Андрей Воронин - Пощады не будет никому

• Название: Пощады не будет никому
• Автор: Андрей Воронин
• Издательство: Харвест
• Жанр: Боевик
• Год: 1999
• ISBN: 985-433-193-8

Герой романа Андрея Воронина и Максима Гарина профессиональный каскадер Сергей Дорогин безжалостно мстит за смерть своих близких. Он готов на все, ему нечего терять. В последний момент он сбрасывает маску глухонемого Му-му и приводит свой приговор врагам в исполнение…

---

— Привет, — Рычагов подмигнул Дорогину и тихо добавил:

— Сегодня у меня дел много в клинике, немцы приезжают, «гуманитарку» привезли, придется с ними вечером в ресторан идти.

— Понятно, — шепотом ответил Дорогин.

— Все еще не могу привыкнуть к тому, что, благодаря тебе, богат, — усмехнулся Рычагов, отпивая такой маленький глоток кофе, будто в чашечку было налито крепкое спиртное.

— К этому никогда не привыкнешь.

— Кое-что насчет моей новой клиники уже выясняет — не удержался от того, чтобы похвастаться, Рычагов — сегодня мне и точный ответ дадут.

— Отлично.

— Не пойму я тебя. Другой бы на твоем месте уже был бы далеко, жил в свое удовольствие, а ты до сих пор снег разгребаешь, дом мой смотришь…

— Что, надоел?

— Да нет, не в этом дело, — заспешил с ответом Рычагов, — живи сколько хочешь. Наоборот, с тобой мне спокойнее, ты единственный человек, с которым я могу поговорить начистоту. Не каждому же скажешь, что мы с тобой воровской общак прихватили. А несказанные слова язык жгут, как кипяток.

— С глухонемым поговорить тянет? — сухо рассмеялся Дорогин.

— Вот так-то парадоксы и получаются. Ты один о моих деньгах знаешь. С тобой одним начистоту говорить могу. Даже с ней, — Рычагов кивнул на дверь, — в последнее время ни о чем не могу говорить, так и подмывает рассказать правду.

Сергей молчал, слушал, хоть доктор и сделал паузу, чтобы дождаться ответа. Вообще, в разговорах они часто касались Тамары. Кое о чем Рычагов догадывался, глядя на то, как временами меняется взгляд его странного постояльца. Он понимал, что этот человек горит местью и многие человеческие радости ему сейчас недоступны. Но были ли среди этих недоступных радостей и женщины, Геннадий Федорович не знал.

— Все, я поехал, — Рычагов хлопнул Дорогина по плечу и зашел в дом.

Собрался он быстро: портфель с бумагами, дорогое пальто. Даже здесь, за городом, Рычагов никогда не одевался тепло, а чисто по-городскому — демисезонное пальто, кепка с козырьком, тонкие перчатки. Выглядел он на фоне сельского пейзажа довольно-таки нелепо. Если раньше Геннадию Федоровичу приходилось искать побольше халтур, чтобы заработать деньги, то теперь он избегал их, брался лишь за те случаи, от которых невозможно было отвертеться, когда в его помощи нуждались или же люди, имевшие власть, или же люди Чекана — бандиты.

— Надеюсь, и сегодня все будет хорошо.

— Счастливо.

Дорогина немного удивило, что Тамара не вышла проводить Рычагова до машины.

«Поссорились они, что ли? Из-за чего? И утром как-то странно она с ним разговаривала…»

Сергей проводил взглядом медленно катившуюся к шоссе машину Рычагова и пошел закрывать ворота.

В доме уже повсюду горел свет, хотя на улице стало вполне светло. Дорогину казалось, что он поднялся давным-давно, хотя с того момента, как он скинул с себя одеяло, прошло всего лишь часа полтора, не больше. Тамара уже была на кухне.

Дорогина удивляло то, как эта женщина умудряется привычно чувствовать себя в любой обстановке. Он тоже прожил в этом доме достаточно времени, но все равно ощущал себя здесь чужим. Она же спокойно ходила в халате, чуть схваченном поясом, в изящных кожаных тапочках на босую ногу и, казалось, совсем не замечала холода.

— Привет, — она взбросила руку, уверенная, что Дорогин не слышит ее.

Тот кивком головы поприветствовал Тамару и принялся сам себе готовить бутерброды.

— Да погоди, — остановила его ассистентка доктора Рычагова, — какая разница, готовить мне на одну себя или на двоих? Все равно сил уходит столько же.

Сергей не сопротивлялся. Он сел за стол и принялся вращать колесико настройки радиоприемника. Волна то и дело уходила в сторону.

Тамара, обернувшись, с недоумением посмотрела на него, мол, как может глухонемой настраивать радиоприемник. Дорогин же знал, что делает. Когда вспыхнул красный индикаторный огонек, он снял пальцы с колесика и улыбнулся Тамаре.

— Хитер ты, однако! — засмеялась женщина. — И станцию хорошую выбрал, хотя рок звучит, а не гнусная попса.

Бутерброды исчезли в тостере, и вскоре тот щелкнул, выбросив из сверкающего нержавейкой нутра четыре ровно поджаренных кусочка хлеба. Масло тут же таяло, соприкасаясь с горячими ломтями, подплавлялся по краям и сыр.

