Наталья Некрасова - Исповедь Cтража

• Название: Исповедь Cтража
• Автор: Наталья Некрасова
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-004203-5

Многие знают и любят книгу Дж. Р. Р. Толкиена «Властелин Колец». Но немногие знают, что профессор Толкиен собирался написать еще одну книгу — о возвращении Тени. Для Галдора, героя книги, Тень — не пустой звук, не туманный символ. И попавший в его руки древний фолиант, именуемый «Черной Книгой», становится для него знаком и поворотом в судьбе.

---

Гэлломэ, Лаан Гэлломэ…

Крылатый юноша, танцевавший в поющем небе с драконами, смеявшийся и певший вместе с весенними ветрами, он был — Арты, а Арта была — его: по праву распахнутого сердца, распахнутых небу ладоней.

Эллери назвали его тогда — Айан'суулэй-йоллэ, Повелителем Весенних Ветров.

…и мир его был в их ладонях.

…Они до рассвета засиживались с Къоларом над картами земель: Тано вычерчивал их легко и уверенно — изломанные линии побережий, плавные изгибы рек, леса и горы, — а потом долго пытался объяснить что-то о Сфере Мира — Къолар пытался понять, но так и не мог поверить — как это может быть, ведь мир — плоский! И тогда Учитель соткал видение, в котором вокруг огненного шара Саэрэ вращались девять Сфер Миров, а вокруг Арты, в свой черед, — жемчужина Иэрэ, и убедил-таки: странник наконец поверил, расспрашивал про далекие острова в Море Восхода и о том, можно ли сладить такую ладью, чтобы до этих островов добраться, и почему нельзя плыть в Аман — эта земля ведь гораздо ближе…

…Тано уже давно поглядывал на своего первого ученика с легкой ласковой усмешкой, видя — все, и все понимая; но, поразмыслив, вслух решил ничего не говорить.

Как изменила его Арта…

Фаэрнэй — майяр — рождены взрослыми — если можно так сказать: у них нет детства, как у арта-ири, рожденных в Арте. Но здесь, в Смертных Землях, Ортхэннэр словно бы стал ребенком — стоило только посмотреть, как отчаянно старался Ортхэннэр выглядеть серьезнее и старше — все-таки первый Ученик, положение обязывает! — и как сквозь эту напускную серьезность прорывалась временами совершенно мальчишеская порывистость и восторженность. Здесь его называли немного иначе — Гортхауэр, и ему нравилось это имя.

…К ночи все собрались в доме Мага Гэллора — греться у огня и сушить вымокшую после веселой возни в снегу одежду.

Слушали песни Гэлрэна, пили горячее вино с пряностями. Мелькор, разглядывая окованную серебром чашу из оникса — дар Мастера, — вполголоса говорил Гортхауэру:

— Конечно, простого заклятия довольно, чтобы прогнать холод, высушить одежду; Бессмертные могут вообще не ощущать стужи. Но разве не приятнее греться у огня в кругу друзей, пить доброе вино — хотя, по сути, тебе это и не нужно, — просто слушать песни и вести беседу?

— Ты прав, Учитель, — задумчиво сказал фаэрни. — И я не могу понять: почему в Валимаре тебя называют Врагом? Почему говорят, что добро неведомо тебе, что ты не способен творить? Ведь всего-то и надо — осмелиться посмотреть своими глазами и попытаться понять. Так просто. Я же — вижу. А я ведь не самый мудрый в Арте, всего-то майя.

— Я понял тебя. Беда в том, что они не хотят понимать. Тебе, конечно, не рассказывали, что я предлагал им союз?

— Нет…

— Неудивительно. — Мелькор грустно усмехнулся. — Что доброе может сделать Враг? Валар страшатся нарушить волю Эру. А союз со мной означает именно это. И чтобы никто и помыслить не мог о таком, меня именуют врагом и отступником. Значит, ничего доброго не может быть ни в мыслях, ни в деяниях моих. Ведь не станешь считать врагом того, кто умеет любить, как и ты; кто хочет видеть мир прекрасным, как и ты; кто умеет мыслить и чувствовать, как и ты; кто так же радуется способности творить? Кто, по сути, желает того же, что и ты? В том-то все и дело. — Мелькор отпил глоток вина.

— Тано, — после некоторого молчания проговорил Гортхауэр, — а я ведь был привязан к Ауле. И до сих пор мне тяжело вспоминать о том, как я покинул его. Мне казалось — он тянется ко мне, но он почему-то вытравливал из себя и эту приязнь, и стремление творить… Я и поныне помню, какие у него были глаза, когда он занес молот над сотворенными им живыми…

— Когда-нибудь я расскажу тебе, что сделало Ауле таким…

— Странник!

Къолар обернулся.

— Слушай, Странник, что с твоими глазами?

Тот недоуменно пожал плечами: да вроде ничего особенного… Художник тихо рассмеялся:

— А глаза у тебя золотые…

— Что? — не понял Къолар.

— Золотые, как мед, как восходящее солнце. Посмотри сам!

Странник хмыкнул:

— И ничего смешного. И нечему удивляться. У тебя вон — синие, у Мага — зеленые, как листва на солнце…

— Правда? — Художник вдруг посерьезнел. — Послушай, а почему?

— Разве не всегда так было?

