Андрей Воронин - Пощады не будет никому

• Название: Пощады не будет никому
• Автор: Андрей Воронин
• Издательство: Харвест
• Жанр: Боевик
• Год: 1999
• ISBN: 985-433-193-8

Герой романа Андрея Воронина и Максима Гарина профессиональный каскадер Сергей Дорогин безжалостно мстит за смерть своих близких. Он готов на все, ему нечего терять. В последний момент он сбрасывает маску глухонемого Му-му и приводит свой приговор врагам в исполнение…

---

И может быть, Лев Данилович разразился бы еще какой-нибудь псевдонаучной тирадой насчет того, что Леха не стал умнее, проучившись в школе, и вообще насчет ума, что вот эта-то субстанция вообще никуда не перетекает, и если человек глуп от рождения, то умнее он никогда не станет, сколько бы книг ни прочел, какие бы Оксфорды и Кембриджи ни кончал, но…

…но тут ожил телефон, тот самый, о существовании которого Бирюковский уже забыл. Он взял трубку, отщелкнул микрофон, нажал кнопку, даже не посмотрел на жидкокристаллический экранчик, на номер, с которого его вызывают, прижал трубку к уху.

— Бирюковский? — раздалось из трубки.

— Я, — сказал Лев Данилович.

Обычно его называли по имени-отчеству, а по фамилии к нему почти никто не обращался.

— Слушай, Бирюковский, ты, наверное, знаешь, кто тебе звонит?

И только сейчас Лев Данилович вспомнил, что можно взглянуть на определитель номера. Он взглянул и ахнул: был высвечен номер Мерзлова, но голос был, естественно, не Савелия. Мурашки побежали по спине Льва Даниловича, а лоб тут же покрыла испарина, губы затряслись. Он молчал, не зная, что сказать.

И наконец его прорвало. Он истерично закричал:

— Кто это звонит? Кто? Кто ты? Назовись!

— А ты как думаешь, кто это?

— Сволочь! Сволочь! — закричал в трубку Бирюковский.

— Может быть, — послышался спокойный, чуть равнодушный ответ, — но ты еще хуже, чем я. Ты хуже, чем твой дружок Мерзлов. Сорок дней прошло со дня его кончины, и знаешь что я тебе хочу сказать, Бирюковский?

— Что! Что! Заткнись, сволочь!

— Ну, зачем ты так, — мягко прозвучало из трубки, — ты волен прекратить разговор, однако не делаешь этого. Почему?

— Заткнись! — Лев Данилович посмотрел на свой телефон так, словно бы мог увидеть разговаривавшего с ним человека.

— Я хочу сказать тебе вот что: следующим будешь ты. А со мной встречаются лишь один раз, один-единственный, последний. И ты меня увидишь, возможно, узнаешь, но радости от встречи у тебя не возникнет, поверь.

А вот я обрадуюсь.

Лев Данилович понимал, что этот страшный разговор надо как-то окончить. Но как? Пальцы не слушались, и он даже не мог нажать на кнопку, чтобы отключить телефон. Но тот отключился сам, видимо, говоривший сказал самое главное и уже ничего больше не хотел слышать от Льва Даниловича. Бирюковский швырнул телефон на сиденье так, словно бы это был брусок раскаленного металла, и отодвинулся от него подальше. Затем жадно принялся хватать воздух.

Водитель в зеркало смотрел на искаженное страхом лицо своего хозяина.

— Стой! — вдруг воскликнул Бирюковский. — Гони назад! Назад!

Водитель резко развернулся, затормозил, джип с охраной еле успел вписаться в поворот и не ударить в задний бампер «ягуара». Охранники тут же выскочили из джипа, но пока еще без оружия в руках. Бирюковский сидел на заднем сиденье, закрыв глаза, втянув голову в плечи, и мелко дрожал. Ему казалось, что тот, кто звонил, где-то рядом, возможно, в одной из машин, остановившихся у светофора, возможно, в толпе у остановки. Если бы Бирюковский был верующим, то наверняка бы истово перекрестился.

— Что случилось, Лев Данилович?

— Не знаю, — еле шевеля побелевшими от страха губами, ответил Бирюковский, — не понимаю.

— Куда едем? — минуты через три спросил водитель, — здесь знак, стоять нельзя.

— Назад, за город, — не своим голосом произнес Лев Данилович. Он сказал это так тихо, таким тоном, каким обычно разговаривают в присутствии покойника.

Глава 2

Этой декабрьской ночью Чекану везло, как никогда раньше, словно кто-то невидимый стоял у него за спиной и подсказывал, с какой карты зайти, что сбрасывать, на сколько повышать ставки. Играл Чекан невероятно рискованно, каждый раз ставя на кон почти все, что у него имелось. И как ни удивительно, карта шла та, о которой он мог лишь мечтать.

Если он хотел семерку, приходила именно она, если хотел даму, то получал именно ее. Если бы люди, сидевшие за одним столом с Чеканом, не знали его уже много лет, то наверняка заподозрили бы его в шулерстве, хотя все игроки, сидевшие за столом, играли не хуже его. Просто Чекану везло, есть же такое слово «фортуна», и вот она распростерла над ним свои крылья, а руки положила ему на плечи.

