Robert van Gulik - Ночь в монастыре с привидениями

• Название: Ночь в монастыре с привидениями
• Автор: Robert van Gulik
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-227-01679-8

Загадочная гибель троих паломниц, убийство мудрого настоятеля, покушение на благочестивую девушку – в этих драматических событиях, происходящих в стенах даосского монастыря, может разобраться лишь проницательный и неподкупный судья Ди.

---

Действительно, он застал его в комнате скрючившимся над жаровней, в которой тлели два или три уголька. Тао Ган всегда был противником ненужных расходов. Его лицо просветлело, когда он увидел входящего судью. Вскочив, он спросил:

– Что случилось с вашим превосходительством? Я смотрел повсюду, но…

– Дай мне горячего чаю, – прервал его судья. – Нет ли у тебя чего перекусить?

Пока судья устраивался за маленьким столиком, Тао Ган порылся в своем дорожном сундучке и извлек оттуда два высохших пирожка.

– Очень огорчен, но мне больше нечем попотчевать ваше превосходительство.

Жадно откусывая от пирожка, судья с удовлетворением произнес:

– Это великолепно! Пахнет свиным салом! У того, кто его готовил, мозги не были сдвинуты набекрень всеми этими вегетарианскими глупостями.

Проглотив оба пирожка и выпив три чашки чая, судья зевнул.

– Хорошо выспаться, вот что мне теперь нужно. Но если кое-что и удалось выяснить, многое еще требует моего внимания. Знаешь ли, Тао Ган, ведь меня недавно пытались убить!

Он рассказал о своем приключении, а потом кратко изложил свой разговор с барышней Тин и мнимой барышней Нгсуян.

– Дело благочестивой просительницы практически завершено, – закончил он. – Завтра утром у меня состоится небольшая беседа с госпожой Пао. Теперь же мне хотелось бы разузнать лишь одно – кто хотел меня прикончить.., и почему.

Тао Ган задумчиво обмотал три волоска своей бородавки вокруг указательного пальца и сказал:

– По мнению барышни Тин, Мо Моте хорошо знаком с монастырем. Может быть, он бродячий даос. Эти ребята шатаются по всей империи, посещают различные общины и творят всякие делишки. Они не бреют голову, как буддисты, а потому им легко выдавать себя за обычных людей. Если Мо Моте уже бывал здесь, не исключено, что на его совести одна из подозрительных кончин. Или же все три. А может быть, женщина с обрубленной рукой – еще одна из его жертв. Переодевшись актером, он вполне мог сюда вернуться, чтобы заставить замолчать или платить возможных сообщников.

Судья утвердительно кивнул головой.

– Действительно, все это вполне возможно и согласуется с пока что очень расплывчатой версией, которую я пытаюсь сформулировать. Помнишь неприятность с недостающим прибором за столом духовных лиц во время банкета? Не значит ли это, что Мо Моте снова облачился в рясу и затерялся среди монахов? Выступая в роли актера, он был под маской или лицо его было так расписано, что обитатели монастыря не могли его узнать. Если это так, то понятно, почему мы нигде его не находим и почему его комната пуста. Больше того, если это он подслушал мою беседу с отцом настоятелем, понятно его стремление меня устранить.

– Убить начальника уезда – дело опасное!

– Вот почему я и подозреваю Мо Моте. Не вижу, кто еще мог бы решиться на подобное. Всем известно, что убийство императорского чиновника приводит в движение всю административную машину. В мгновение ока этот монастырь наполнился бы стражниками, следователями, агентами секретных служб, которые не оставили бы камня на камне, пока не обнаружили бы убийцу. Но Мо Моте не принадлежит к этой общине; покончив со своим грязным делом, он мог бы ускользнуть, не заботясь о том, что произойдет после его ухода.

Тао Ган согласно кивнул.

– И еще одно, – сказал он. – Разве ваше превосходительство не расспрашивали настоятеля об обстоятельствах смерти его предшественника? Если он умер неестественной смертью, а убийца подслушал разговор, разве не захотел бы он любой ценой остановить ваше расследование?

– Ну, такое предположение неуместно. Больше десяти человек присутствовали при последних минутах священнослужителя и не заметили ничего подозрительного. Я очень ясно дал понять отцу настоятелю, что не нахожу ничего…

Судья вдруг замолк.

– Да нет, ты прав, – почти сразу же вновь заговорил он. – Я ведь сказал, что бальзамирование тела не уничтожает следов насильственной смерти. Кто-то на основании этих слов мог подумать, что я намерен осуществить вскрытие…

Стукнув кулаком по столу, он воскликнул:

– Нужно, чтобы Цун Ли описал мне кончину настоятеля, не опуская никаких подробностей. Где же этот чертов поэт?

– Когда я уходил от господина Куана, актеры еще пировали. Наверное, Цун Ли все еще с ними. Сегодня вечером им выплатили гонорар, а они не из тех, кто при таких обстоятельствах рано ложится.

