Владимир Высоцкий - Черная свеча

• Название: Черная свеча
• Автор: Владимир Высоцкий
• Жанр: Современная проза

Роман «Черная свеча», написанный в соавторстве Владимиром Семеновичем Высоцким и Леонидом Мончинским, повествует о проблеме выживания заключенных в зоне, об их сложных взаимоотношениях.

---

— Это не имеет значения, сучий твой потрох!

«Тебя впутали в крупное дело, — подумал, слегка сожалея, Упоров. — Они ни перед чем не остановятся. Черная свеча… ты видишь ее чад».

Дверь распахнулась так поспешно, что Малина не успел выхватить наган. На пороге стоял взволнованный Ираклий:

— Стадник! Откололся от комиссии, прет сюда. Нас кто-то вложил.

Зэки переглянулись. Колос воспользовался их растерянностью, бросился к выходу. Чалдон был готов ко всему. Он поймал его за ухо и прижал к горлу нож:

— Тебе не туда, профура!

— Спрячьте его за ящики, — распорядился мгновенно оправившийся от потрясения Дьяк. — Старшина один?

— Один.

— М-да. — Никанор Евстафьевич покачал головой. — Страх потерял Ипполитыч…

Он был прозрачно спокоен и говорил почти ласковым голосом, без фальши:

— Пельмень, вы с Чалдоном задушите мента. Ираклий, покарауль это животное за ящиком. Нож при тебе?

— Все есть.

Никанор Евстафьевич не спеша вынул из мешка веревку. отрезал кусок, бросил Пельменю:

— Ему положено помереть тихо.

Стадник распахнул дверь так свободно, словно входил в родную хату, шагнул и лишь перед следующим шагом заподозрил неладное.

— Ну, здравствуй, Ипполитыч! — грустно произнес Дьяк.

— Я здесь, гражданин начальник! — закричал Колос.

Захлестнувшая горло старшины петля опрокинула его на пол сарая. Он захрипел, бордовый от напряжения, начал медленно подниматься, ухватившись за края веревки и не давая петле затянуться до конца. Воры тянули изо всех сил, по Стадник вставал, оскалив зубы и вытаращив из орбит глаза. Стадник почти выпрямился… когда перед ним возник Упоров. Еще оставалось сомнение, в глазах напротив — мольба. Как перешагнуть такое?! Вопрос не родился. Раньше был мощный апперкот в солнечное сплетение «Ипполитыча». Он вякнул, а через секунду был мертв…

— Ну и бык, — Дьяк заметно взволновался. — Положите его под пол. Фигура — при нем? Нету. Инструкцию соблюдает. Ираклий, веди сюда это гнойное существо!

Вор поймал за пуговицу телогрейки Колоса, укорил с отцовской простотой:

— Пошто баловал-то? Убьет тебя гордец. Он такой! Поведешь и знай наперед — другого пути у тебя нету.

— Никанор Евстафьевич…

— Буде каяться. Время торопит. Держи вот, собачке дашь.

Дьяк протянул Колосу кусок колбасы, тут же предупредил:

— Сам не слопай. Яд в ей. Сожрешь — и прощай твой коммунизм.

— С вами доживешь…

— С нами зачем? Со своими жировать будешь. Нам одну услугу оказать придется. Дело свое сделаешь строго. Иначе у этих головорезов пощады не проси. Сам видал, что они с Ипполитычем сотворили. Царство ему небесное!

Дьяк перекрестился, приподняв над головой кепку — восьмиклинку.

— Загорится в старой котельной. Начальство знает — там вся накипь собирается, может, шибко горевать не стоит. Коли словят вас, дело-то обоюдное — Ипполитыча на себя не берите. Найдем, кому грех одолжить. Поклажу не теряйте. Многих воровских жизней она стоила. Вам доверена, с вас спросится…

Глухой взрыв потряс сарай. С потолка посыпалась земля.

— С Богом!

Дьяк опять перекрестился. Помог беглецам надеть половчее мешки с грузом. Молча пожал каждому руку, ладонь Упорова придержал, чтобы сказать:

— Не бери воровского креста, парень. На том кресте себя распнешь!

— У меня свой крест, Никанор Евстафьевич!

Упоров успел заметить, как Ираклий уронил в дыру под полом тело старшины Стадника, и подумал о черной свече, что будет освещать ему дорогу.

Колос постарался усмирить дрожь в голосе:

— Зачем курок взвел? Зачем?

— Чтоб знал — тебя не бросят.

Пельмень скрипнул зубами с особенной выразительностью, и это подействовало без слов.

Колос приклеился грудью к плоскому песчанику, пополз, стараясь держаться против ветра. Овчарка все-таки поймала его запах. Шерсть на ее загривке пришла в движение, верхняя губа освободила два белых клыка.

— Горда, — задыхаясь, позвал человек. Уши собаки заострились, голова медленно склонилась набок. Она узнала голос. — Иди сюда, собачка, иди!

Колос с трудом выговаривал слова, шаря в кармане телогрейки. Запах колбасы вызывал головокружение.

