Филиппа Грегори - Привилегированное дитя

• Название: Привилегированное дитя
• Автор: Филиппа Грегори
• Издательство: Библиополис, Текс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995

Романы, составляющие трилогию, — «Вайдекр», «Привилегированное дитя» и «Меридон» — принадлежат перу талантливой английской писательницы Филиппы Грегори.

Дорогой ценой приходится платить детям Беатрис Лейси — Джулии и Ричарду — за преступления матери. Их детство проходит в том же райском уголке. Прелесть Вайдекра согревает их души, но безумный Ричард готов на любое злодеяние ради обладания этой землей, а Джулия стремится защищать простых людей.

---

Все боялись его, как в доме, так и в деревне. Жители Экра боялись его, потому что в руках Ричарда была сосредоточена вся полнота власти, и он мог использовать ее как угодно. Он мог отменить их аренду, прекратить выплачивать жалованье, выслать в приют. И кроме того, они знали, что с Ричардом что-то не ладно.

Но я не боялась. Я излечилась от своего страха перед Ричардом. Теперь я не боялась ничего. Ни несчастья, ни смерти, и, если бы в эти дни Ричард вошел ко мне и сжал руками мое горло, я бы даже не моргнула. Моя мама была мертва, была мертва Клари, Ральф и Экр были преданы. И я поклялась, что мой ребенок не станет следующим сквайром. Если бы Ричард убил меня в одну из тех ночей, когда он крадущимися шагами проходил мимо моей комнаты, он оказал бы мне великую услугу. Я не страшилась его больше. И я не страшилась ничего. Все, чего я могла бояться, уже произошло. И если бы Ричард открыл дверь в одну из тех ночей, когда он, пьяно хихикая, карабкался к себе по лестнице, и полез бы ко мне, думаю, я разрешила бы ему все в надежде, что он сожмет своими длинными пальцами убийцы мое горло и прикончит меня. Но он не делал этого. Он больше не заходил ко мне.

Ричард не любил меня. Он не осознавал свое сумасшествие, я думаю, что он даже не понимал достаточно отчетливо того, что он сделал. Только пьяным смехом он отзывался на то, что сделал или что мог бы сделать. В тот раз, когда он прикоснулся ко мне и увидел мои расширенные и ставшие темными от ужаса глаза, он решил, что я помешалась. Его сумасшествие как в зеркале отразилось во мне, и это оказалось слишком сильно даже для Ричарда.

Но я больше не боялась его, потому что он боялся меня. Я была окружена двойной стеной защиты: моего не рожденного еще ребенка и полного безразличия к тому, что может произойти со мной. Ричард не мог больше испугать меня.

Но ничто не могло задеть его. Ничто в том маленьком мирке, в котором были заключены Лейси, не могло задеть и встревожить его. С отъездом лорда Хаверинга слово Ричарда стало законом на много-много миль в округе. И если бы он опять совершил убийство, то никакая погоня и никакое наказание не могли бы угрожать ему. Ричард был здесь хозяином, и ничто не могло противиться ему.

Он боялся только одного. И имел глупость показать это передо мной.

Мы завтракали, и он был в одном из своих пасмурных настроений. Я сидела в дальнем конце стола, читая письмо от бабушки и попивая чай. Ричард с удовольствием поедал холодное мясо, хлеб, горячий картофель, яйца, запивая все это пивом. Одновременно он читал свежую газету, безразличный к тому, что на ней оставались пятна жира от его пальцев.

— Бог мой! — неожиданно воскликнул он с полным ртом. Самый тон его голоса заставил меня напрячься так, как напрягается охотничий пойнтер, взятый на охоту в августе и почуявший след фазана. Думаю, что я даже принюхалась так же, как принюхивается собака. В комнате возник запах страха, в этом я не могла ошибиться. Он был ясен для меня так же, как бывает ясен запах жарящегося бекона для голодного нищего. Ричард бросил на меня короткий мимолетный взгляд, но мое лицо оставалось бесстрастным. Я сидела ко всему глухая и безразличная. Тогда он повернулся к Страйду, лицо которого тоже оставалось деревянным.

— Прошу простить меня, — сказал Ричард и, скомкав газету, вышел из комнаты.

— Достаньте мне такую же газету, — не поднимая головы, велела я Страйду.

— Да, мисс Джулия, — равнодушным тоном произнес Страйд.

Должно быть, он послал за газетой в Мидхерст сразу после завтрака, потому что, когда он принес кофе на серебряном подносе, рядом с кофе лежала газета.

У меня не было необходимости просматривать все колонки. Новость, потрясшая Ричарда, была напечатана прямо на первой странице. Заметка была озаглавлена: «Пресловутый мятежник бежал из тюрьмы» и называла Ральфа Мэгсона среди троих человек, которые сбежали, переодевшись в цыганское платье и спрятавшись среди цыганских музыкантов, приглашенных играть для тюремных надзирателей. В ней высказывалось предположение, что сбежавшие выскользнули из тюрьмы вместе с цыганами и с ними же покинули Лондон. В статье было много ахов и охов по поводу недосмотра местных властей, но между строк читалась уверенность, что эти трое исчезли бесследно и их вряд ли удастся когда-нибудь разыскать. Далее следовало подробное описание внешности Ральфа и его сообщников и предлагалась награда в двести фунтов за любую информацию об их местонахождении.

