Автор Неизвестен - Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

• Название: Откровенные рассказы странника духовному своему отцу
• Автор: Автор Неизвестен
• Жанр: Религия

Эта книга – одна из самых замечательных книг о молитве. Учиться непрестанной Иисусовой молитве по ней благословляли святитель Феофан Затворник и оптинские старцы. На ней воспиталось несколько поколений православных людей.

Написана неизвестным автором во второй половине 19 века и издана впервые в 1911 году.

---

Вставши поутру, и расположившись идти за вином, подумал: прочту главу из Евангелия, – что будет? Прочел и не пошел. Опять захотелось вина; я еще стал читать и сделалось легче. Это меня ободрило; и при каждом побуждении к вину я стал читать по главе из Евангелия. Что дальше, то все было легче, наконец, как только окончил всех четырех Евангелистов, то и страсть к питию совершенно прошла, и сделалось к ней омерзение. И вот, ровно двадцать лет я совершенно не употребляю никакого хмельного напитка.

Все удивлялись такой во мне перемене: по прошествии трех лет опять возвели меня в офицерский чин, а потом в следующие чины, и, наконец, сделали меня командиром. Я женился, жена попалась добрая, нажили состояние, и теперь, слава Богу, живем, да бедным помогаем, по силе мочи, странных принимаем. Вот, уже и сын у меня офицером и хороший парень.

Слушай же, с тех пор, как я исцелился от запоя, дал себе клятву, каждый день, во всю мою жизнь читать Евангелие, по целому Евангелисту в сутки; не взирая ни на какие препятствия. Так теперь и поступаю. Если очень много бывает дела по должности, и утомлюсь очень сильно, то вечером легши, заставлю прочесть надо мною целого Евангелиста жену мою или сына моего, и так неупустительно выполняю сие мое правило. В благодарность и во славу Божию я это Евангелие оправил в чистое серебро, и ношу всегда на груди моей.

Со сладостию я выслушал сии речи капитана, да и сказал ему: такой же пример видел и я: в нашем селе на фабрике один мастеровой был очень искусный в своем деле, добрый и дорогой мастер, но по несчастию тоже запивал, да и часто. Один богобоязненный человек посоветовал ему, чтобы он, когда захочется ему вина, проговаривал по 33 Иисусовых молитвы, в честь Пресвятой Троицы, и по числу тридцатитрехлетней земной жизни Иисуса Христа. Мастеровой послушался, стал это исполнять, и вскоре совершенно кинул пить. Да еще что? через три года ушел в монастырь.

А что выше, спросил капитан, – Иисусова молитва, или Евангелие? – Все одно и то же, отвечал я, – что Евангелие, то Иисусова молитва; ибо Божественное имя Иисуса Христа заключает в себе все Евангельские истины. Св. Отцы говорят, что Иисусова молитва есть сокращение всего Евангелия.

Наконец, мы помолились; капитан начал читать Евангелие Марка с начала, а я слушать и творить в сердце молитву. Во втором часу за полночь капитан окончил Евангелиста, и мы разошлись на покой.

По обыкновению моему я встал рано поутру; все еще спали, и как только начало светать, я кинулся к моему любимому Добротолюбию. С какою радостию я раскрыл его! Как будто увиделся с родным отцом, бывшим в далекой стороне, или как бы с другом, из мертвых воскресшим. Я лобызал его и благодарил Бога, возвратившего мне оное; немедленно я начал читать «Феолипта филадельфийского», во 2 части Добротолюбия. Удивило меня его наставление, в котором он предлагает в одно и то же время, одному и тому же человеку, отправлять три разнородные дела: сидя в трапезе, говорит он, телу давай пищу, слуху чтение, уму же молитву. Но воспоминание о прошедшем, всерадостном вечере, опытно на самом деле разрешило мне мысль сию. И мне открылась здесь тайна, что ум и сердце не одно и то же.

Когда встал капитан, я вышел, чтобы поблагодарить за его милости и проститься с ним. Он напоил меня чаем, дал мне целковый, и простился. Итак я пошел в путь мой, радуясь.

Прошедши с версту, вспомнил, что я обещал солдатам целковый, который неожиданно теперь у меня есть. Отдать ли мне его им, или нет? Одна мысль говорила мне: они тебя побили и ограбили, да и употребить его им в свою пользу нельзя, ибо они под стражею. А другая мысль представляла другое: вспомни, что в Библии написано: "Аще алчет враг твой, ухлеби его[Рим. 12. 20]. Да и Сам Иисус Христос говорит: любите враги ваша[Мат. 5. 44] и еще: хотящу ризу твою взяти, отдаждь ему и срачицу[Мат. 5, 40]. Убедившись сим, я вернулся, и только что подхожу к этапу, всех колодников вывели, чтоб гнать на следующую станцию; я скоренько подбежал, сунул в руки бывший у меня целковый, да сказал: кайтеся и молитеся: Иисус Христос человеколюбив, Он вас не оставит! И с сим удалился от них и пошел в другую сторону по своей дороге.

Прошедши верст 50 по большой дороге, вздумал я для большего уединения и удобнейшего чтения свернуть на проселок. Долго я шел лесами, изредка кое-где попадались и небольшие деревни. Иногда по целому дню просиживал в лесу, прилежно читая Добротолюбие; многое и дивное познание почерпал я из него. Сердце мое распалялось к соединению с Богом, посредством внутренней молитвы, которую изучить я стремился, при руководстве и проверке Добротолюбием; и вместе с сим скорбел, что не нахожу еще пристанища, где спокойно можно было бы постоянно заняться чтением.

