Поль Виалар - Жатва дьявола

• Название: Жатва дьявола
• Автор: Поль Виалар
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1970

Маститый, хорошо известный у себя на родине писатель, Поль Виалар — автор более чем полусотни романов, полутора десятков пьес, многих сборников рассказов и эссе, книг очерков и воспоминаний. Он родился в 1898 году, юношей участвовал в первой мировой войне, вернувшись с фронта, выступил с двумя поэтическими книжками: «Сердце и грязь» (1920) и «Срезанные лавры» (1921) — со стихами о войне и против войны. В двадцатые и тридцатые годы на сценах французских театров с немалым успехом идут пьесы Виалара «Первая любовь», «Разумный возраст», «Мужчины», «Зеленый бокал» и другие. Однако настоящая известность приходит к нему как к романисту, автору книг правдивых и нелицеприятных, оценивая которые, критика единодушно говорила — еще перед войной — о бальзаковских традициях. В 1939 году за роман «Морская роза» Поль Виалар был удостоен премии Фемина.

---

Время шло, и ничего как будто не менялось. «Белый бугор», как и прежде, был, по всеобщему убеждению, превосходной фермой, прекрасным именьем, приносившим вполне достаточный доход, так что хозяевам его нечего было страшиться; распад, если он происходил, совершался подспудно, но, хотя ничего еще не было заметно, все основы благополучия стали там хрупкими, рыхлыми, шаткими и могли рухнуть от первого толчка.

У Альсида вернулся сын Гюстав. Он стал красивым малым, и хоть не приобрел городского изящества, зато усвоил науки, которым его обучали в городе, и знал, что через его посредство они могут принести пользу всем, желающим прислушаться к советам ученых; первым из числа таких адептов оказался его отец, который жаждал узнавать, улучшать, усовершенствовать, доверял сыну и давал ему возможность выступать застрельщиком во всяких новшествах. Однако перед Альсидом и Люсьенной прежде всего стояла задача, к разрешению которой они уже могли подойти вплотную, поскольку их доходы стали прочными, — им нужно было увеличить свои земельные владения, чтобы с выгодой применять новые методы. Даже если б у Альсида не засели в голове мысли о его прошлом, эта задача имела для него очень важное, жизненное значение, и он заглядывал далеко за межу, отделявшую его земли от «Белого бугра».

Гюстав возвратился из Шартра с определенными идеями. Ему теперь было хорошо известно состояние сельского хозяйства в стране, и он знал, что для Франции характерен «семейный» тип землепользования, что он еще живуч и может приноровиться к требованиям прогресса и новой техники, но ему уже давно угрожает гибель. Гюстав знал, что условия, приемлемые не только пятьдесят, но двадцать и даже десять лет тому назад, теперь уже стали нетерпимы : слишком большая раздробленность землевладения, все возраставшая за последние полстолетия, мешающая рациональной постановке сельского хозяйства, отвратительные жилищные условия, закоренелая рутина, вопиющая косность фермеров, даже таких зажиточных, как Женеты, — все приводило к тому, что население деревень утекало в города: в сельском хозяйстве происходило кровотечение, которое могло привести его к смерти, подобно тому, как приводит человека к смерти потеря крови, вытекающей из глубокой раны; тут уже не помогали те льготы, какие закон порой старался давать крестьянам, от которых зависели и жизнь и пища горожан.

Что касается Гюстава, задача казалась ему неразрешимой до тех пор, пока Энкорм, где он работал вместе с отцом, матерью и братом, Энкорм, который должен был не только уцелеть сейчас, но и существовать долго, останется маленькой фермой. Конечно, тут была известная доля зависти, — ведь с самого детства отец толкал его на этот путь. Однако у Гюстава был ясный и трезвый ум, хитрость, унаследованная от того, кто, несомненно, был его дедом, и уменье приспособляться, свойственное его матери, ее холодный взгляд на жизнь, но в глубине его души горел тот же огонь, жила та же тяга к земле, которые были и у Женетов. Этот юноша стремился к новым методам, но знал, что применять их можно только при определенных условиях и в определенных масштабах; он хорошо знал, что машина является привилегией только крупных хозяйств. Он первый задумал и осуществил, например, объединение хозяев в целях использования дорогих и сложных машин. Трактор позволил бы работать с еще небывалой производительностью, но для фермы Альсида он был сложен и дорог; Гюстав первым понял, что можно все-таки приобрести трактор, если вокруг найдутся хозяева, которые согласятся пользоваться им. Ему удалось осуществить это, он, следовательно, опередил почин создания сельскохозяйственных кооперативов. Он купил трактор, нанял для него механика и давал эту машину внаем всем желающим, а желающие находились. Только Женеты, когда он это предложил им, презрительно пожали плечами: став владельцами «Белого бугра», они вели полевые работы определенными, проверенными способами и полагали, что им не для чего менять эти привычные способы да еще тратить деньги на всякие новшества: чтобы хорошо справляться с делом, вполне достаточно того инвентаря, который они скупили после смерти Обуана.

