Наталья некрасова - Великая игра

• Название: Великая игра
• Автор: Наталья некрасова
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5—699—09811—9

«…Девять же Саурон отдал людям — гордым и могущественным — и так заманил их в западню. Давным-давно попали они под власть Одного и стали Призраками Кольца, его самыми страшными слугами, тенями в его Великой Тени…»

Кто-то знал этих людей очень близко и не подозревал, кем станет случайный знакомый или друг юности. Кто-то о них только слышал — легенды и предания не обошли вниманием их деяния. Для кого-то они были любимыми детьми, братьями, друзьями. В памяти одних они остались героями и благодетелями своих народов. Другие вообще забыли, что они когда-то были людьми. Но чаще их имена внушали панический ужас и союзникам, и врагам. В истории Средиземья они остались как Назгулы, Призраки Кольца доверенные слуги Темного Властелина. Каждый из них заключил договор и отдал душу в обмен на… впрочем, у каждого Фауста есть свои причины на то, чтобы заключить сделку с Мефистофелем. Среди них было мало корыстолюбцев. Чаще они руководствовались исключительно благими намерениями. Некоторые думали, что сумеют потягаться с древним нечеловеческим разумом и выиграть партию, последняя ставка в которой — посмертие. Однако в финале каждый из них обнаружил, что проиграл Великую Игру.

---

Но зато он свободен.

У него есть свои комнаты в Золотом Дворце, казна выделяет ему содержание, у него есть свое небольшое поместье, свои слуги, свои лошади и собаки, свои соколы. И даже пара драгоценных священных серебристых кошек. Сейчас ночь, и они гуляют в саду, но с рассветом вернутся, и будут тыкаться усатыми мордочками в лицо, и усердно урчать, прося ласки и угощения.

Только бы мышей не натащили дохлых, как два дня назад.

Гибкие, изящные зверьки. Он подарил им золоченые ошейнички с королевскими рубинами и золотыми бубенчиками. Теперь птицы успеют улететь, услышав звон. А то жаль будет, если кошки задушат еще одного маленького певца.

Снова ветер провел легким крылом по щеке. Он опять поднял глаза. На сей раз увидел-таки тень. Но не черную.

— Не прячься, — негромко сказал он. — Акареми, выходи. — Из-за занавеси возле окна выскользнула маленькая темнокожая девушка. — Зачем ты здесь? Я же просил сегодня меня не тревожить. Что-то случилось?

Девушка мотнула головой.

— Мне страшно, господин.

Юноша удивленно поднял брови.

— А зачем ты ходишь по ночам? Сейчас время злых духов, а ты даже амулетов, что я дарил тебе, не носишь, — с укоризной покачал он головой. — Конечно, тебе страшно.

— Нет. Я за тебя боюсь, — тихо всхлипнув, прошептала девушка.

Юноша раздраженно поджал губы.

— Акареми, ничего страшного нет. Этот обряд совершает каждый мужчина из нашей семьи. Никто пока не умер. — Он усмехнулся. Нет, женщины бывают несказанно глупы. Правда, она всего лишь дочь дворцового конюха, а не изысканная и обученная гетера, и потому ее голова полна всякой чуши. Зато она преданная любовница. Одна из многих, которых он искренне и щедро любил. С женщинами он был честен. Сейчас — Акареми, потом — кто-то другой, но все, с кем он был, ни слова худого не скажут о нем. Никогда. Они запомнят лишь хорошее. Ему удавалось оставаться с женщинами в дружбе. Потому они и любили его. — Никто не умер, и я не умру. Завтра вечером, когда вернемся из Храма, я прикажу устроить маленький праздник. Для тебя, меня и двух-трех друзей с их подругами. Не грусти, я завтра подарю тебе бирюзовые серьги. Они тебе будут очень к лицу…

Вот уже и не плачет. Ну, много ли ей надо? Разве не славно делать таким приятное, тем более что это так легко…

Что-то не дает покоя. Непонятная тяжесть, словно ночной демон анат сел на грудь. Самое тяжелое время — бессонница во вторую стражу ночи. В это время все страхи и сомнения, словно сговорившись, приходят и начинают мучить. Кто сказал, что ночью обязательно надо спать? Может, следует переломить привычку и встать, пойти в сад, к прудам?.. Или взять коня и помчаться по ночным улицам Керанана никем не узнанным? К старому сотнику Золотых Щитов, который помнит и великого Керниена, и божественного Аргора?

Но тело привыкло лежать по ночам в постели, и заточенная в нем душа, крупица Солнца, бессильна в ночи…

Он снова поднялся на локте, посмотрел на свечу. Судя по часовым отметкам, до рассвета четыре часа. Принц снова взял со стола книгу и принялся за чтение. А воспоминания лезли и лезли в голову.

— Этот обряд проходит каждый мужчина Солнечного рода. — По своей привычке отец отводит глаза и говорит все более зло и резко, как бывает, когда он хочет показать свою власть. Как будто сомневается в себе. Неужто люди все же правы и отец — лишь жалкая тень своего великого брата Керниена? — И ты тоже пройдешь его.

«Может, хоть ты окажешься способным принять Силу», — продолжает за отца Денна.

— Да, государь, — отвечает Денна, почтительно склоняя голову.

— И ты примешь Силу! — говорит отец, словно и не слыша сына. Да ему и не нужно, понимает Денна. Ему нужно, чтобы покорный сын принял Силу и чтобы при нем, Наран-Не-ару, был свой божественный воин.

— Да, государь.

Отец внимательно смотрит в лицо Денне, с какой-то робостью и подозрительностью, словно выискивая подвох или насмешку. Он все время боится насмешки. Отец слабый государь. И Денне больно это видеть. Хочется успокоить его — но разве человек, боящийся собственной слабости, позволит себя утешить?