– Превосходно! Пойдемте к ним. Не знаю, обязан ли я удару по черепу или двум часам вынужденного отдыха, но я больше совсем не чувствую своей простуды. Моя головная боль исчезла, а вместе с ней и температура! Но разве тебе не хочется спать?

Тао Ган слегка улыбнулся.

– По ночам я сплю мало, – сказал он. – Иногда я дремлю, но чаще в голове бродят всякие мысли.

Судья с любопытством посмотрел на своего странного помощника, который двумя пальцами ловко пригасил фитилек свечи. Вот уже год, как они работали вместе, и судья начал испытывать настоящую привязанность к этой меланхоличной личности. Не переставая спрашивать себя, о чем тот мог размышлять ночами, он открыл дверь.

Шорох шелка заставил его вернуться к действительности достаточно быстро, чтобы заметить исчезающую за углом коридора тень.

– Стереги лестницу! – крикнул он Тао Гану, а сам бросился преследовать таинственного подслушивателя.

Тао Ган побежал к лестничной площадке. Он извлек из рукава моток черной навощенной веревки и натянул поперек лестницы, заметив с ухмылкой:

– Если наш незнакомец слишком поспешит, боюсь, он будет неприятным образом задержан здесь в своем порыве! Едва он приладил свою ловушку, как появился судья.

– Я его упустил, – с горечью сообщил он. – За поворотом есть маленькая лестница.

– Ваше превосходительство, а что это был за человек?

– Я едва его заметил. Он убежал со всех ног, а когда я завернул за угол, там уже никого не было. Но это тот, кто меня ударил.

– Как, ваше превосходительство, можете быть в этом уверены?

– После него остался тот отвратительный запах, который я уловил перед тем, как меня оглушили. Мне начинает надоедать эта игра в прятки. Действовать надо быстро, ведь этот негодяй слышал весь наш разговор! Сначала пойдем к Куану. Если там нет Цун Ли, я разбужу учителя Суеня, и мы сейчас же организуем облаву, обследуем самые глухие монастырские уголки, – включая закрытые для посещения места. Пойдем, не будем терять больше времени!

В артистической уборной уже никого не было, кроме Куана и Цун Ли, навалившихся на стол, уставленный множеством пустых кувшинов. Мертвецки пьяный хозяин труппы добродушно похрапывал, в то время как поэт, уткнувшись носом в стол, пальцем чертил в пролитом вине бессмысленные знаки.

При виде начальника уезда он хотел было привстать, но тот сухо ему сказал:

– Сидите!

Опустившись на соседний стул, он продолжал:

– Внимательно меня выслушайте. Недавно меня пытались убить. Возможно, это связано с тем, что вы мне рассказывали о смерти бывшего настоятеля. Вам надлежит припомнить решительно все, что вы знаете об этом деле. Я вас слушаю.

Цун Ли провел рукой по лбу. Неожиданное появление двух лиц и суровые слова судьи несколько отрезвили его. Откашлявшись, он со смущенным видом начал:

– Ваше превосходительство, это странная история. Не знаю, должен ли я…

– Хватит уверток! – оборвал его судья. – Тао Ган, посмотри, не осталось ли после этих двух пьяниц вина. А то глаза слипаются.

Поэт бросил жадный взгляд на чарку, которую наполнял Тао Ган, но тот сделал вид, что ничего не замечает, и поэт, вздохнув, приступил к рассказу:

– Мой отец был личным другом бывшего настоятеля монастыря Нефритового Зеркала. Он часто его посещал, и они постоянно переписывались. В последнем письме, написанием перед смертью, Нефритовое Зеркало сообщал отцу, что совершенно не доверяет Истинной Мудрости, в то время эконому, а ныне настоятелю этого монастыря… Нефритовое Зеркало намекал на сомнительные обряды, в которых участвовали юные девушки, прибывшие для ознакомления с даосским вероучением, и…

– Что за обряды?

– Благородный судья, он не писал прямо, но, похоже, имел в виду тайные церемонии, имевшие характер оргий. Обнаружив также, что эконом выращивает белладонну в отдаленном уголке сада, он подумал, не собирается ли тот кого-то отравить.

Судья резко опустил чарку.

– Почему же об этом не предупредили начальника уезда? – гневно спросил он. – Как, скажите, требовать от нас, чтобы мы справлялись со своими обязанностями, если добропорядочные граждане скрывают столь важные факты?

Поэт возразил:

– Мой отец был чрезвычайно добросовестным человеком. Он никогда не позволил бы себе выступить с официальным ходатайством, не будучи твердо уверенным во всех фактах. А во время последних встреч Нефритовое Зеркало ничего ему не говорил. Кроме того, настоятель приближался к своему семидесятилетию, голова его не всегда сохраняла ясность, и, может быть, воображение заставляло его видеть то, чего на самом деле не существовало. Поэтому-то мой отец решил ничего не предпринимать, не удостоверившись сначала в обоснованности этих подозрений. Он даже не хотел посоветоваться с учителем Суенем, пока не получит хоть намека на доказательство. Но, к несчастью, отец вскоре заболел и умер, обязав меня, уже будучи на смертном одре, приехать сюда и тайно провести расследование.