В сие время также читал я и мою Библию и чувствовал, что начал понимать ее яснее, не так как прежде, когда весьма многое казалось мне непонятным, и я часто встречал недоумение. Справедливо говорят св. отцы, что Добротолюбие есть ключ к отверзению таин в священном писании. При руководстве оным, я стал отчасти понимать сокровенный смысл Слова Божия; мне начало открываться, что такое внутренний потаенный сердца человек, что истинная молитва, что поклонение духом, что царствие внутрь нас, что неизреченное ходатайство совоздыхающего Духа Святого, что будете во мне, что даждь ми твое сердце, что значит облещися во Христа, что значит обручение Духа в сердцах наших, что взывание сердечное: Авва! Отче и проч. и проч. Когда при сем я начинал молиться сердцем, все окружающее меня представлялось мне в восхитительном виде: древа, травы, птицы, земля, воздух, свет, все как будто говорило мне, что существуют для человека, свидетельствуют любовь Божию к человеку и все молится, все воспевает славу Богу. И я понял из сего, что называется в Добротолюбии «ведением словес твари» и увидел способ, по коему можно разговаривать с творениями Божиими.

Много времени я так путешествовал. Наконец, зашел в такое глухое место, что дня три не попадалось ни одной деревни. Сухари мои все вышли, и я гораздо приуныл, как бы не умереть с голоду. Как скоро начал молиться сердцем, уныние прошло, весь я возложился на волю Божию, и сделался весел и покоен. Несколько прошедши по дороге, лежавшей возле огромного леса, я увидел впереди меня выбежавшую из оного леса дворную собаку; я поманил ее и она, подошедши, начала около меня ласкаться; обрадовался я и подумал: вот и милость Божия! – непременно в этом лесу пасется стадо, и, конечно, это ручная собака пастуха или, может быть, охотник ходит за охотою; так ли, сяк ли, но, по крайней мере, могу хотя мало выпросить хлеба, ибо другие сутки не ел, или же могу расспросить, где по близости есть селение. Повертевшись около меня, и видя, что нечего у меня взять, собака опять побежала в лес по той узенькой тропинке, по коей выходила на дорогу. Я последовал за нею; прошедши сажен двести, между деревьями увидел, что собака ушла в нору, из коей выглядывая начала лаять.

Вот из-за толстого дерева выходит мужик, худой, бледный, средних лет. Он спросил меня, как я сюда зашел? Я его спросил, зачем он тут находится? И мы ласково разговорились. Мужик позвал меня в свою землянку, и объявил мне, что он полесовщик и стережет этот лес, проданный на срубку. Он предложил мне хлеб и соль, и завелась между нами беседа. Завидую я тебе, сказал я, что ты так удобно можешь жить в уединении от людей, не так, как я, – скитаюсь с места на место, да толкусь между всяким народом. Если есть охота, говорит он, то, пожалуй, и ты здесь живи, вон недалеко есть старая землянка, прежнего сторожа, она хотя пообвалилась, но летом-то еще жить можно. Паспорт у тебя есть. Хлеба с нас будет, мне приносят каждую неделю из нашей деревни; вот и ручеек, который никогда не пересыхает. Я сам, брат, лет уже десять ем только один хлеб, да пью воду, и больше никогда ничего. Да, вот в чем дело, осенью как отработаются мужики, то наедет сюда человек двести работников, и этот лес срубят, тогда и мне здесь будет не у чего, да и тебе не дадут жить здесь.

Выслушавши все это, я так возрадовался, что так бы и упал ему в ноги. Не знал, как благодарить Бога за такую ко мне милость. О чем скорбел, чего желал, то теперь неожиданно получаю. До глубокой осени еще слишком четыре месяца, и потому я могу в это время воспользоваться безмолвием и спокойствием удобным к внимательному чтению Добротолюбия для изучения и достижения непрестанной молитвы в сердце. Итак я с радостию остался до времени жить в указанной мне землянке. Мы еще более разговорились с сим, приютившим меня, простым братом; он стал рассказывать мне свою жизнь и свои мысли.

Я был, говорил он, в деревне своей не последний человек, имел мастерство, красил кумач, да синил крашенину, и жил в довольстве, хотя и не без греха: много обманывал по торговле, божился понапрасну; ругался поматерну, напивался и дрался. Был в нашем селе старый дьячок, у которого была старинная, престаринная книжка о страшном суде. Он бывало ходит по православным, да и читает, а ему за это дают деньги; хаживал и ко мне. Бывало – дашь ему копеек десять, да вплоть до петухов. Вот я бывало и слушаю, сидя за работой, а он читает, какие нам будут муки в аду, как изменятся живые, и мертвые воскреснут, как Бог сойдет судить, как Ангелы в трубы затрубят и какой огонь, смола будут, и как червь грешников будет есть. В одно время, когда я слушал это, мне стало страшно, я подумал: уж муки мне не миновать! Постой, примусь душу спасать, может быть, и отмолю мои грехи. Подумал-подумал, да и бросил мой промысел, избу продал и, как был одинок, пошел в полесовщики с тем, чтобы мир давал мне хлеб, одежду, да восковые свечи на богомолье.