Муса Гареев - Штурмовики идут на цель

• Название: Штурмовики идут на цель
• Автор: Муса Гареев
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: История
• Год: 1972

Воспоминания Мусы Гареева, дважды героя Советского Союза, летчика штурмовой авиации.

---

– Какой разговор! Конечно, остаюсь! – чуть не закричал я. – Вот только сдам экзамены в техникуме. Там тоже есть над чем попотеть.

Наконец и летняя сессия в техникуме осталась позади. Товарищи мои, как всегда, разъехались кто куда, а я заторопился к своему инструктору.

Вскоре мы перебрались с ним на аэродром. Находился он далеко от города, за рекой Белой. Здесь было широко и привольно. Ярко светило солнце, воздух, настоенный на степном разнотравье, кружил голову, белые палатки, похожие издалека на маленькие парусники, словно скользили по тихому зеленому морю.

Рядом были большая река, озеро, лес…

Но любоваться красотой природы нам было некогда. Аэродром и наш палаточный городок оживали чуть свет и затихали только поздним вечером. На зеленом поле аэродрома было особенно шумно. Здесь учились летать.

Самолеты, самолеты, самолеты… Одни разбегаются по взлетному полю, чтобы быстро и плавно оторваться от земли и взмыть в небо, на других летчики отрабатывают упражнения, на третьих, пройдя круг над аэродромом, не спеша идут на посадку.

Воздух наполнен рокотом моторов, запахом бензина и масла, короткими выкриками команд.

Однако нашей группе до таких полетов было еще далеко. Мы выкатывали самолеты из ангара, учились быстро и правильно забираться в кабину, изучали приборы, систему управления самолетом, «закрепляли» теорию.

С каждым днем задания усложнялись. Вот мы уже «взлетаем», «садимся», делаем «крены». Самолет при этом, правда, оставался на земле, мотор молчал, но зато товарищи старались вовсю: то поднимали, то опускали хвост машины, фиксировали нужное положение и чуть не гудели от усердия. А я сидел в кабине, работал педалями, ручкой и порой совсем забывал, что находился все-таки на земле;

так велика была иллюзия настоящего полета.

В редкие свободные минуты я убегал туда, где летали по-настоящему. Восторженно, с нескрываемой завистью провожал взлетевший самолет, забыв обо всем на свете, следил за разворотами и мертвыми петлями более опытных товарищей и спрашивал себя: «А ты, Муса, сможешь так, сможешь?..» Ответить на этот вопрос положительно я робел даже перед собой, но где-то в глубине души все-таки жила уверенность. Она крепла во мне с каждым днем. И я все нетерпеливее подгонял время: «Скорее бы, скорее бы!..»

И вот, словно бы между прочим, Петров сказал:

– Завтра и мы поднимаемся. Подросли птенцы…

Эта новость взбудоражила всю нашу группу, а я так и не спал почти всю ночь, дожидаясь утра.

И вот, наконец, небо на востоке ожило, заполыхало, заиграло огненными цветами. Потом из-за кромки леса на горе показался краешек солнца. Он быстро рос, округлялся, пока не превратился в большой рыжий шар. Несколько мгновений шар спокойно лежал на горе, затем незаметно оторвался от нее и стал медленно набирать высоту.

Я готов был крикнуть: «Здравствуй, солнышко! Наконец-то ты пришло!.. Тебе хорошо, ты уже летишь, а мне до взлета ждать еще целых два часа. Но это ничего, скоро и я поднимусь вслед за тобой. Не слепи мне глаза, когда я буду в небе!..»

Вслух этих слов я, однако, не произнес, ограничился тем, что помахал солнцу рукой и радостно улыбнулся ему. Ведь рядом были люди, а джигиту не положено сразу выдавать свои чувства.

Глава вторая Время чудесное мое

Мне повезло. Я родился в удивительное время. На моих глазах рушилось старое, отжившее, зарождалось и бурно развивалось новое – небывалое, неиспытанное. То, о чем раньше только смутно мечталось, смело входило в жизнь, захватывало и увлекало тысячи людей, рождало новые характеры, круто изменяло самого человека. Новое время, новая жизнь властно входили в каждое село, в каждый дом. Неузнаваемой стала и жизнь моего народа; в прошлом бесправный и обездоленный башкир теперь широко расправил свои плечи и полновластным хозяином зашагал по родной земле.

Однако вековые традиции были еще сильны. Жили они и в нашей глухой деревушке Иляшкиде, затерявшейся среди необозримых полей, лугов и перелесков. Особенно упорно держались за старое старики-аксакалы. Собираясь группами на завалинках или за самоваром, они подолгу обсуждали последние новости, задумчиво пощипывали белые бороды и озадаченно качали головами;

– О аллах, что творится в мире! Или все это угодно тебе, всемогущий? Что происходит с людьми!..

О себе они не беспокоились. Им не страшно покинуть этот свет, – они уже давно вымолили у аллаха и теплое место для себя в раю, и красавиц-жен, и табуны коней, и сладкую, в сплошных удовольствиях жизнь…

Не о себе думали – о молодых!