Чекан иногда улыбался и мысленно произносил:

«А сейчас придет дама треф и крестовый король».

Закрывал глаза, брал карты, ставил их в веер и лишь после этого смотрел. Действительно, в его чутких пальцах появлялась нужная комбинация. Всем, кроме Чекана, уже хотелось закончить игру как можно скорее, ведь деньги уплывали, а Чекан лишь подзадоривал, говоря:

— Друзья, вам же надо отыграться. Не могу же я уйти с вашими деньгами? Да и на улице еще темно. Что это за игра, если не встретить солнце за столом с картами в руках?

— Нет, нет, завязываем, — говорили игроки, по своему опыту зная, что если уж кому начинает фартить, то это везение будет продолжаться до первых лучей солнца и остановить это практически невозможно.

И Чекан знал этот великий закон, если уж карта пошла, ничего не надо делать, надо лишь положиться на удачу и не мешать, не делать резких опрометчивых движений, не строить хитроумных комбинаций, а играть как можно проще — так, как на душу ляжет.

Это он и делал. Иногда в самый неожиданный момент, вроде бы и карта у него была на руках хорошая, Чекан делал невероятно маленькую ставку. А когда ситуация складывалась, казалось бы, полностью проигрышная, Чекан вдруг увеличивал ставку, двигая к центру стола все свои деньги, всю ту наличность, с которой приехал и которую успел выиграть. А денег на столе уже лежало немало, в ход пошли даже российские деньги, к которым, как правило, во время игры не прибегали.

Уже и золотые часы, старинные, массивные, с длинной цепочкой и замысловатым брелоком, лежали рядом с Чеканом. Это один из его соперников в надежде отыграться, имея на руках каре из четырех тузов, решил рискнуть. В общем, шансов выиграть у него при таком раскладе имелось девяносто девять из ста. Но вот тот один шанс перевесил все девяносто девять. И этот единственный шанс оказался, как несложно догадаться, на руках у Чекана, у него был флеш-рояль.

— Нет, все, хватит, — бросая карты, которые рассыпались прямо посреди стола, сказал хозяин квартиры, — с тобой, Чекан, я больше играть не буду. Ты можешь обидеться, конечно, но, извини меня, я не самоубийца.

Наличных у меня больше нет, а на мелок, как ты знаешь, мы не играем.

— Это верно, на мелок и я не люблю, — Чекан сгреб все деньги, подвинул их к себе.

Он прикинул, что за сегодняшнюю ночь, за каких-то четыре часа, выиграл двадцать пять тысяч долларов. Выигрыш довольно-таки значительный, если учесть, что за столом сидели хорошие друзья.

— Повезло тебе сегодня в картах, а вот в любви, наверное, не повезет, — сказал хозяин квартиры, вытирая бледное, вспотевшее лицо, а затем жадно припадая к бокалу с уже выдохшимся шампанским.

— Везет в картах, повезет и в любви. Хотя меня это не очень-то интересует. Были бы деньги, а любовь мы купим, — глубокомысленно заметил Чекан и громко позвал своего телохранителя, который находился в соседней комнате. — Эй, Митяй, — крикнул Чекан и тут же опомнился, его Митяя уже не было в живых, а к своему новому шоферу и телохранителю одновременно Чекан еще не привык. — Ладно, Борис, извини, нехорошо живого покойником называть, бес попутал. Собери-ка деньги в мешок.

Себе в карман Чекан сунул пачку полтинников, перехваченных аптечной резинкой ярко-красного цвета. Затем подбросил на ладони золотые часы и пустил их по столу к хозяину.

— Ты же знаешь, я такие вещи не ношу, не люблю излишней старины, роскоши и понта. Оставь их себе. А если в следующий раз у меня не хватит пять — десять косарей, так ты мне подбросишь, идет?

— Идет; — обрадованно сказал мужчина с бледным худым лицом, по всему видно, переболевший туберкулезом, переболевший не в столичной клинике, а где-нибудь на севере, в колымских лагерях.

Чекан знал, что этого игрока даже из тюрьмы выпустили по болезни, считая ее неизлечимой. Но здесь, в Москве, рецидивист пошел на поправку. Конечно, еще не реабилитировался до конца, но уже почти не кашлял за столом и не прикрывал рот платком. Тот обрадовался, вытащил пальцы из пустого кармашка жилета, открыл часы. Они на это движение отозвались мелодичным звоном — маршевой мелодией.

— Эка, — сказал туберкулезный, — время уже немалое, семь утра.

— Семь? — воскликнул Чекан. — Ни хрена себе! Я же должен быть в Шереметьево-2.

— А что такое, бабу встречаешь?

— Да ну, если бы бабу, не спешил бы. Михару встречать еду.

— Быть того не может! Сегодня?

— Вот тебе и не может быть, он телеграмму мне из Магадана отстучал, что сегодня будет. От звонка до звонка оттрубил.

— Сколько же мы его не видели?

— Девять лет, — усмехнулся Чекан, задумчиво посмотрев в потолок на роскошную хрустальную люстру, которая была бы уместна на какой-нибудь станции метрополитена, а не в московской квартире. Но это не резало глаз.