Франсиско Гальван - Изумруды Кортеса

• Название: Изумруды Кортеса
• Автор: Франсиско Гальван
• Издательство: Издательство «Махаон»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-18-000900-6, 84-8239-550-5

Автор одного из интервью с Франсиско Гальваном назвал его «некой смесью нигилиста и сторонника Бакунина, только применительно к XXI веку» и заметил, что он — один из немногих испанских писателей, которые надеются увидеть свои произведения переведенными на язык Достоевского. Ожидания Гальвана сбылись, и первый из двух его изданных романов вышел в свет на русском языке.

…Мексика, XVI век. К Эрнану Кортесу, который возглавляет завоевание этой страны, прибывает его жена и вскоре оказывается убитой при загадочных обстоятельствах. Подозрение падает на самого Кортеса. Эта странная смерть породила множество толков и способствовала возникновению разных легенд, связанных с покорением Мексики. Но как будто этого было мало, кто-то похитил несколько необычайно ценных изумрудов. Эрнан Кортес пытается раскрыть тайну и отыскать драгоценные камни. В каждом из них отражается та или иная грань конкисты с ее героизмом и жадностью, верностью и предательством, любовью и ненавистью, а собранные вместе, эти истории подводят к поразительному и неожиданному финалу.

---

Глава IX,

в которой рассказывается о том, как Кортес поручил Сикотепеку вести тайное расследование, и что рассказали служанки доньи Каталины о дружеских привязанностях своей госпожи, и к каким выводам пришел Кортес, выслушав их рассказ

Сикотепек вышел из заточения в тот же день, договорившись с доном Эрнаном о союзе и взаимопомощи для скорейшей поимки убийц Окитенкатля и Куаутекле, судя по всему также причастных к гибели доньи Каталины.

Губернатор много размышлял о странных обстоятельствах смерти своей супруги. Ему было прекрасно известно, что она умерла вовсе не от приступа астмы и что той ночью ему не пришлось прикладывать усилий, пытаясь привести ее в чувство. Черные отметины на ее шее, разорванный ворот и, наконец, изумруд, найденный на постели, были, по мнению Кортеса, неоспоримыми доказательствами того, что его жену задушили.

Несмотря на то что губернатор пришел к такому страшному выводу, он ничем не выказал своих подозрений и предпочел, чтобы окружающие пребывали в уверенности, будто на шее погибшей остались следы рук ее мужа. Он надеялся, что преступники, решив, что их не собираются разыскивать, успокоятся и утратят бдительность.

Губернатор поделился своими соображениями только с Гонсало де Сандовалем, с которым его связывала близкая дружба. Кроме того, Сандоваль был одним из тех немногих, кому Кортес полностью доверял. Если среди заговорщиков и впрямь были высокопоставленные лица, то в деле могли оказаться замешаны даже ближайшие сподвижники Кортеса, и чем ближе к нему они стояли, тем страшнее могли быть последствия их предательства. Сандовалю же губернатор верил, как самому себе, — человек редкостного благородства, наряду с Педро де Альварадо он был для Кортеса вне подозрений. Конечно, его доверие к Тонатиу несколько пошатнулось после злополучного празднества у главного святилища в Мехико, когда Альварадо распорядился перебить лучших воинов Монтесумы, но это касалось оценки его Кортесом только как военачальника. Дружба их осталась прежней, и неудивительно, что самые теплые отношения связывали этих двух людей — храброго, открытого Альварадо и благородного, великодушного дона Эрнана.

При все том Кортес не стал делиться своими подозрениями с Альварадо, которому ни в малейшей степени не были присущи дипломатичность и такт, и потому он своим прямодушием мог лишь испортить это деликатное дело и безнадежно запутать тонкие нити едва начавшегося расследования.

Губернатор освободил Сикотепека, чтобы тот как мог помогал раскрытию совершенного убийства, опираясь на помощь своих соплеменников. Сикотепек получил свободу при условии, что он будет слушаться Кортеса, сообщать ему обо всем, что намеревается предпринять, и не будет причинять никакого ущерба жизни и имуществу испанцев. Кортес снабдил его собственноручно подписанными охранными грамотами на случай опасности, но строго-настрого предупредил, что эти документы следует использовать только в случае крайней необходимости, потому что от его выдержки и благоразумия зависит успех их предприятия.

Освободив индейца, губернатор принялся размышлять, как организовать расследование таким образом, чтобы не возбудить подозрения знатных особ Новой Испании и не задеть их честь нескромными вопросами. Даже если в деле и были замешаны важные лица, все же подавляющее большинство влиятельных людей никакого касательства ко всей этой истории не имели, и потому нельзя было допустить, чтобы пострадала их честь и они оказались в унизительном положении подозреваемых в измене императору. Потому-то Сикотепек мог оказаться здесь очень полезным: у него была возможность кое-что разузнать о господах через индейцев их энкомьенды — слуги многое знали о своих хозяевах, но нечего было рассчитывать, что они будут откровенны с испанцами.

Губернатор, памятуя о словах Сикотепека, утверждавшего, что заговорщики намеревались повредить ему посредством кражи королевской собственности, предположил, что наиболее удачная возможность для этого предоставляется в связи с отправкой золота в Испанию. Потому он строжайше наказал Сандовалю держать в тайне все, что касалось подготовки этой ответственной миссии.