А молодые весело шутили над причудами стариков и поступали по-своему. Так, как велело им новое время, новая жизнь. И никакой шайтан не был им страшен.

Да, мне повезло! И даже вдвойне – я родился мальчиком. В те времена появление в крестьянской семье мальчика считалось большим счастьем. Это и понятно. Ведь благополучие семьи зависело от земли, а землю давали по числу в ней мужчин, хотя бы этот мужчина был по колено коню! Это не имело никакого значения.

А в нашей семье до меня мальчишек не было, все девчонки. Три девочки подряд-шутка ли! Отец хватался за голову, а мать только грустно улыбалась:

– Не отчаивайся, Гайса. Будут и сыновья. Мое появление на свет было встречено с большой радостью. Вскоре я понял, что и отец, и мать меня очень любят. Мать часто брала меня на руки, терлась щекой о мою голову и все приговаривала:

– Сынок, сынок, сынок-Отец возвращался с поля, выпрягал лошадь и долго подбрасывал меня вверх. Устав, он ставил меня рядом с собой, громко подзывал мать и, как мне помнится, всегда говорил одно и то же:

– Смотри, мать, как он вырос за этот день! Прямо богатырь, ничего не скажешь. Скоро помощником моим будет.

Я делал вид, что мне это совсем не интересно, а у самого на душе делалось тепло-тепло…

Раз в год в наш дом приходила комиссия по распределению земли. В нее входили самые уважаемые в деревне люди. Придут – и сразу в доме словно бы посветлеет, у всех будто праздник. Только моей сестренке Масхуде не весело. Глядит на всех-и слезы в два ручья.

– Ты чего плачешь, Масхуда? – спросит кто-нибудь из членов комиссии. А она уткнется в материнский подол – и еще громче ревет.

За нее отвечал отец:

– Землю девочкам не даете. Боится, голодать будет. Вот и плачет.

– Почему же Муса не плачет? Он ведь у вас тоже еще маленький, – улыбаются члены комиссии.

– А зачем ему плакать? – в тон им отвечает отец. – Муса – мужчина, джигит. Сейчас вы ему столько земли отвалите-за день не обойдет, хоть и на ногу скор!

Все громко смеялись.

Глядя на всех, переставала плакать и Масхуда. А обо мне и говорить нечего – я чувствовал себя настоящим мужчиной. Почти таким же, как и мой большой отец.

Крестьянский труд я познал рано. Отец стал брать меня с собой в поле еще совсем мальчонкой. Поднимется чуть свет, запряжет длинногривого Чулпана в телегу и ждет, когда мать поднимет меня с постели. А встать в такую рань, ой, как нелегко! Глаза слипаются, в голове носятся обрывки снов, и во всем теле такая вялость, что, кажется, будто оно совсем без костей. Мать настойчиво теребит меня, полусонного одевает и торопливо выводит на крыльцо.

Здесь радостным возгласом меня встречает отец;

– А, джигит, проснулся! Поехали. Работа ждет. Так было изо дня в день. И я даже решил про себя, что без меня отец ничего не может – ни землю вспахать, ни стог сложить, ни рожь обмолотить. Я не спеша забирался к нему в телегу, степенно садился с ним рядом, и мое маленькое сердце переполнялось горячей радостью и гордостью шестилетнего джигита!

Башкир с раннего детства мечтает об оседланном коне. Жила эта мечта и во мне. Сесть бы на быстроногого скакуна, выехать в чистое поле и, звонко гикнув, ринуться навстречу горячему степнол^у ветру!..

Мечта мечтой, но пока что приходилось довольствоваться вожждми, которые иногда передавал мне отец:

– Возьми-ка, сынок, я что-то устал.

А устать было от чего. На севе, сенокосе или уборке они с матерью работали от зари до зари. Приедем в поле до восхода солнца, отец оглядится вокруг (приехали ли соседи?), поплюет на широкие мозолистые ладони и тихо скажет:

– Ну, мать, пошли. День уже начинается…

Родители работать умели и любили. В поле они почти не разговаривали и не отдыхали. Лица их моментально преображались, делались торжественными, одухотворенными, красивыми.

Я старался помогать старшим, однако однообразная работа быстро надоедала и я шел к сверстникам. Вместе с ними бегал по полю, играл. Но вот старшие разгибают спины, останавливаются на обед, и мы со всех ног мчимся к ним, зная, что сейчас отцы поведут коней на водопой, а какой водопой может быть без нас, мальчишек? Надо непременно успеть!..

Отец сажал меня на коня, и я лихорадочно хватался за гризу.

– Не боишься?

– Нет, что ты!..

– Это хорошо. Плохо, если страх бежит впереди твоего коня.

Усталая лошадь еле передвигала ногами, а мне казалось, что я лечу быстрее ветра. Отец ехал верхом рядом, готовый в любую минуту подхватить меня, и, довольный, улыбался. Видно, и ему казалось, что мы летим быстрее ветра и птицы и что под нами не загнанные тяжелой каждодневной работой крестьянские лошади, а те самые скакуны, на которых выезжают на охоту могучие сказочные батыры…