— На работу стоит ходить уже потому, что временами случаются отгулы, — говорила Тамара, разливая кофе и нарезая тонкими дольками лимон.

— Ты кем был раньше? — спросила она Дорогина, склонив голову к плечу.

И тут же пододвинула к себе лист бумаги, нарисовала фломастером здание, поверх которого написала «Больница», рядом циферблат часов со странной цифрой "О", возле которой сошлись обе стрелки. Затем сделала движение пальцем, будто бы откручивала стрелки назад, и затем показала на Дорогина, после нарисовала вопросительный знак.

— Напиши, кем ты был? — она пододвинула Сергею лист и фломастер.

Притворяться, будто он не понял вопроса, было бы бесполезно, Тамара доходчиво объяснила, чего она хочет.

Но Сергей в ответ написал лишь одно слово — «зачем», пристроив его к вопросительному знаку, выведенному рукой женщины.

— Так просто… Интересно, — Тамара пожала плечами. — Мне почему-то кажется, что у тебя была очень интересная профессия, редкая. Ты сам такой человек, каких встречаешь редко, и я не могу понять, чем ты занимался до того, как тебя без документов выловили из реки. Силен, а значит, работа была физическая, и в то же время ты реагируешь на многие вещи как человек, привыкший работать умом, а не руками, — она взяла руку Дорогина и посмотрела на его ладонь. — Вот видишь, кожа сильно загрубевшая, и не сейчас это случилось, а раньше. Нет, не пойму, — она тряхнула еще немного влажными после душа волосами и на какое-то мгновение продержала руку Сергея в своих пальцах дольше, чем следовало бы. Он ощутил тепло ее тела, ласковое прикосновение. — У тебя длинная линия жизни, но только очень странная. Видишь, вот одна, затем она постепенно растворяется, сходит на нет. Но рядом с ней начинается другая, такая же сильная, и тянется долго-долго.

— Угу…

Она ярким, накрашенным вишневым лаком ногтем вела по ладони Дорогина, отчерчивая линию жизни, словно хотела ее продолжить, и тот чувствовал, как странное ощущение пронизывает его тело. Он понимал, попроси его женщина сейчас о любой глупости, он готов будет ее исполнить. Ему стало не по себе. Он не мог позволить себе попасть в зависимость не из дружбы, не из любви, но даже просто оказаться кому-то обязанным.

Он понимал, возле него существует опасное энергетическое поле. Смерть, которая стояла в полушаге от него, далеко не отошла. Он сумел сделать так, что ее острая коса снесла головы его врагам, но опасность не отступила, она лишь приблизилась к нему из-за денег, которыми он сейчас располагал.

Дорогин мягко высвободил ладонь, допил кофе и, уже встав из-за стола, дожевал бутерброд. Затем размашисто написал на листе бумаги:

«Вернусь часа через два-три».

— Ты куда? — естественно, вопрос Тамары остался без ответа.

Дорогин зашел в кладовку и вытащил из-за картонных коробок из-под аппаратуры лыжи, как-то купленные по случаю доктором Рычаговым и ни разу им не надетые.

Широкие, предназначенные для спуска с гор, яркие пластиковые ботинки с мягким наполнением были укреплены в зажимах.

В углу кладовки стояли и лыжные палки, явно не от этой пары, старые, еще бамбуковые, с кожаными ремешками и деревянными колечками. Дорогин уже давно к ним присматривался, но никак не получалось выбраться в лес. То наступала оттепель, то не находилось свободного времени.

Он набросил стеганую куртку на плечи и вышел во двор. Тамара успела увидеть в окно только то, как Дорогин захлопывал калитку.

«Куда его понесло? Зачем я привязалась с расспросами?» — она злилась за себя за то, что совершила за завтраком, сама не зная зачем.

В Дорогине для нее всегда оставалась какая-то тайна, недосказанность. Она чувствовала, как с каждым днем возрастает влияние глухонемого Муму на доктора Рычагова, и не могла подыскать этому объяснение.

Широкие горные лыжи скользили, почти не проваливаясь в снег. Дорогин не мог припомнить, когда в последний раз стоял на лыжах, и лишь доехав до-леса, вспомнил. Да, это было в последний год перед тем, как погибли его жена и дети.

«Нет, не погибли, их убили Бирюковский, Мерзлов, Чекан, Винт и Митяй, а потом меня добил продажный Прошкин, — зло прищурил глаза Сергей, всматриваясь в приближавшийся к нему полусумрак, затаившийся под низкими ветвями елей. — Троих из вас уже нет, а Бог мне оставил жизнь, хоть я тоже должен был умереть. Значит, он сделал это не зря, значит, он хочет, чтобы я отомстил до конца. Всем вам. Иначе зачем тогда жить?»

Пригнувшись, Дорогин нырнул под низкие ветви.

С потревоженных деревьев крупными хлопьями посыпался снег. Сергей остановился, запрокинул лицо, подставляя его снежинкам. Те мягко ложились и тут же таяли. Он ловил их, кристально чистые, губами, словно те могли утолить жажду.