— Нет… Были — серые, и у тебя, и у меня, и у него… Не понимаю. Может, Учитель объяснит?

— Раньше как-то не до этого было…

— Мы только сейчас поняли…

— Может, ты знаешь? Глаза разные становятся, и волосы… Почему?

Вала улыбнулся. Какими разными они стали… Непокорные волнистые пряди темно-золотых волос разметались по плечам Странника, весь он какой-то светлый, ясный и тонкий, как солнечный луч. У Художника взгляд цепкий и острый, но глаза — бархатисто-синие, как темный сапфир, а иссиня-черные волосы перехвачены узким кожаным ремешком. Он кажется старше: Странник в сравнении с ним — мальчишка совсем, хотя оба — из Пробудившихся. Но всем давно известно, что синеглазый Мастер Орэйн теряет и смелость, и уверенность, и суровость свою, стоит лишь появиться рядом маленькой хрупкой Халиэ — искусной вышивальщице и ткачихе.

— Почему, Учитель?

— Просто вы — Люди. А люди все разные, непохожие друг на друга, как листья дерева, как звезды…

«Вы — Люди. Такие, какие виделись мне, когда я слышал Песнь Эа. Только они волей Эру будут недолговечны, как искры костра, и смогу ли я вернуть им то, что отнял он? Или дар свободы обернется для них карой и горем? Неужели в этом Эру окажется сильнее?»

Снова то же самое — Эру укоротил людям жизнь. Почему? За что? Видимо, ОНИ считают, что это кара за свободу? За то, что после смерти они становятся неподвластны воле Эру? А зачем тогда вообще было Эру создавать людей? Или — какими он тогда их задумал? Непонятно. Здесь я пока ответа не нахожу. Зачем Мелькор наградил всех этой странной свободой? Я не понимаю. Но зачем Эру вообще создал людей? Это вот Борондир мне объяснить сможет или как? Что отнял Эру у людей и за что?

И не поверю я в то, что все светлые эльфы — на одно лицо. Я даже черномазых из Дальнего Харада различу, так как же люди в старину отличали одного эльфа от другого? Ведь тогда они куда чаще с ними встречались, чем ныне. И как-то не путали.

А вообще, все это мне напоминало сказки для детей, вроде тех, с помощью которых им простенько пытаются объяснить великие истины. У меня тоже книжка есть, с детства любимая. Там примерно так же описывались подвиги наших предков в Средиземье. Где они просвещали темных людей и все такое прочее. Наверное, темным людям наши предки-просветители тоже хорошими не казались…

А рисунки там, право же, замечательные были. Вот родится у меня сын, читать ему эти сказки я не стану, сам расскажу, чтобы ребенку голову шелухой не забивать, а картинки использую.

Разговор получился неожиданным.

— Скажи, Гортхауэр, а другие Творцы Мира, те, что живут в Валиноре, они красивы?

Он надолго задумался, в первый раз с изумлением осознав, что теперь безупречные лица Валар вовсе не кажутся ему прекрасными. Ни одной неверной черты, словно кто-то задался целью изобразить безупречную красоту, и это ему удалось, но в погоне за точностью и чистотой линий исчезло что-то главное, столь важное, сколь и неуловимое, и в этих лицах не было жизни. Все Валар были разными и — схожими, хотя отличались ростом и чертами лица, цветом волос и глаз. Впрочем, почти все…

Нет, те, кого видел он вокруг теперь, стократ прекраснее. И смуглый золотоглазый мечтатель Къолар, и широкоплечий насмешливый Орэйн, Гэллор, всегда задумчивый и сосредоточенный, и порывистая Аллуа, и царственная Оннэле Кьолла…

— Послушай, Гортхауэр… я только сейчас подумал… — Странник выглядел смущенным. — Какого же цвета глаза у Учителя?

А правда — какого? Светло-серые? Зеленые? Голубые? Разве различишь цвет звезд?.. Ему приходили в голову только сравнения: небо, море, звезды… Но ведь небо не всегда голубое, не всегда зелеными кажутся воды моря… Молния?.. Лед?..Сталь?..

— Не знаю. Я не знаю.

Разными были они — Ученики Мелькора, Эллери Ахэ. Были те, под чьими руками начинал петь металл и оживал камень. Были понимавшие язык зверей и птиц, деревьев и трав, и те, кто умел читать Книгу Ночи…

И тот, кто лучше прочих умел слагать песни, звался Черным Менестрелем. Девятилучевая крылатая звезда была знаком его: совершенствование души, путь крылатого сердца. Похожи и непохожи были его баллады на те, что пел золотоокий майя; может, потому, что жила в них неведомая печаль. И туманились глаза тех, кто слышал песни его.

Не будем спорить о красоте. Не будем спорить о бесчувственности Валар.

Но почему менестрель-то Черный? Вроде войны черного с белым, Тьмы со Светом пока еще нет. Стало быть, уже поздняя вставка. Как и вообще эти листки. И все же — кем был писавший это? Откуда он был родом?

И тот, кто видел знаки Тьмы, нашел способ записывать мысли. Он создалруны, чтоможно было писать на пергаменте пером и кистью, и те, что можно было высекать на камне и вырезать на дереве. И среди Эльфов Тьмы носил он прозвание Книжника, а имя его было Къертир.