Денна молчит, послушно потупив взгляд.

И внезапно происходит невероятное. Отец вскакивает и орет так, что даже Золотые Щиты у дверей вздрагивают.

— Все вон!!! Пошли вон, сейчас же, вон, вон!!! Я буду говорить с сыном!!! Только с сыном!!!

Денна в первое мгновение даже втягивает голову в плечи, но секундой позже его разбирает смех, и он едва сдерживается. Так шутовски грозен его красивый, утонченный, изнеженный отец… Разве можно поверить в его гнев? Как смешно все разбежались!

Двери затворены. Отец осторожно, опасливо прислушиваясь к шорохам, останавливаясь после каждой пары шагов, идет к сыну.

— Иди сюда, — тащит он его за рукав к широкому низкому трону. — Сюда.

— Я не стану садиться на него, отец! — в ужасе пятится Денна.

— Сядь рядом, — не слушает анна-ару. — Сядь. Надо, чтобы никто не слышал. Никто, Денна, никто.

Денна чуть не плачет — отец слаб. Отец так слаб, так ничтожен, как же ему страшно, наверное, править! Но и дяде было тяжко и страшно. Однако великий Керниен был решителен и отважен, а вот брату его Солнце не отмерило доблестей, необходимых правителю.

А отец суетливо бежит к столику у окна, наливает вина и несет кубок сыну.

— Выпей, выпей, — бормочет он. И пьет сам, совсем забыв о том, что только что намеревался дать вина сыну. Денна молчит. А отец, глядя в кубок, торопливым полушепотом говорит:

— Денна, ты последняя надежда. Солнце было щедро к моему великому брату, а вот меня ничем не одарило. Я хотел принять Силу — а не смог. И братья твои тоже, — чуть не всхлипывает отец.

«А ведь дядя и без Силы собрал Ханатту в кулак…»

— И говорят уже — Солнечный род слаб. Благодать ушла от него. Опять смуты, смуты! Я не хочу крови, — глотает он из кубка. — Не хочу. Саурианна говорит, что надо делать, — я делаю, а покоя нет! Нет Силы! Денна, Ханатта ждет. Вдруг случится, что Силу возьмет кто-то другой, не из нашего рода, какой-нибудь ублюдок со случайной каплей Солнечной крови в жилах? И что будет с нами? Нас вырежут!

«А дядя подумал бы — что будет с Ханаттой?..»

— Северные варвары зарятся на наше побережье, в стране неспокойно… Денна, если ты не примешь Силу…

— Отец, — осмеливается заговорить сын, — но ведь может случиться и так, что я просто не сумею…

— Сумеешь! Сумеешь! — почти кричит отец. — Не смеешь не суметь!

Денна молча стискивает зубы.

Если бы не умер дядя, если бы не подосланные северными варварами убийцы… А Керниен ведь хотел союза с ними и мира. Странно — может, не все здесь так очевидно? Конечно, после смерти государя ни о каком мире и речи идти не могло. Вот теперь и висит над Ханаттой, как меч, война. Нависает, как камень, готовый сорваться с горы и увлечь за собой лавину. Да нет, камень уже покатился. Но кто знает — если он сумеет взять Силу, то вдруг остановит этот камень? И не будет войны, а снова будут книги, и утонченные поэтические поединки, и охоты, и любовь, легкая, как крылья бабочки?

Возможно.

— Отец, — говорит Денна, — я сделаю, что смогу.

Он быстро встает и выходит, чтобы отец не успел ничего больше сказать.

А анна-ару сидит на широком троне с кубком в руках и плачет.

…Почему же дядя не принял Силу? Или он просто не хотел опозориться?

Да нет, он мог бы ее взять, Денна в этом уверен. Такой великий человек — он бы смог.

И что тогда?

Денна уже не читал. Перед ним маячило среди теней худое лицо отца Маарана, который тоже принял Силу. И который жил слишком долго даже для мудреца. И звучали в ночи его слова — глухо, без эха, словно бы и не произнесенные, а упавшие откуда-то сверху, как комья застарелой пыли с балдахина кровати…

… — Государь должен был принять Силу. Нельзя отвергать дары богов, они карают за святотатство.

— А если он не был способен ее принять? Ведь не смог же мой отец.

— Твой отец слаб, — сурово и бесцеремонно отрезал отец Мааран, сверкнув черными глазами. — Твой дядя был велик.

Денна опускает голову, раздумывая. Затем снова поднимает взгляд.

— А если дядя… боялся?

Отец Мааран непонимающе смотрит на него.

— Вдруг он боялся испытать себя? Он был велик, ему все удавалось, и только Силой он не испытал себя. Вдруг он боялся, что потерпит неудачу и власть его пошатнется?

Отец Мааран с каким-то новым, непонятным выражением смотрит в лицо Денны. Взгляд тяжелый. Откуда-то Денна знает — жрец хочет, чтобы он опустил глаза. И потому он назло смотрит отцу Маарану прямо в лицо. Потомок Солнца, даже самый младший в роду, не опустит глаз перед сыном земли. Наконец отец Мааран сдается, смахивает со лба выступивший от напряжения пот. Дышит тяжело.

— Ты мудр. Куда мудрее, чем следовало бы в твои годы да еще младшему сыну. Вот что я тебе скажу. Твой отец слаб, и все это знают. И держится Ханатта пока лишь памятью твоего дяди, суровой рукой князей Арханна да верностью наших варваров. Но если не будет в королевском роду чуда, подобного Чуду Меча, то недолго ждать смуты. Ни Арханна, ни варвары не спасут. Напротив, они первыми обратятся против слабого государя, помяни мое слово.