Эта награда заставила меня задуматься о том, находится ли Ральф в достаточной безопасности. Затем я решила, что вряд ли его можно захватить врасплох, если не считать, конечно, тот последний случай в Экре, когда его так бессовестно предали. Вряд ли его близкие, родственники его матери, способны на предательство, и кроме того, лукаво подумала я, природный ум подскажет Ральфу, когда станет небезопасно подвергать их дальнейшему соблазну. Тогда он сможет сесть на любой из кораблей контрабандистов и ускользнуть от правосудия.

Я скатала каждую страницу газеты в мячик и по очереди швырнула их в камин. Когда они сгорели дотла, я взяла кочергу и размешала пепел. Я не хотела, чтобы Ричард знал, что мне известно о Ральфе.

Он не вернулся домой к обеду, и за нашим огромным, махагонового дерева столом я оказалась в полном одиночестве. Я сидела, прислонив к супнице книгу из чичестерской библиотеки, и читала о страданиях несчастной Кларинды и ее неизменной верности герою. На минуту я задумалась, смогу ли я стать женщиной, которая дорожит любовью, любовью мужчины, или навсегда останусь человеком, ставящим гордость и личную свободу выше всего.

Я забрала с собой в гостиную роман и уютно устроилась в кресле, чтобы дочитать его. Но я часто откладывала книгу и сидела, уставившись в огонь. Я не надеялась когда-нибудь снова испытать счастье. Но Ральф теперь на свободе, и тяжесть упала с моей души. Он так же, как и я, может смотреть в небо на ясные звезды, предвещающие мороз. Он, может быть, видит сейчас ореол вокруг луны и так же, как я, знает, что это к завтрашнему снегопаду. Он может смотреть на север, юг, запад или восток — куда пожелает.

Я надеялась, что Ральф понимает: хоть я и сижу в кресле Ричарда, в его доме, на его земле, но я наконец-то свободна. И наконец я стала настоящей Лейси, уверенной в том, что обладание землей много важнее химеры любви.

Но, видимо я стала каким-то новым видом Лейси, потому что я отказывала им в праве владеть землей, урожаем, выросшим на ней, и людьми. Если бы это все стало опять принадлежать мне, я бы отдала это сразу, без малейших колебаний и разговоров о прибыли. Я бы отдала землю Экру, то есть людям, работающим и живущим на ней. Я бы очень хотела увидеть Ральфа еще раз, чтобы сказать ему, что теперь я поняла то, чему он безуспешно пытался научить меня. Что не бывает добрых хозяев или справедливых сквайров. Само существование сквайров и хозяев так глубоко несправедливо, что никакими силами этого нельзя исправить.

Мне пришлось пожить в прислугах, прислугах у Ричарда, чтобы понять всю унизительность рабства. Я должна была пожить нищей, нищей на содержании у Ричарда, прежде чем я поняла, что зависимость может быть смертельна. И у меня осталось только одно желание — увидеть Ральфа и рассказать ему, что я хочу навсегда покинуть этот жадный мир знати.

В дверь постучали, и появился Страйд с чайным подносом в руках, за ним шел Ричард. Он прискакал верхом и даже не успел переодеться. Попросив Страйда принести еще свечей, он бросился в кресло напротив, так, будто бы ничего не случилось. Но я чувствовала, что нервы его натянуты, как струна, и поймала его испуганный взгляд, который он кинул на темное окно.

— Я был в Чичестере, — начал он без всякого предисловия, когда Страйд поставил канделябр в пять свечей на стол и удалился. — В сегодняшней газете были новости, которые меня очень встревожили.

Я подняла на него глаза, и в них было столько же тепла и нежности, сколько бывает в зимнем небе.

— Это была статья… — Ричарду было трудно говорить. — Статья о том, что несколько человек сбежали из лондонской тюрьмы, где содержался под стражей Ральф Мэгсон. Ты помнишь?.. — Тут он замолчал. Он хотел, видимо, спросить, помню ли я Ральфа Мэгсона, но даже Ричард был недостаточно нагл для этого. — Я ездил в Чичестер разузнать об этом деле поподробней. — Он принял у меня чашку, и несколько капель чая пролилось на ковер. Его руки дрожали. — Оказалось, что все, сказанное в статье, верно. — Я наклонила голову и взяла чашку себе.

— В магистрате предупреждают, чтобы мы были особенно начеку с цыганами, — продолжал Ричард. — С цыганами и другим кочевым народом. Трое заключенных сбежали под видом цыганских музыкантов. Возможно, что они попытаются достичь побережья, путешествуя с цыганским табором.

Ричард замолчал и посмотрел на меня. Но по выражению моего лица ничего не смог понять.

— Как ты думаешь, он придет сюда? — спросил он. — Джулия, тебе не кажется, что у него могут возникнуть мысли о каком-то мщении? Может быть, он надеется, что Экр спрячет его?