Грэм Грин - Ведомство страха

• Название: Ведомство страха
• Автор: Грэм Грин
• Издательство: Республика
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-250-01972-2

Грэм Грин – выдающийся английский писатель XX века – во время Второй мировой войны был связан с британскими разведывательными службами. Его глубоко психологический роман «Ведомство страха» относится именно к этому времени.

---

– Я не слышал.

– Теперь уже осталось минут десять, не больше, – сказал пожилой джентльмен, держа в руке часы. Такси свернуло на Пред-стрит. Они проехали туннель и остановились. По затемненному вокзалу сновали, спасаясь от еженощной смерти, владельцы сезонных билетов; в строгом молчании, зажав в руках портфели, они торопливо ныряли в проходы к пригородным поездам; носильщики стояли в сторонке, наблюдая за этим шествием с ироническим превосходством. Им льстило, что они – постоянная мишень бомбардировщиков.

Длинный поезд темным силуэтом тянулся вдоль первой платформы, книжные киоски были закрыты, а шторы в большинстве купе опущены. Все это для Роу было внове и в то же время чем-то знакомо. Стоило ему это увидеть, и в памяти стали всплывать знакомые образы. Это была та жизнь, которую он знал.

С платформы не было видно, кто сидит в поезде; ни одно купе не желало открывать своих тайн. Даже если бы шторы были подняты, синие лампочки все равно давали слишком мало света, чтобы разглядеть, кто под ними сидит. Роу был уверен, что Хильфе поедет в первом классе; будучи эмигрантом, он жил в долг, а как другу и советчику леди Данвуди ему полагалось путешествовать с шиком.

Он прошел по коридору первого класса. Народу в купе было немного – только самые храбрые владельцы сезонных билетов так поздно задерживались в Лондоне. Роу заглядывал в каждую дверь, встречая встревоженные взоры синеватых призраков.

Состав был длинный, и, когда он дошел до последнего вагона первого класса, носильщики уже захлопывали двери в начале поезда. Роу так привык к неудачам, что удивился, когда, отодвинув дверь, сразу увидел Хильфе.

Хильфе был в купе не один. Напротив сидела старая дама, которая, заставив его сложить руки люлькой, наматывала на них шерсть, и теперь на Хильфе были надеты наручники из толстой, сальной и грубой пряжи для матросских носков. Правая рука не сгибалась, – запястье было забинтовано и положено в самодельный лубок, и на все это старая дама наматывала и наматывала шерсть. Зрелище показалось Роу нелепым и жалким, он видел оттопыренный карман, где лежал револьвер, а во взгляде, который бросил на него Хильфе, не было ни дерзости, ни насмешки, ни злобы, в нем читалось только унижение. Ничего не поделаешь, Хильфе всегда пользовался успехом у старых дам.

– Пожалуй, нам приятнее будет поговорить в другом месте, – сказал Роу.

– Она глухая, – сказал Хильфе, – глухая как тетерев.

– Добрый вечер, – сказала дама, – Говорят, что уже подняли желтый.

– Да, – подтвердил Роу.

– Безобразие, – сказала дама, продолжая наматывать шерсть.

– Отдайте негатив, – сказал Роу.

– Анна должна была задержать вас подольше, Я же просил ее дать мне время. В конце концов, это было бы лучше для нас обоих – добавил он с унынием.

– Вы слишком часто ее обжуливали, – сказал Роу. Он сел рядом и стал смотреть, как нитки ложатся друг на друга.

– Что вы собираетесь делать?

– Подожду, пока поезд пойдет, а потом дерну стоп-кран.

Вдруг где-то поблизости грохнули орудия – один, два, три раза. Старая дама глянула вверх, словно услышала какой-то невнятный звук, вторгнувшийся в ее тишину. Роу сунул руку в карман Хильфе и переложил револьвер к себе.

– Если вы хотите курить, мне это не мешает, – сказала старая дама.

– Нам надо переговорить, – сказал Хильфе.

– Нам не о чем разговаривать.

– Что им даст, если они схватят меня, а фотографий так и не получат?

Роу начал было объяснять:

– Сами по себе фотографии для них не важны. А вы… – Но тут же подумал: нет, важны. Откуда я знаю, что Хильфе их кому-то не передал? Если он их куда-нибудь спрятал, он мог договориться о тайнике с другим агентом… если их и найдет кто-нибудь посторонний, они могут пропасть. – Хорошо, поговорим, – сказал он. В этот миг над Паддингтоном оглушительно заревела сирена. На этот раз зенитки затакали где-то очень далеко – шум был похож на удары кожаной перчатки по гандбольному мячу, – а старая дама все наматывала и наматывала шерсть. Роу вспомнил слова Анны: «Я боюсь, что он будет болтать», и увидел, как Хильфе, поглядев на шерсть, вдруг улыбнулся, словно жизнь все еще могла вызвать у него недобрый смех.

– Я все еще согласен меняться, – сказал он.

– На что вы можете меняться?

– Да и вам хвастать особо нечем. Вы же не знаете, где фотографии.

