Дженнифер Блейк - Порочный ангел

• Название: Порочный ангел
• Автор: Дженнифер Блейк
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-04-009895-2

Красавица Элеонора Виллар всегда отличалась здравым смыслом и скромностью, так неужели с ней могло такое случиться? Оказаться по воле злого рока и беспечного братца в чужой далекой стране, да еще во власти безжалостного полковника Фаррелла — человека, которого она винила во всех своих бедах! Но, вынужденная выдавать себя за его любовницу, она так блестяще справилась с ролью, что вскоре суровый полковник уже не мыслил своей жизни без этой строптивой красавицы, которую все окружающие за доброту и сострадание называли ангелом…

---

— Не беспокойтесь, дорогая. Они будут охранять дверь, а потом, если женщины в камере окажутся добры к ним и условия сложатся благоприятно, они найдут себе кого-нибудь и получат то, что к вечности подводит ближе, чем гибель в бою.

Она привыкла лежать рядом с Луисом, ощущая его руку на своем теле. Ей даже приятно было сознавать, что его болезнь не позволяет ему обладать ею. Эта ночь отличалась тем, что Элеонора во всем повиновалась воле Луиса. Его поцелуи не возбуждали и не горячили, как поцелуи Гранта, требовавшие ответа, перед чем она не могла устоять. Но он был так нежен и сладок, что Элеонора позволила целовать себя бесконечно долго. Луис прижимал ее теснее, кольцо его рук все сжималось, казалось, что в ее легких уже не осталось воздуха. Его щетина царапала лицо и губы, его пальцы, жесткие от отчаяния, держали ее так крепко, что она не смогла сдержать слабого стона боли.

Луис тут же отпустил ее, уткнулся лицом в ямку у шеи и тихо лежал, пока не успокоилось их дыхание. Наконец он произнес:

— Я сгораю, Элеонора. Я мысленно вкушаю твою страсть, тот восторг, который ты даешь мне. Я хочу тебя больше, чем небесного рая.

— О, Луис, — прошептала она, сжимая его обнаженное плечо. — Я хочу…

— Нет, не говори. — Он поднял голову, его взгляд скрывала полутьма. — С моей стороны было, наверное, не правильно хотеть, чтобы Бог ответил на все мои молитвы. Это, наверное, кощунственно — желать ангела.

— Пожалуйста, не говори так, — выдавила из себя Элеонора, преодолевая спазм в горле.

— Ты такая красивая, — продолжал он, мягко проводя ладонью по ее плечам, по груди, — и, может, даже к лучшему, во всяком случае, для моей души, что я не оскверняю свое чувство к тебе. Поцелуй меня, сладкий ангел, и скажи, что ты печалишься обо мне, даже если это не правда.

Она остановила его, прижав ладонь к его губам.

— Я люблю тебя, — сказала она, и ее голос слегка дрогнул. — Пожалуйста, верь мне. — И это не была ложь. Она действительно отвечала на его чувства, но из сострадания. Это было нежное чувство, не страсть, которую она испытывала к Гранту, но не менее реальное.

Луис медленно наклонился и поцеловал ее в губы. Этот сдержанный поцелуй, далекий от страсти, был как бы благословляющим. Он держал ее, прижав к своему сердцу в долгой непрекращающейся ласке. И когда первые лучи солнца проникли внутрь, он помог ей одеться, заплел косу и завязал ее конец оторванной от рубашки полоской ткани. Затем он перекинул ее через плечо и долго гладил грубыми пальцами шелк волос. Не глядя на Элеонору, он сказал:

— Мне страшно думать, что будет с тобой, когда я уйду.

— Пожалуйста, не беспокойся, — сказала она, пытаясь улыбнуться, но это у нее получилось плохо.

— Может, я устроил тебе ловушку своим дурацким языком?

— Но ведь ты сделал все, что мог. Я благодарна тебе за то, что ты думал обо мне.

Посмотрев в общую камеру, где в сером свете утра вповалку спали мужчины и женщины, он сказал:

— Может, я добился не больше, чем отсрочки насилия. Боже мой, как же я тебя оставлю! — Он снова обнял ее, прижал к себе. — Ну как я могу тебя покинуть?

Они долго стояли, прижавшись друг к другу, пока за дверью камеры не раздался негромкий топот марширующих ног.

Луис напрягся, потом медленно расслабился, проведя рукой по ее спине. Его ладони замерли на плечах, отстраняя ее от себя.

— Слушай внимательно, — сказал он. — Твоя единственная надежда — майор Кроуфорд. Доверься его милосердию. От него зла меньше, чем от здешних каналий, — кивнул он за дверь.

Дверь главной камеры открылась, раздался хор голосов, разбуженных расстрельным взводом. На пороге появилась тень, потом она превратилась в жителя долины. Посмотрев на них, он кивнул и отвернулся, встав лицом к общей камере.

Луис поспешно снял с груди цепочку, осторожно надел ее Элеоноре через голову, направив в ложбинку между грудей и взглянул на нее своими карими глазами, полными боли и сожаления.

— Святой Михаил теперь будет тебе защитой вместо меня, Элеонора. Прости, — сказал он.

— Нет-нет. — Она попыталась ободрить его, сказать, что у нее все будет хорошо. Но даже этих слов, совсем неподходящих в подобной ситуации, не смогла произнести.

Последний поцелуй, смоченный ее солеными слезами. Потом она обняла Жан-Поля, сжав его руку ледяными пальцами, не веря его спокойствию. Элеонора не помнила, что говорила им, прощаясь. Они целовали ей руку, что-то шептали взволнованными искренними голосами, а затем их увели между двумя рядами солдат. Они шли, не сгибаясь.

Сжав золотой медальон Луиса, Элеонора смотрела им вслед до тех пор, пока дверь не закрылась. Она постояла какое-то время, потом побежала к нарам, вскарабкалась и привстала на цыпочки, чтобы заглянуть в окошко. Ухватившись руками, она подтянулась еще чуть-чуть, каменный край окна резал запястье, а стена, холодная и шершавая, впилась в грудь.

Снаружи не было никого, кроме старого падре и офицера в красно-сине-белой форме, который держал в руке открытые часы. Несколько долгих минут они простояли вдвоем, наконец, привлеченные каким-то шумом, повернулись к широким воротам в каменной стене.

Ворота распахнулись, пропуская расстрельный взвод. Он прошагал через площадь в сторону окна Элеоноры.

Первым шел Луис, за ним — Слим и Молина, шествие замыкал Гонзалес, повисший между этими двумя с дрожащим от ужаса лицом. И больше никого.

Элеонора еще раз всех оглядела. Да, Жан-Поля среди них не было. Что они с ним сделали? От ужаса у нее на голове зашевелились волосы, когда она представила, что его содержат где-то и мучают, хотя она и не знала, за что.

Солдаты связали приговоренным руки за спиной. Отец Себастьян ступал очень медленно, произнося что-то нараспев, осеняя каждого крестом, дрожащими пальцами протягивал им деревянное распятие, чтобы они могли его поцеловать. Слим откуда-то вынул сигару и, пока верующие совершали обряд, глубоко затянулся, выпустив дым с мужественным спокойствием.

Повязками для глаз служили неумело сложенные грязные носовые платки. Луис, единственный из них, покачав головой, отказался. Тяжелая рука опускалась на плечи каждого приговоренного к смерти, вынуждая вставать на колени, спиной к стрелкам, выстроившимся в тридцати шагах от них.

Офицер щелкнул крышкой часов и убрал их, затем резко вынул саблю из ножен. День разгорался. Холодный утренний ветерок витал над открытой площадкой, тихо шевеля мягкие волны каштановых волос Луиса и поднимая маленькие клубы пыли с земли.

Раздалась команда, ружья поднялись в направлении цели, сабля офицера, блеснув на солнце, начала опускаться.

Луис поднял голову и увидел лицо Элеоноры в окне. В его глазах зажглась радость, губы зашевелились, словно произнося ее имя, но звук его голоса потонул в грохоте выстрелов.

Пороховой дым окутал площадку. Сильный едкий запах проник в камеру. Элеонора не двигалась, не спуская глаз с четырех фигур, скорчившихся на песке. Она едва дышала. Стрелки сделали свое дело. Ни одна пуля не пролетела мимо, и необходимости в последнем выстреле не было. Казалось ужасным то, что отряд спокойно стоит в первых лучах восходящего солнца, все солдаты живы и перезаряжают ружья. И стало чуть легче когда после прозвучавших как лай команд, они вскинули ружья на плечи и ушли, оставив на площадке отца Себастьяна и погибших.

Звуки за спиной Элеоноры не доходили до ее сознания. Какое-то время разум отказывался воспринять то, что видели глаза. Ее мускулы свело судорогой, и она никак не могла дать волю слезам. Заплакать — значит, осознать случившееся, а ей надо сдержаться любой ценой.

Вдруг она почувствовала, что чьи-то руки тянут ее за юбку и гнилая материя рвется. В ноздри ударил скверный запах, исходивший от какого-то пузатого мужлана, оказавшегося рядом и пытавшегося оторвать ее руки от окна своими грязными пальцами с длинными, похожими на когти ногтями. Ярость охватила ее, и, отцепившись от подоконника, она ударила что было силы по смеющемуся оскалу кривых зубов так, что три кровавые полосы проступили на грязной, годами немытой коже лица. Чьи-то руки рвали золотую цепь с ее шеи. Она схватила медальон в кулак и, опустившись на нары, вжалась спиной в угол. От ненависти и отвращения свело живот, но она не осмелилась ударить ногой стоявших возле нар, чтобы они не могли схватить ее за ноги и стянуть вниз.

Разорванная блузка клочьями свисала с плеч, юбка болталась лохмотьями. Элеонора сняла на ночь свои самодельные башмаки и теперь стояла босая, загнанная в угол, как в ловушку.

«Святой Михаил защитит тебя», — это Луис призвал ей на помощь архангела, святого покровителя всех воинов, и теперь, окруженная хороводом оскалившихся грубых лиц, она вдруг вспомнила молитву, услышанную давно, еще в детстве, и сейчас, сквозь годы, она вдруг всплыла в памяти.

«Святой Михаил, защити нас в день битвы, и ты, о владыка небесного воинства, силою Божьей отправь в ад Сатану и злых духов, рыщущих по миру, чтобы разрушить души».