Зэк боролся с диким желанием сожрать ее. Он ел ее кожей, чувствуя, как весь превращается в мешок слюней, они уже текут через край. Невыносимо дышать!

Собака приблизилась осторожно и не агрессивно.

— Герда, — прочмокал Колос. — Вот возьми, возьми!

Она повела глазами в сторону водовода, где прятались зэки, слегка рыкнула.

— Тише, тише, собачка, — успокаивал ее трясущийся зэк, зная наверняка — первая пуля достанется ему. — Кушай, кушай!

Герда взяла колбасу, без жадности съела, вильнула признательно хвостом.

— Вот и молодец, — облегченно выдохнул Колос.

Повернул голову, но, увидав торчащий из куста ствол нагана, почувствовал себя плохо. Собака лизнула ладонь, он ее тут же отдернул, вытер о телогрейку. Герда решила — с ней играют, лизнула его прямо в губы. Он спрятал лицо в землю, вытер о землю губы и попятился. Герда присела, дернулась. Распрямиться уже не могла, свалилась набок, загребая сильными лапами сухую траву. А Колос все полз, вернее — пятился, стараясь не замечать страдающих глаз Герды.

— Вы куда, Михаил? — спросил подползший Малина. — Двигайте вперед!

Гримаса ужаса стерла траур с лица бывшего чекиста, оно обрело землистый цвет.

— Вы же обещали, — прошептал Колос, — Никанор Евстафьевич лично.

— Ползи вперед, Михаил! — голос обрел топ приказа. — Ползи, у меня немеет палец…

Колос всхлипнул. Он не хотел умирать. Потому и полз, изредка вытирая слезы, проклиная родного отца, не сумевшего отстоять сына перед этим выжившим из ума партизанским вожаком. Что-то булькало в его большом теле от неудобства передвижения по мерзлой земле, покрытой в углублениях зачирелым снегом. Отношения с Русланом уже не казались столь унизительными. Хотелось вернуться на нары — к водянистой баланде и обещанному ему отходчивым Андрощуком месту нарядчика.

Теперь при нем остались одни мечты да трижды проклятые воры с пистолетами…

В кочкарнике, у тощих, настеганных лютыми ветрами березок, сделали первый привал. Распаренные быстрой ходьбой и ощущением нахлынувшей свободы, сидели на мешках, похрустывая сухарями, черпая пригоршнями из темной лужицы меж кочек еще не успевшую хватить весеннего духа безвкусную снеговую воду.

Первым поднялся Пельмень, ткнув стволом в сторону Колоса, приказал:

— Поднимайся, боров! Идешь впереди нас. Ты! — Ствол указал на Упорова: — За ним! И предупреждаю, Фартовый. В случае…

— Оставь свои ментовские замашки! Меня уже предупреждали, — Упоров потянулся с полным пренебрежением к нагану в руке вора. — Слишком много погонял для одного побега!

Пельмень побагровел, но Малина его одернул:

— Спрячь фигуру, Шурик. Ты ведь не хочешь спалить всех нас?

— Побег воровской!

— Согласен. Бери у фраеров три сидора, тащи. Теперь слушайте меня: если кто-нибудь попробует замутить поганку, у нас появится лишний сидор. Менты хипишнутся часа через четыре, тогда вам будет не до склок, Шурик.

— Отпустите меня, — промямлил Колос, пряча в ладони лицо.

— Нет, Михаил, — Малина вздохнул. — Друга я не брошу. Двигай!

Беглецы пересекли болото с волчьей осторожностью, хоронясь за высокими кочками. Минут через сорок болото начало переходить в лес. Появились ели и лиственницы с причудливо изогнутыми ветром мускулистыми стволами. Бездонные ключи тайги еще не начали серебристые разговорчики о своих темных тайнах, спрятанных где-то глубоко под моховой подстилкой.

Треск слева лавиной обрушился на обострившийся слух беглецов. Пельмень выбросил в сторону шума наган, успев дернуть на себя курок.

— Не дергайся, Шура, — прошептал не больно твердо сам заволновавшийся Чалдон. — Лось ломится. Спал, должно, или кормился. С подветру оборотились, он и чухнулся…

На северном склоне небольшого хребта, где снег держался плотной, слегка зачирелой поверху массой, пошли след в след, с трудом одолевая трудный подъем.

Через пару часов идти стало полегче. Шли по льду ручья, радостного и певучего, как молодой скворец.

— Отсюда до тракта двадцать минут ходу, — Денис Малинин поглядел на те самые часы, которые Упоров видел в руках Филона. — Полковник Губарь уже волнуется.

— На ночь глядя собак не пустят. Да и траур у них нынче…

— Траур трауром, но рвать когти следует пошустрей. Верно, Михаил?

Колос обидчиво отвернулся, хотел сдерзить, но Малина покачал укоризненно головой:

— И зачем ты меня только в это дело втянул?! Хрен отбазаришься от прокурора!

Метров за сто до дороги начинался низкорослый кустарник, и зэки пошли полуприсядью, а где и ползком.

Наконец Денис остановился, сбросил мешок, переводя дыхание, произнес вполголоса: