Галина Врублевская - Завтра мы будем вместе

• Название: Завтра мы будем вместе
• Автор: Галина Врублевская
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-0650-5

Говорят, что маленькие белые слоники приносят счастье. Но Катя знала лишь то, что много лет назад украшение с такими фигурками ее матери подарил мужчина, которого та любила и которому родила дочь.

Теперь только эти слоники и остались… Катя решает разыскать отца, чего бы это ей ни стоило, — а находит свою любовь. Она пока не догадывается, что встретила мужчину своей жизни, не подозревает, какие злоключения выпадут на ее долю. Жизнь жестоко разводит их в разные стороны, и теперь Катя должна заслужить у судьбы право быть со своим любимым…

---

Еще в зоопарк водила. Мы тогда рядом, на Зверинской улице жили. Бродим, бывало, от клетки к клетке, разных там медведей, лисиц разглядываем.

И мать достанет из объемистой сумки плоскую бутылочку с «водичкой» и отхлебнет несколько глотков. И после сразу добрее и оживленнее делается.

На мои приставания дать попробовать «водички», отвечала, что это ее лекарство. Один раз я попробовала тайком это «лекарство», чуть не задохнулась, будто огнем в горле полыхнуло. Это была даже не водка. Водку-то мне отец как-то раз дал попробовать, чайную ложечку, когда мне лет пять было.

Теперь-то выяснилось, что и не отец он мне был вовсе. Водка была, ясное дело, горькая, но это…

Позднее уже я узнала, что у маменьки в плоской бутылочке был спиртяшка. Мне к тому времени лет девять исполнилось, и я уже понимала, что к чему.

Мать моя была фельдшером и спирт на работе приворовывала. Она тогда еще в санчасти училища работала. Но вскоре ее, думаю, за постоянное пьянство уволили. Отец незадолго до того исчез, ушел в самоволку за границей. Так его и не отыскали. Она устроилась дворником в ЖЭКе. Всем поясняла, что из-за ребенка, то есть меня, сменила работу. Говорила: «Не хочу, чтобы Катька после школы безнадзорная болталась. Все лучше, когда мать в доме: и проследит, и обедом накормит». Но в последние месяцы ее жизни обедов в нашем доме почти не было. Хорошо, если мать кашу сварит. А так она все свое время в компании сантехников и электриков проводила. Я часто приходила забирать ее, еле живую, из подвала, где их компания выпивала.

Бедная мамочка, и все-таки я ее любила, несмотря ни на что. Она никогда не устраивала пьянок, тем более дебошей, у нас в комнате. Но отдельных мужчин в гости приводила. И бросить пить она уже не могла. Одна такая попойка в жэковском подвале оказалась для нее последней. Собутыльники ради экономии распили бутылку какой-то технической жидкости или денатурата и всей гоп-компанией чуть на тот свет не отправились. Но мужиков откачали, а мать мою спасти не удалось. Мне в тот год двенадцать лет исполнилось.

Как я сказала, опеку надо мной взяла бабуля, мамина мама. Она жила на острове, в городе-крепости Кронштадт под Питером. Там я прежде проводила каждое лето. После смерти мамы бабуля обменяла свою комнату и нашу с мамой на маленькую квартирку в питерских трущобах в районе Лиговки. Район был промышленный, загазованный, зато нам досталась отдельная квартира на улице Расстанной. Квартирка — аховая. Комната длинная, полутемная, а кухня и вовсе без окна. Зато имеется душевая кабина и чуланчик в тупике коридора. Но главное ее достоинство — без соседей. На Зверинской, где мы прежде с мамой жили, еще двенадцать семей обитало.

В этой маленькой квартирке на Расстанной бабуля и умерла. Полгода не прошло. Я почувствовала, что слезы медленно скатываются по моим Щекам. Каждый раз, как я вспоминаю бабулю, не могу удержаться от слез. А многие считают меня бесчувственной, сорвиголовой. Я всегда на людях прикалываюсь, за что, наверное, и прозвище в школе получила: Петрушка. Хотя тут скорее фамилия Петрова виновата.

* * *

Бабуля снова открыла глаза. Это был последний вечер, когда она еще была со мной.

— Ты же помнишь, Катюша, что Нина, мама твоя, в военно-морском училище имени Дзержинского работала?

— Да, бабуля, помню.

— Был там один курсант, Валерка Островский, тоже наш, кронштадтский. Мы вместе с его матерью, Клавой, на Морском заводе работали.

Бабуля вдруг оживилась, увлеченная воспоминаниями о своей молодости. Она сбивчиво, перескакивая с одного на другое, говорила о себе, о Клаве, о ее муже, тоже Валерии. Оказывается, тот, старый Валера нравился ей самой. Но война перемешала все пути и судьбы, и моим дедом стал другой человек. Я с трудом следила за нитью ее рассказа, пытаясь запомнить главное: человека, которого она назвала моим настоящим отцом.

Выходило так, что Геннадий Иванович Петров, который числился моим отцом по метрике, таковым не был. В те годы он работал моряком торгового флота и часто уходил в загранку. И Нина, моя мама, в это время сблизилась с курсантом Островским.

