пересушить.

– Господи, – не выдерживаю я, – ты не человек, а просто живоглот какой-то. Единственный смысл жизни – пожрать как следует!

– А он не хуже любого другого, – не без гордости утверждает Дюбон.

– Согласен, – язвительно замечаю я. – Каждый имеет тот идеал, которого достоин.

– Так чем сейчас занят знаменитый комиссар Сан-Антонио? – меняет он тему. – Король детективов и красоток?

– Он в мертвой точке, понял, вершина кулинарного искусства? Сыт фальшивомонетчиками и возвращается в свой курятник.

Дюбон издает ряд невнятных звуков, каждый из которых завершается по меньшей мере тремя восклицательными знаками.

– Что случилось? – напоследок интересуется он.

– Ничего. Просто у меня это дело уже в печенках сидит. Нахлебался дерьма досыта. Я на пределе, понимаешь? И возвращаюсь в Париж. Потому тебе и звоню.

Следует молчание, тяжелое, как наследие гидроцефала.

– Ты серьезно? – наконец спрашивает он.

– Более чем. Я пуст. Мои шмотки пришлешь с ближайшим поездом. К куртке приколи счет. Чек я тебе вышлю.

– Можешь его приколоть знаешь куда? – скрежещет он. – Ни черта не понимаю! Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты оставляешь этих подонков резвиться после того, как они взорвали твою машину и усыпали тебе дорогу трупами? Господин, понимаете ли, сует руки в брюки и больше этим вопросом не интересуется. Пять трупов значат для него не больше, чем пара дырявых носков!

– Слушай, запиши-ка ты этот монолог на пластинку, – советую я. – Будешь ставить своим клиентам после воскресного завтрака. Между чашечкой кофе «Ява» и английским вальсом. Они будут кататься со смеху.

– Нет, подумать только! – снова переходит в атаку Дюбон. – Этот тип взрывает динамитом моих лучших клиентов! Оставляет меня на несколько дней без машины! И вдобавок возвращает мой любимый джип с простреленным бампером!

– Что ты мелешь?

– Правду, мой президент, одну только правду и ничего, кроме правды. Правда, правую руку поднимаю не для того, чтобы поклясться, а для того, чтобы схватить тебя за глотку! Я заставляю Цезаря сделать за тебя чуть ли не половину работы! И еще, и еще... А ты уезжаешь!

– А я уезжаю.

– И этого мошенника я называл своим другом! – рычит он. – Ты, грязный пузырь! Ты ее сам придумал, свою репутацию. В романах «Черной волны». А на самом деле это чистейшая липа, мой зайчик, господин Сан-Антонио. Ты же свои комиссарские нашивки заработал в кровати префекта полиции. Что, не так?

Я так сжимаю кулаки, что кости трещат. Попробовал бы он сказать мне это в лицо! Хоть Дюбон мне и лучший друг, за такие слова я заставил бы его проглотить собственную челюсть!

– Человек, достойный этого звания, не имеет права бросать такое дело на полпути! – не унимается тем временем лучший друг. – Иначе наступит торжество порока и несправедливости!

– Опять кутаешься в трехцветное? – перехожу я в контрнаступление. – Все еще считаешь себя журналистом? Говоришь так же ходульно, как и писал, ты, торговец салатом, пожиратель пересушенной цесарки.

– Пересушенной?! – взвивается он. – Кто это сказал?

– Я сказал. И еще кое-что скажу, ты, пример позднего умывания. Твои уговоры на меня не действуют. Сказал – уезжаю, значит – уезжаю. И не будем к этому возвращаться. Что касается дела – им займется лионская полиция. Слава богу, я не единственный фараон во Франции.

– Лионская полиция! – горестно смеется Дюбон. – Не говори мне о ней. Парни, не способные даже узнать, где провела день их жена. Да они бегут в газету давать объявление, если у них собачонку украдут!

– Это все? – спрашиваю я. – Или еще что скажешь? По моему тону он понимает, что решение окончательное, но удержаться не может и заявляет напоследок, что я агент не полиции, а содомского греха. Правда, излагает он эту мысль несколько грубее, но настолько образно, что мне даже удается пополнить свой словарь.

Потом Дюбон бросает трубку и идет доедать цесарку. Мне грустно, как кастрированному кобелю, присутствующему при случке. Тяжелое это занятие – расстраивать хорошего друга.

Глава 14

– Ближайший поезд на Париж? – спрашивает служащий. – К сожалению, только в восемь вечера. Отправление из Гренобля.

Благодарю и решаю пошляться по местности – надо каким-то образом убить несколько часов. Вообще-то времени вполне хватило бы, чтобы заскочить к Дюбону за моими шмотками. Но появляться сейчас перед ним ни к чему – пусть лучше перекипит в одиночестве. Конечно, когда друзья ссорятся из-за такой ерунды – это полный идиотизм, но что поделаешь? Тоска во мне шевелится все сильнее и растет с рекордной скоростью, как младенец на усиленном питании. Будь здесь кинотеатр, я бы завалился туда, даже если бы шел фильм на молдавском языке, но, к сожалению, в культурном отношении Пон-де-Кле еще более пустынно, чем пустыня Гоби.

К счастью, во всей Франции вряд ли найдется местечко, где нельзя было бы выпить. Располагаюсь за столиком ближайшего кафе и прошу хозяйку принести бутылку рома. Скручивая пробку, начинаю ощущать, как стрелка моего внутреннего барометра робко поворачивается к отметке «ясно». А спустя некоторое время – если быть скрупулезно точным, после четвертой рюмки – чувствую, что мой природный оптимизм снова при мне.

Раз уж выпало свободное время, неплохо бы освежить свой интеллект. Внимательно изучаю оказавшийся на моем столике номер «французского охотника», потом «Пари-матч» и, на закуску, местную газетенку. Едва успеваю добраться до последней страницы, часы бьют шесть. Вспоминаю о девице Ламбер – той самой, что, садясь на стул, заставляет загораться солому в набивке. Пожалуй, стоит подарить плутовке последний взгляд. Расплачиваюсь и устремляюсь к фабрике.

Когда я подхожу, поток рабочих как раз начинает выплескиваться наружу. Твидовый жакетик моей «женщины-вамп» замечаю издали. Она крутит головкой, высматривая меня, но я предусмотрительно укрываюсь за палисадником. Наконец она оставляет бесплодные попытки и устремляется вдаль. Следую за ней на почтительном расстоянии. Мадемуазель сворачивает с шоссе на тихую, чистую аллейку, застроенную новенькими виллами. Может быть, здесь живет господин Болуа?

Вокруг царит тишина, над нами безоблачное небо, ни ветерка, деревья нежатся в предвечерней дреме (уж если на Сан-Антонио накатит, с ним не сможет состязаться ни один современный поэт, сказал бы Сент-Бев). Я продолжаю следовать за девушкой, притормаживая через каждые десять метров за каким-нибудь столбом, чтобы дать ей возможность пройти вперед. Аллея не рассчитана на бурное движение и не разделяется на проезжую часть и тротуары;