Леонид Влодавец - Атлантическая премьера

• Название: Атлантическая премьера
• Автор: Леонид Влодавец
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Боевик
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-005651-6

Десантник должен быть готов ко всему. Поэтому Николай Коротков особо не удивляется зигзагу судьбы, занесшему его в секретное диверсионное подразделение ЦРУ. Ему вроде бы `промыли мозги`, а остальное он и сам умеет: российский десант не для слабаков. Задание, которое ему поручили — устроить военный переворот в одной банановой республике, — увеселительной прогулкой не назовешь. Но это Николая не пугает, тем более что с мозгами у него все в порядке.

---

— А где живет сам Лопес?

— Никто не знает. У него по всему острову виллы, ранчо, асиенды. Вот эта

— «Лопес-23», а есть еще, по-моему, и «24», и «25», и «30». Они все как-то между собой связаны. Может быть, мы с тобой сейчас переедем куда-нибудь на «Лопес-20» или на «Лопес-27». У него есть дома и в Европе, и в Америке, и в Австралии, и даже в Африке где-то. Но есть одно место, главное, оно называется «Зеро» или «Лопес-0». Только где оно, никто не знает.

— И даже не догадывается? — спросил я.

— У нас пол-острова запретных зон. Которая из них «Зеро» — неизвестно. А те, кто слишком интересуются, — исчезают… Жизнь такая.

Сигареты мы докурили. Эскалатор по-прежнему вез нас по наклонному тоннелю, но наклон теперь был совсем небольшой.

— Слушай, — спросил я Марселу, — но ведь здесь понарыто столько всяких ходов и переходов, ведь нужны были массы народа, чтобы все это построить. Неужели люди не помнят, где чего строили?

— Наивный ты парень! — усмехнулась Марсела и приятельски обняла меня за плечи. — А еще утверждал, что ты хайдиец! Во-первых, здесь в наших горах много старинных штолен, пещер и естественных пустот. Это намного облегчало работу, а во-вторых, у нас примерно пятьдесят тысяч заключенных, почти каждый десятый…

— Ну, а деньги откуда взялись?

— Лопес имеет примерно пятьдесят миллионов только личного дохода, да плюс в его распоряжении вся государственная казна.

Я хотел задать еще несколько вопросов, но тут впереди возникло светлое пятно. Там, в этом пятне, заканчивался эскалатор.

— Куда-то мы приехали? — подумал я вслух.

— Лишь бы там не стреляли… — вздохнула Марсела.

Эскалатор закончился в небольшом, хорошо освещенном зале, отделанном красным мрамором. Прямо перед нами в стене имелась дверь, которая автоматически открылась при нашем приближении. В то же время за нашей спиной сверху опустился щит, отделанный тем же красным мрамором, и мы оказались отрезаны от эскалатора. Перешагивать через порог двери было страшновато — я все время помнил о лазерном душе. Но больше идти было некуда, и я решил, что, возможно, долго мучиться не стоит. Я довольно корректно обнял Марселу за талию и шагнул вперед. Ничего ужасного не произошло. Мы оказались в узком коридорчике длиной примерно в пять ярдов, где при нашем появлении зажегся тусклый свет. Дверь, которая была позади, конечно, тут же закрылась, а вот другая, которая была впереди, почему-то открываться не стала. Даже тогда, когда мы подошли вплотную. В нашем распоряжении, таким образом, осталось несколько десятков кубических футов воздуха, поскольку обе двери закрывались герметически. Никаких иных выходов из коридорчика не было, и я вдруг отчетливо представил себе, что весь остаток жизни мне придется провести здесь, вдвоем с Марселой. Если учесть, что я ничего не ел со вчерашнего дня, то это визави мне не должно было показаться особенно обременительным. Я имел самые смутные представления о том, за какое время мы вдвоем успеем переработать весь кислород в углекислый газ и заполнить это помещение сероводородом, но догадывался, что дожить до седых волос я не успею, даже если съем Марселу до последней косточки.

— Это что, уже все? — произнес я вслух очень глупую фразу, размышляя про себя, стоит ли застрелиться сразу или все же подождать, пока кончится воздух. Решив повременить, я обнаружил на двери замок с десятизначным кодом. Это было неплохо, поскольку придавало смысл всей моей оставшейся жизни. Можно было потратить примерно десять, а то и пятнадцать лет, но так и не найти нужной комбинации. Правда, я слышал, что некоторые замки не любят, когда их слишком долго мучают неправильными комбинациями, и начинают стрелять, пускать ядовитый газ или поливать огнесмесью любителей экспериментов.

— Такой замок я уже видела, — сообщила Марсела, которая, должно быть, и не догадывалась о моих сомнениях и мелькнувшей мысли воспользоваться ею как продуктом питания, — у этого козла Паскуаля был в кабинете сейф с точно таким же замком. Я даже почти запомнила число, которое он там набирал… Год рождения его деда — 1865, потом год рождения его бабушки 1870, а последние две цифры я забыла…

Это было хорошим утешением. Набрав на замке 18651870, я прикинул, что даже комбинацию из двух цифр — если принять, что первые набраны верно! — я буду искать очень долго.

Пока я опять терзался своими сомнениями, легкомысленная Марсела сказала:

— А что, если набрать его возраст? Лопесу — 53.

— Попробуй набери, — равнодушно пробормотал я, надеясь, что замок сожжет нас напалмом или. отравит «ви-эксом» и спасет меня, таким образом, от греха каннибализма.