Однажды Альбер, стоя на своем поле, смотрел, как пашет у себя Гюстав. Заложив руки за спину, он разглядывал, как юноша, взобравшись на высокое сиденье трактора, управляет своей машиной, которая тащила за собою многолемешный плуг, и тогда Альбер подумал: сколько же гонов пришлось бы сделать ему самому с конным плугом, чтобы захватить полосу такой ширины. Теперь уж он не пожимал плечами, но чувствовал инстинктивное предубеждение стариков к работе, выполненной слишком быстро: они не верят, что машина может дать такие же хорошие результаты, как и привычная им работа вручную. Глядя на Гюстава, он находил, что тот чересчур быстро — «одним махом» — провел эти параллельные борозды, и убеждал себя, что он, Альбер, прав: как ни регулируй глубину тракторной вспашки, как ровно не отваливаются пласты, земля не терпит, чтобы ее так терзали. Он думал также, что будь у него сын, вот такой же парень, как Гюстав, он этому парню, сыну своему, не позволил бы вольничать и пахать тракторным плугом. Такие фокусы годятся для какого-нибудь Альсида, для безродных, для тех, кто живет вне закона, древнего закона, который надо чтить. А вместе с тем Альбер чувствовал себя таким старым, одиноким и думал, что хоть он и не допустил бы этаких фортелей, а все же хорошо было бы иметь гордеца сына, похожего на Гюстава, да заставить его подчиняться отцовской воле. Все эти мысли глубоко волновали его, наполняли чувством возмущения и горести. Как раз тут Гюстав закончил свою работу (ишь, какой проворный!) и уже двинулся к дороге. Он ехал на своей механической колеснице, стройный, гордый, торжествующий, такой довольный, что Альбер не мог удержаться и окликнул его.

— Ты уже домой едешь? А что ж ты теперь будешь делать со своей машиной?

Гюстав остановился и выключил мотор, заглушавший его голос.

— Поеду, поставлю трактор в сарай, господин Женет.

— Когда ты маленьким был, ты меня звал «дядя Альбер», а теперь господином Женетом величаешь.

— Как поставлю трактор в сарай, господин Альбер, механик смажет его, проверит, отрегулирует…

— А машина тем временем будет стоять без дела, однако ж механику-то платить надо.

— Содержание ее кое-что мне стоит, но зато я выигрываю во времени. Вы же видели, как быстро я управился — я все уже кончил.

— А хорошо ли вспахал-то?

— Хорошо. Вот увидите, какой урожай соберем.

— Посмотрим, посмотрим. А пока что много твой трактор будет стоить: купил — деньги заплатил, да еще горючее покупай, механику плати… А до уборки хлеба ты же им пользоваться не будешь.

— Нет, буду. Не сразу, конечно. Но пока он мне не понадобится, на него уже записались Бонар, Бильяр, Манури, Шоме… Я и на других, и на себя работаю… Я и для вас поработаю, господин Альбер, если пожелаете.

— Я уже тебе сказал, милый мой, не надо мне.

— Ну, позвольте мне вспахать ваши двадцать сетье. Задаром вспашу.

— Ты хочешь меня убедить и приманить?

— А все равно вам надо такие машины заводить, иначе ваш «Белый бугор» обойдется вам слишком дорого… Придет время, когда цена на рабочую силу так поднимется, что вы уж не будете сводить концы с концами.

— А все из-за этих ваших «социальных законов»! Работники теперь плюют на нас! Им нынче все подавай — и социальное страхование, как только у них живот схватит, и пособие по безработице, когда они никому не нужны, и пособие по многосемейности… А нашим родителям не давали денег на то, чтобы нас растить, и они обходились без пособий. Вот он ваш прогресс!

— А что ж, господин Альбер. У вас слишком много земли — вы при нынешних условиях не можете обрабатывать ее своей семьей. Вам нужны работники, а ведь они такие же люди, как и другие. За что же вы сердитесь на них?

— За что? А за то, что они лодырничают.

— Нет, неверно. Они работают, и хорошо работают. И вы знаете, что, если им не дадут столько же, сколько получают рабочие в городах, они уйдут в города, и вашу землю некому будет пахать. Вот о чем надо подумать. А ведь машина может заменить немало рабочих рук.

— Никакая машина не заменит рабочие руки.

Он напряг бицепсы и показался Гюставу таким жалким. Было грустно смотреть на этого старика, воображавшего, что он еще может работать в поле. Да, руки-то у него были, но силы в них уже не было. Дряблыми стали и руки Жильберты; еду теперь готовила работница Леона, — у хозяйки не хватало на это времени: она ходила в церковь. И даже Адель, прежде такая выносливая, крепкая, уже не могла подолгу работать. Значит, как же?.. Нет, Гюстав не убедил своего «крестного», Альбер не хотел поддаваться на его уговоры. Вся эта механизация, она, конечно, помогает, но передавать всю работу машинам — ведь это значит что-то отнять у человека и отдать мертвым вещам, «средствам производства», которые сильнее человека и непременно пожрут его.