Вышло это так. Иногда курсант Островский получал увольнение на целый день и двигал в Кронштадт, навестить своих. И моя мать к бабуле в гости наведывалась. Городской автобус, поезд, паром через Финский залив — не близкий путь. С попутчиком дорога всегда кажется короче. Прибыв на место, каждый шел к своей матери, но раз-другой Островский заходил в гости к Нине. Бабушка все подмечала и пыталась удержать дочь от легкомысленной связи, напоминая о том, что у той есть муж.

Когда Петров вернулся из загранки, совместные поездки земляков в Кронштадт прекратились. Вскоре родилась я и была записана Екатериной Геннадьевной Петровой.

Бабуля сморщила лоб, закатила глаза к потолку, что-то усиленно припоминая:

— Нет, мне она вначале тоже голову дурила. Но я сама вычислила по срокам да ее оговоркам. Когда Бог искру в твою душу заронил, не было Гены в городе. Он лишь через два месяца появился. Тогда Нинка всем говорила, что ты семимесячной родилась. А позже-то, когда Генка за границей остался, из рейса не вернулся (ты уже в школу в тот год пошла), тогда и она отпираться не стала.

— Так прямо все тебе и выложила? — Теперь мне хотелось подробнее разузнать о моем настоящем отце.

— Да как-то она была выпивши, и зашел у нас спор. Я ей тогда пеняла, что за девчонкой плохо смотрит, за тобой то есть. Говорю, будет такая же беспутная, как папаша, Генка-то. Он, когда домой возвращался, устраивал сплошные пьянки-гулянки.

Нет чтобы по дому что подправить, прибить-починить. Матросня, она и есть матросня. Нет у них чувства хозяина в доме. А Нинка и скажи: "Нет, маманя, Катюха у нас в большие люди выйдет. У нее кровь-то сильная. Знаешь, кто ее настоящий отец?

Ее папаша — важная персона. Поди, сейчас целым флотом командует. Не меньше чем генерал-адмирал". Я сразу ее встречи с Валеркой Островским и припомнила. Ну, понятно, насчет адмирала она по пьянке прихвастнула. Какой такой адмирал, едва училище тогда закончил и служил где-то на кораблях. Его мать Клава об этом сказывала. Но когда я про Валерку-то Островского вызнала, Клавы, царство ей небесное, уже и в живых не было, обсудить новость было не с кем. Да и не велела мне Нинка это дело ворошить, по людям сплетни расплескивать. Что да как он нынче — мне неведомо. Но сейчас уже столько лет прошло, мужику, поди, уже сороковник сравнялся, точно шишкой стал. Тогда Нинка запретила мне тебе об отце говорить, зря душу баламутить. Но сейчас, думаю, пора тебе узнать. Ты его разыщи, девочка. Не ровен час — со мной что случится. Одна на всем свете останешься.

Вновь гримаса боли искривила исхудалое за последние месяцы лицо. Бабуля застонала, и ее слабые стоны уже не прекращались, пока не пришла сестра и не сделала обезболивающий укол.

— Да, вот еще что, — вновь заговорила бабуля, когда лекарство подействовало и боль отпустила ее, — найди-ка в шкафчике мешочек со слониками.

— С какими слониками? — не сразу поняла я.

— Ну, вырезанными из кости.

— А!

Я достала затерянный среди ниток и пуговиц мешок с рассыпанными костяными фигурками, которыми я любила играть еще в детстве. Это были плоские, как брошь, слоны, видно изготовленные специально для подвесок. На спине каждого имелось и маленькое ушко, чтобы подвесить фигурку на нить. Нитка давно порвалась, и фигурки, их было три, россыпью лежали в мешочке. Мать почему-то так и не удосужилась нанизать их на нитку вновь. А мне это было ни к чему. Сейчас такие, украшения не в моде. Я взяла слоников, подошла к кровати и вложила их бабушке в вялую ладонь.

Бабуля нащупала пальцами фигурки и грустно улыбнулась.

— Обещай, Катенька, что соберешь этих слоников на нитку. Это подарок твоего настоящего отца.

Я сколько раз заставляла Нину привести их в порядок, но она так и не удосужилась. Оттого и жизнь у нее пошла наперекосяк, — неожиданно заключила бабуля.

Бабуля вновь закрыла глаза, задышала спокойно и уснула. Пальцы, сжимавшие слоников, разжались, и фигурки рассыпались по одеялу. Я положила их на прежнее место, в мешочек. Затем прилегла рядом на своем диванчике и тоже уснула. Но ночью проснулась от давящей тишины. Я сразу поняла: бабули, Антонины Егоровны Кузнецовой, больше нет.

* * *

Поезд замедлил ход, заскрипели тормоза, вторя моим мыслям: «Бабули не-е-ет, нет». Скрюченная Юркина спина впереди меня дернулась вперед. Он повалился, как голубь с подоконника, но в последний момент проснулся и удержал равновесие. За окном мелькнуло освещенное фонарем название станции, уже на незнакомом мне эстонском языке.

Питер был теперь где-то далеко. Поезд минуту постоял и тронулся вновь. Здорово ехать в поезде дальнего следования. Я еще никуда далеко не ездила. Жаль, Юрка с билетами напутал. Лежала бы сейчас себе на полочке, как королева. Я поменяла положение и уперла локти в колени, как Юрка.