Никто не знает изнанку жизни своих господ лучше прислуги, и всегда найдутся добровольные шпионы, которые будут следить за каждым шагом своих хозяев в тайной надежде когда-нибудь выгодно воспользоваться своей осведомленностью. Зная это, Кортес решил расспросить сестер Ану и Виоланту Родригес о привычках доньи Каталины, о том, куда она ходила, что видела, кого принимала у себя и с кем встречалась и беседовала вне дома.

Как-то вечером губернатор призвал служанок к себе, чтобы поговорить с ними наедине. Он был очень предупредителен и любезен с девушками, осведомился, все ли у них в порядке, не терпят ли они в чем-нибудь нужды и как они видят свое будущее теперь, после кончины их госпожи. Девушки, которые вначале встревожились, узнав, что их ожидает такая аудиенция, скоро успокоились и прониклись доверием к своему господину. Они охотно отвечали на вопросы, давали подробные и разумные ответы. Тон беседы стал совершенно идиллическим, как вдруг Кортес как бы невзначай осведомился:

— Скажите-ка мне, в ночь смерти доньи Каталины она была одна в своей спальне? Не посещал ли ее тайком кто-нибудь?

Этот вопрос поразил сестер, и они не сразу нашлись, что сказать. Обменявшись испуганными взглядами, они пролепетали нечто невразумительное, не решаясь дать прямой ответ. Девушкам было непонятно, зачем губернатор спрашивает об этом. Они действительно знали о своей госпоже кое-что, чего не знал и сам Кортес, и подумали, что его скорее волнует вопрос о супружеской верности доньи Каталины, а вовсе не обстоятельства ее смерти. Служанки были уверены, что их госпожа умерла от астмы, им и в голову не приходило, что слухи о ее насильственной смерти, не говоря уж о намеках на виновность Кортеса, могли иметь под собой какое-то основание. Потому-то они недоумевали, зачем Кортесу потребовалось учинять расследование у еще не остывшего трупа своей супруги и почему он подозревает, что у нее были тайные возлюбленные.

Дон Эрнан принял колебания служанок за попытку утаить истину и в гневе ударил кулаком по столу, чем окончательно привел их в смятение.

— Как вы смеете молчать, когда ваш господин задал вам вопрос?

В ответ девушки разразились слезами и в страхе прижались друг к другу, так и не сумев вымолвить ни слова. Кортес понял, что хватил через край, и постарался утешить их ласковыми словами, предложил им платок, чтобы утереть слезы, и попросил их присесть.

Когда они немного успокоились, губернатор повторил свой вопрос, однако девушки решительно отрицали, что у их госпожи были близкие отношения с кем-либо из мужчин. Только когда дон Эрнан повысил голос и строго потребовал говорить всю правду, поскольку речь идет о возможном убийстве и потому особую важность имеют любые сведения о частной жизни госпожи, Виоланта, поняв, что дело действительно серьезное, решилась отвечать.

— Этот самый Тристан постоянно докучал госпоже еще на Кубе, но она никогда не обращала внимания на его домогательства, — нерешительно произнесла девушка. — Если я и упоминаю об этом, то лишь потому, что ваша милость настаивает на том, что все, касающееся знакомств доньи Каталины с посторонними людьми, может иметь важное значение. Но вы ни в коем случае не должны думать, что у госпожи с доном Тристаном были предосудительные отношения, — нет, никогда, даже в мыслях моя госпожа не допустила бы такого.

— Без сомнения. — Дон Эрнан сделал вид, что не придал большого значения словам девушки, чтобы вновь не напугать ее, и с деланной небрежностью поинтересовался: — А как они познакомились?

— Дон Тристан прибыл на Кубу незадолго до нашего отъезда сюда, в Новую Испанию, и очень подружился с доном Хуаном, через которого и познакомился с доньей Каталиной.

Губернатор разъярился, узнав, что его свояк имеет отношение к этому делу, и твердо решил вызвать его с Кубы и потребовать объяснений, хотя сам же накануне запретил ему появляться в Мексике даже на похоронах сестры. Отослав служанок, он позвал Сандоваля, рассказал ему о результатах своих изысканий и попросил его глаз не спускать с Тристана, но так, чтобы никто ничего не заподозрил, поскольку никоим образом нельзя было бросить тень на этого блестящего и знатного молодого человека — ведь покамест не было никаких доказательств того, что он имел отношение к смерти доньи Каталины.

С этих пор у дона Эрнана возникло подозрение, не Тристан ли та самая «знатная особа» из числа изменников, о которых Сикотепек рассказал ему, что они тайком составляли заговор против губернатора и самого императора. Впрочем, были у дона Эрнана и серьезные сомнения в этом, поскольку дон Тристан совсем недавно прибыл с Кубы и вряд ли успел стать известен туземцам, тем более что он не был ни военным, ни законником. Эти две категории испанцев главным образом и вступали в общение с индейцами, потому что именно они распределяли их по энкомьендам. Более вероятным казалось предположение, что дон Тристан — возможный убийца супруги Кортеса, ведь он был в числе приглашенных на праздничный ужин, по окончании которого вполне мог пробраться в опочивальню доньи Каталины и намеренно или случайно убить ее, столкнувшись с сопротивлением, которое она оказала ему в ответ на его любовные домогательства (если, конечно, девушки сказали правду и таковые действительно имели место). Все эти грустные мысли терзали душу дона Эрнана, который никак не мог согласовать две версии: гнев отвергнутого любовника и коварство изменника и заговорщика.