– Интересно, скоро ли завоют сирены, – сказала старая дама. Хильфе пошевелил кистями рук, обмотанными шерстью.

– Если вы мне вернете револьвер, – сказал он, – я вам отдам фотографии.

– Если вы можете их отдать, значит, они у вас. Зачем же мне с вами торговаться?

– Вы хотите мне отомстить? Что поделаешь! Я-то думал, что вам неприятно впутывать в это дело Анну. Не забудьте, она дала мне бежать…

– Вот, – прервала его старая дама. – Мы почти кончили.

Хильфе продолжал:

– Может, ее и не повесят. Это, конечно, зависит от моих показаний. Наверно, она отделается заключением в лагере до конца войны, а потом высылкой, если вы войну выиграете. С моей точки зрения, – сухо сообщил он, – вы это имейте в виду, она предательница.

– Отдайте фотографии, тогда будем разговаривать. – Слово «разговаривать» было первой уступкой. Роу уже мучительно продумывал длинную цепь лжи, которую он сплетет для мистера Прентиса, чтобы спасти Анну.

Поезд задрожал от взрыва, старая дама сказала:

– Слава богу, наконец-то мы трогаемся. – Наклонившись к Хильфе, она освободила его руки. Хильфе сказал с тайной завистью:

– Вот кому, наверно, весело, так это им наверху!

Он был похож на смертельно больного человека, который прощается с земными радостями; он не испытывал страха, только обиду. Ему самому не удалось побить рекорд злодейства. Погибло всего пять человек, разве это цифра по сравнению с тем, чем могут похвастать те, наверху? Сидя тут, под синей лампочкой, он витал где-то далеко, темный дух его искал себе товарищей там, где убивают.

– Ну, давайте, – сказал Роу.

Неожиданное благодушие Хильфе его насторожило. Видно, тот не совсем потерял надежду. Но на что? На бегство? На новые убийства? Хильфе дружески положил руку на колено Роу:

– Хотите, я верну вам память?

– Я хочу только одного: отдайте фотографии.

– Не здесь. Не могу же я раздеться в присутствии дамы. – Он встал. – Давайте лучше выйдем из поезда.

– Вы уходите? – спросила старая дама.

– Мы с приятелем решили провести ночь в городе и поглядеть на эту потеху.

– Вот беда, – невпопад отозвалась дама, – носильщики вечно все путают.

– Вы были так добры, – поклонился ей Хильфе, – что ваша доброта меня обезоружила.

– Спасибо, я теперь прекрасно справлюсь сама.

Хильфе шел так, будто он сам командовал своей сдачей в плен. Он гордо шагал по платформе, а Роу следовал за ним, как его лакей. Погоня кончилась, беглецу было некуда скрыться. Сквозь крышу без стекол видны были красные звездочки разрывов, они вспыхивали и гасли, как спички. Раздался свисток, и поезд медленно тронулся, покидая темный вокзал; казалось, он спасается украдкой; за его отходом следили только они двое и несколько носильщиков. Буфеты были заперты, на пустой платформе сидел пьяный солдат и в одиночестве блевал себе под ноги.

Хильфе повел Роу по ступенькам вниз в уборную, там было совсем пусто, даже служитель ушел в убежище. Орудия грохотали, кругом был только запах дезинфекции, сероватые раковины и маленькие объявления о лечении венерических болезней. Приключение, которое рисовалось ему таким героическим, заканчивалось в мужском сортире. Хильфе поглядел в зеркало и пригладил волосы.

– Что это вы делаете? – спросил Роу.

– Прощаюсь. – Он снял пиджак, словно собираясь умыться, и кинул его Роу. Тот увидел марку портного, вышитую шелком: «Паулинг и Кростуэйт». – Фотографии в плече. – Плечо было проложено ватой. – Дать нож? Можете получить свой собственный, – и Хильфе протянул Роу его школьный перочинный нож.

Роу вспорол плечо и вынул оттуда ролик пленки, разорвал бумагу, которой он был заклеен, и вытащил кончик негатива.

– Да, – сказал он. – Это то, что нужно.

– Ну а теперь давайте револьвер.

– Я ничего не обещал, – сказал Роу раздельно.

– Но вы мне его дадите? – спросил Хильфе с тревогой.

– Нет.

Хильфе вдруг испугался.

– Послушайте, да это просто мерзопакость! – воскликнул он, употребляя, как всегда, устарелое словечко,

– Вы слишком много жульничали.

– Ну рассудите сами. Вы думаете, что я хочу сбежать. Но поезд ушел. Или боитесь, что я могу вас безнаказанно убить на Паддингтонском вокзале? Да мне не дадут пройти и ста шагов.

– А зачем тогда он вам нужен?

– Я хочу убежать много дальше, чем вы думаете.

И он сказал совсем тихо:

– Я не хочу, чтобы меня пытали. – Он наклонился вперед, и в казенном зеркале за его спиной отразился пушистый хохолок, который он не успел пригладить.

– У нас не пытают заключенных.