Произошло чудо — когда замурзанный пальчик, Марселлы с остатками лилового маникюра нажал, сперва на пятерку, а потом на тройку, замок щелкнул, половинки двери с шелестом ушли в боковые пазы. Таким образом, как это ни прискорбно, нам был открыт путь к новым неприятностям.

За дверью оказался почти такой же коридорчик, но в дальнем конце его была прозрачная стеклянная дверь, и сквозь нее отчетливо виднелся точно такой же вагончик, как тот, что привез нас на асиенду «Лопес-23» с кукурузного поля.

Ловушка была что надо! Едва мы с Марселой бросились вперед, убежденные, что уж со стеклянной-то дверью мы как-нибудь справимся, казавшийся неколебимым монолитом пол коридорчика под нами раскрылся, словно створки бомболюка, и мы, дико заорав от неожиданности, полетели в пропасть…

По уши в дерьме

Насчет пропасти я, конечно, сказал слишком сильно. Это только в первый момент показалось, потому что внизу было темно. Мы — ну, я-то уж точно! — решили было, что нам крышка и что нам предстоит разбиться в лепешку, пролетев сотни три футов. На самом деле мы не пролетели и десяти и шлепнулись не на камни, а в самое стопроцентное жидкое дерьмо.

Когда-то, должно быть, еще в доиспанские времена, это была подземная река, которая несла по подземному лабиринту кристально чистые, возможно даже, минерализованные воды. Однако технический прогресс на поверхности земли превратил речку в клоаку, куда естественным или искусственным путем сливались канализационные стоки ближайших асиенд и поселков. Впрочем, об этом мы с Марселой узнали гораздо позже, а в тот момент, когда мы угодили в этот поток дерьма, нам было совершенно неинтересно знать, откуда он начинается и откуда это дерьмо взялось. Значительно больше меня лично интересовало то, как из дерьма выбраться. Скажу откровенно, я подозревал, что это невозможно. Ноги до дна не доставали, наверху серел каменный естественный свод. Впрочем, свод я видел недолго, только несколько секунд после падения, пока еще виделся свет из открытых створок «бомболюка», доставившего нам удовольствие искупаться. Скорость течения была очень велика, и нас быстро унесло за несколько крутых поворотов, куда свет уже не доходил. Мы плыли в кромешной тьме и такой густой вони, что меня не вывернуло наизнанку лишь потому, что я уже более полусуток ничего не жрал.

— Анхель! — услышал я визг Марселы. — Ты здесь?

— Здесь, здесь… — пробормотал я, стараясь поуже открывать рот.

— Боже, какая вонь! — Она была где-то рядом, но я ее не видел.

— Ты хорошо плаваешь? — спросил я.

— Часа четыре продержусь, — ответила она, — если раньше не задохнусь!

Самое смешное, что, падая в дерьмо, я не бросил автомат, висевший у меня на шее. При определенных условиях он мог бы утянуть меня на дно, так же, как пистолет, нож и четыре гранаты, висевшие на поясе вместе с двумя запасными магазинами. Если бы нам довелось проплыть по этой мерзкой реке чуть-чуть дольше, то кто-то из нас должен был утонуть — либо я, либо «Калашников». Однако очень скоро мы ощутили под ногами более-менее твердое дно и затем смогли идти пешком. Уровень зловонной жидкости стал поменьше, должно быть, труба стала шире. Здесь же я, наконец, нащупал в темноте отплевывавшуюся в разные стороны Марселу. Мы взялись за руки, как школьники на прогулке, и двинулись рядышком, чуть-чуть подталкиваемые потоком, который доходил нам до пояса.

— Боже! — бормотала Марсела. — Мои волосы! Они же насквозь пропахнут!

Бедняжка! Мне было так странно слышать, что ее волнуют волосы, когда есть прямая угроза вообще остаться тут навек. И это была серьезная угроза. Мы были по-прежнему во власти потока, и никто не мог поручиться, что где-нибудь за поворотом труба не начнет сужаться, и дерьмо не заполнит ее до потолка. Правда, пока уровень дерьма несколько снижался и доходил временами до середины бедер. Однако минут через десять он начал неуклонно повышаться, опять дошел до пояса и приблизился к груди. К тому же, вытянув левую руку вверх, я нащупал свод, а это был совсем дурной знак.

Марселе было явно проще. Она была воспитана в традициях безоговорочного доверия и подчинения мужчинам. Эмансипированность женщин-янки, летающих на истребителях и командующих десятками мужчин на кораблях, в эти места еще не докатилась. Это дитя природы и обычаев твердо верило, что с таким мужчиной, как я, бояться нечего, и было убеждено, что со мной не пропадешь. Мне надеяться было не на кого, а потому я трусил так, как никогда в жизни. Трусил потому, что от меня, по сути, ничего не зависело. Против тяжелого, неотвратимого потока идти было невозможно, остановиться — тоже. Можно было только идти или плыть по течению. Если бы я был один, то наверняка выл бы и орал от безысходности своего положения, но при Марселе стеснялся. Хотя в то время я был полным идиотом во всем, что касалось глубоких обобщений, моя беспомощность перед потоком дерьма как-то стихийно заставила меня подумать о том, что все мое прежнее существование являлось именно таким же беспомощным барахтаньем в потоке жизни. Несколько раз я действовал самостоятельно, но это приводило лишь к новым неприятностям, и меня еще дальше уносило в клоаку. Было горько и стыдно, что жизнь закончится таким омерзительным образом, но сделать я ничего не мог. Наше путешествие по смердящей реке продолжалось.