Валерия Вербинина - Темное солнце

• Название: Темное солнце
• Автор: Валерия Вербинина
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-224-04060-4

В жизни всегда есть место детективу. Подтверждением тому служит второй роман из сериала В. Вербининой о суперагенте Российской империи баронессе Амалии Тамариной-Корф. Речь в нем пойдет о предках Амалии, живших в XV веке, но наделенных тем же даром попадать в немыслимые истории. Ее «молоденькая прабабка» Мадленка расследует подлое убийство собственного брата. На пути к разгадке ее подстерегают коварные крестоносцы, ей предстоит совершить дерзкий побег из темницы и полюбить... Впрочем, об этом вы узнаете, прочитав эту книгу…

---

«Впрочем, раз он умер, — решила Мадленка, — простим ему его прегрешения. Слава богу, я не Эдита, и меня не так легко сломать».

Самозванка как сквозь землю провалилась. До полночи — времени, назначенного для встречи — осталось чуть больше часа, и Мадленка, рассерженная своей неудачей, в которой ей было некого винить, кроме самой себя, говорила себе, что туда-то ее лжетезка наверняка придет. Мадленка повернулась и зашагала по направлению к часовой башне.

Мадленка не успела уйти далеко. Чья-то тень накрыла ее; Мадленка хотела было отпрыгнуть в сторону, но не успела. От удара по голове зазвенело в ушах, и она потеряла сознание.

Первым, что увидела Мадленка, придя в себя, было старое, почерневшее от времени деревянное распятие, висевшее на стене. Оно качалось, то приближаясь к глазам Мадленки, то отодвигаясь от них, и девушка, сообразив, что это следствие ее плачевного состояния, прикрыла глаза и постаралась дышать глубоко и ровно.

Когда она вновь разлепила веки, распятие на стене уже не раскачивалось и потолок не проявлял пагубного стремления упасть ей на голову. Мадленка приподнялась и увидела, что лежит на полу в незнакомой комнате. Ощупав затылок, Мадленка обнаружила на нем порядочную шишку, и тут ее охватил внезапный страх. Она поспешно оглядела свои руки и ноги — нет, они не были связаны. Никого, кроме нее, в комнате не было.

«Неужели это Эдита Безумная так огрела меня? — окончательно рассердившись, думала Мадленка. — Но зачем? Я же не сделала ей ничего плохого!»

Охнув, Мадленка поднялась на ноги и осмотрелась. Чистенькая светлица напоминала комнату служанок: просто, опрятно и без излишеств. Мадленка попыталась сообразить, как она могла сюда попасть, но так и не сообразила.

«Пожалуй, пора уходить отсюда, а то обо мне невесть что подумают».

Единственная дверь открывалась в соседнюю комнату. Мадленка толкнула створку плечом — и замерла на пороге.

Эту комнату она видела прежде, когда приходила с Августом навестить самозванку. Это были покои лже-Магдалены Соболевской. Сама Магдалена…

Мадленка на негнущихся ногах подошла туда, где лежал бесформенная груда, которую она признала только по золотопарчовому платью. Лицом самозванка уткнулась в пол, ее руки были раскинуты в стороны, как у сломанной куклы. Мадленка закусила губу, затем осторожно перевернула тело. В том, что это тело, она уже не сомневалась, но при виде лица, исколотого, изрезанного, искромсанного каким-то острым предметом, ее охватил ужас.

— Господи Иисусе! — едва выговорила Мадленка побелевшими губами.

Мозг ее лихорадочно работал. Бежать, бежать отсюда, бежать немедленно. Если «Михала Краковского» обнаружат рядом с изуродованным телом мертвой самозванки, не помогут «Михалу Краковскому» никакие святые угодники. Какое счастье, что она, Мадленка, пришла в себя так вовремя. Мадленка медленно распрямилась — и только тогда увидела второе тело, лежащее на постели.

Мадленка попятилась боком, как-то всхлипнула и зажала рот ладонью, затем обеими. Ужас, который она испытывала, возрос до размеров безграничных и заполнил собою все ее существо. Мадленка сделала шаг к двери, но вернулась и приблизилась к кровати. На ней вечным сном заснула мать Августа, княгиня Гизела. Голова княгини была повернута к двери, и остекленевшие глаза не выражали ничего. Из тонкого надменного рта стекала на покрывало узкая струйка крови. В груди у княгини, погруженная в тело по рукоять, торчала мизерикордия славного рыцаря Боэмунда фон Мейссена, о которой все решительно при дворе знали, что с недавних пор она принадлежит «Михалу Краковскому». Никак нельзя было бросить здесь такое доказательство своей вины.

Забрать мизерикордию и бежать! Скорее, скорее!

Но только Мадленка взялась за рукоять, намереваясь извлечь проклятый клинок, как растворилась дверь, ведущая в коридор, и на пороге показался князь Август.

— Я пришел к вам… — начал он.

Слова замерли у него на губах. В одно мгновение он охватил взглядом все: мертвую мать, подлого труса, коварно всадившего ей в грудь клинок, лежащую в обмороке — или, может быть, тоже убитую? — панну Соболевскую. Издав дикий крик, Август бросился на Мадленку, выхватив меч.

— Молись! Молись, мерзавец, пришел твой последний час!

У Мадленки не было никакого оружия: короткий меч, который она носила при себе, исчез бесследно. Она метнулась прочь от разъяренного Яворского, споткнулась о резную скамью и растянулась на полу. Подбежавший Август взмахнул мечом, готовый отсечь ей голову. В отчаянии, не соображая, что она делает, Мадленка выбросила руку, защищаясь от слепящего клинка.

— Господи, прими мою душу, — закричала она, -ты знаешь, я не делал этого!

Клинок задел за подсвечник, который с грохотом опрокинулся. Мадленка отползла назад и прислонилась спиной к стене.

— Мерзавец! — закричал Август и вторично замахнулся мечом.

— Не надо, Август! — взвизгнула Мадленка.

В двери вбежали люди; кто-то закричал, кто-то требовал звать священника. Август хотел опустить меч, но, видно, не смог убить безоружного; тогда он размахнулся и рукоятью ударил Мадленку по лицу, после чего бросился на нее и стал бить ногами. Мадленка не сопротивлялась: она только закрыла руками голову, молясь, чтобы все кончилось как можно скорее. Удары прекратились; Августа оттащили, Мадленку грубо подняли на ноги. Ребра у нее болели, из рассеченной губы текла кровь, нос, похоже, был сломан, — рукоять оказалась дьявольски тяжелая.

— Это твоих рук дело? — спросил Петр из Познани спокойно, указывая на мертвую княгиню.

Мадленка с ужасом затрясла головой. Только теперь она осознала, какая ловушка была ей расставлена.

— Нет! Нет! — отчаянно прорыдала она.

— Увидим, — со зловещим хладнокровием промолвил Петр из Познани. — А пока — бросьте его в подземелье! Как только пир кончится, я сам им займусь.

— Я отдам тебя на растерзание собакам! — закричал Август. — Живьем отдам!

Он умолк, упал на колени возле тела матери и закрыл лицо руками.

Так я и знал, что это добром не кончится, -вполголоса промолвил один из слуг, когда Мадленку увели. — Помните, как он бросился на князя Августа с кинжалом, когда мы его только нашли на дороге? Наверное, он уже тогда его убить хотел, а когда его удержали, даже укусил Каролека.

— Может, это лазутчик крестоносцев? — предположил второй слуга.

— Все может быть, — желчно сказал Петр из Познани, и шрам на его щеке ожил, задергался. — Ничего. Завтра он у меня заговорит, клянусь христовыми ранами!

— Вот что бывает, когда господа приближают к себе неведомо кого, — подытожил первый слуга.

Мадленка не слышала этих слов. По выщербленным осклизлым ступенькам ее волокли в подземелье, угощая по пути пинками и щедро осыпая проклятьями. Страж грубо втолкнул ее в темницу, дверь со скрежетом затворилась, и Мадленку обступила кромешная тьма.

Глава девятнадцатая, в которой проводится тонкое различие между ароматом, запахом и вонью, а также между этой последней и вонью невыносимой

Все авторы, сочиняющие исторические романы, любят время от времени описывать в них тюрьму, без коей не обходится ни одно мало-мальски приличное повествование.

Если благосклонному читателю когда-нибудь попадались на глаза бессмертные романы бессмертного Дюма (прежде всего, разумеется, «Граф Монте-Кристо»), добротно-занудные книжки сэра Вальтера Скотта, творения непревзойденного Стивенсона или патетического месье Гюго, он без труда вспомнит, что я имею в виду.

Тюрьма — это, как правило, такое место, куда герой попадает против своей воли и где ему — хотите верьте, хотите нет — ужасно не нравится находиться, но так как у проныры-автора всегда имеется свое мнение на этот счет, то он держит героя в темнице ровно столько, сколько это необходимо для того, чтобы повествование окончательно не выдохлось.

Обыкновенно узилище несчастного героя, вынужденного выполнять все прихоти своего бесчеловечного создателя, находится в недрах какого-нибудь грозного замка и поражает воображение своей мрачностью. С отсыревших стен капает вода, ни один луч света не проникает в подземелье, а под ногами шныряют необыкновенно жирные и наглые крысы, нагоняющие на жертву писательского произвола невыразимую тоску.

Все тюремщики сплошь и рядом бесчувственные животные, грубые, неотесанные, беспрестанно возящиеся с огромными связками ключей и притесняющие пленника в меру своих сил и способностей. Вдобавок они неисправимо тупы и всегда поворачиваются к узнику спиной, когда ему — после примерно пяти-шести глав непрерывных мучений, метаний и философских размышлений о том, что в неволе лучше познается ценность простых радостей бытия, таких, как лучи солнца, ласкающие лицо, или просто вид красивой девушки, ласкающий душу — так вот, дубина-тюремщик оказывается тут как тут, когда герою наконец-то приходит в голову спасительная мысль стукнуть его по затылку чем-нибудь тяжелым, переодеться в его обноски и преспокойно выйти из своего подземелья.