Кихару Накамура - Исповедь гейши

• Название: Исповедь гейши
• Автор: Кихару Накамура
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-007763-7

Профессия японской гейши окутана для нас тайной, приоткрыть которую нам помогут мемуары Кихару Накамура.

Молодые годы она провела в качестве гейши в «веселом квартале» Токио, затем вышла замуж за вполне благополучного дипломата и уехала с ним в Калькутту, где ей пришлось исполнять роль японской Маты Хари. Вторая мировая война разлучила ее с мужем, и, когда ей пришлось самой заботиться о пропитании своей разросшейся семьи, Кихару приняла решение перебраться в Америку.

Страна огромных возможностей дала ей все, о чем она мечтала: любовь, независимость, уважение, дружбу со многими известными людьми.

Эмоциональное и искреннее описание яркой, незаурядной женской судьбы сделало книгу «Исповедь гейши» бестселлером во многих странах.

---

Чудесно было также совершить круг по заснеженным аллеям парка в конном экипаже. Колесный след то и дело засыпал густо падающий снег. Карета представляла собой старый одноконный экипаж с высоким верхом, а облаченный в накидку возница носил старую треуголку, как у Наполеона. Под равномерный цокот копыт мы степенно двигались по парку. У меня на голову был наброшен фиолетовый палантин (японцы считают это старомодным), и я, прильнув к теплой груди Эндрю, смотрела на кружащие снаружи крупные снежные хлопья.

Когда Эндрю было шесть лет, отец взял его с собой в Нью-Йорк, и вот так же они ездили в экипаже…

Еще тогда маленький мальчик задумал, став взрослым, прокатиться по снегу в центральном парке со своей возлюбленной. Так что мы каждый год непременно ждали снега и затем отправлялись кататься в экипаже по заснеженным аллеям парка.

Я пребывала на седьмом небе от счастья. Когда мы были вместе, я чувствовала себя просто девочкой. Он учил меня всему, так что представлялся мне взрослее меня.

Когда у немолодой женщины оказывается юный возлюбленный, она всегда чувствует себя обремененной. В таких случаях в Японии и даже в Америке это часто приводит к тому, что более взрослая женщина содержит своего возлюбленного. Эндрю зарабатывал значительно больше меня и из каждого своего турне привозил мне какой-нибудь подарок: из Испании прекрасный веер и заколку для волос, из Италии камею (которую я использую как брошку для оби), из Франции покрытую эмалью клуазонне заколку для волос и т.д. К ним он обязательно прикреплял небольшую открытку, где значилось: «Той, о ком я непрестанно думаю». Благодаря Эндрю моя жизнь стала действительно полноценной. С момента нашей первой встречи прошло десять лет, из которых у меня не сохранилось ни одного неприятного воспоминания. Сколь многому я, необразованная, научилась у Эндрю, который, несмотря на свою молодость, был так умен…

За эти десять лет я крайне много почерпнула от него в области живописи, музыки, литературы и театра. Он давал читать мне книги, которые сам ценил, брал меня с собой в театр, на музыкальные концерты, на выставки и в кино.

Он брал меня на постановки, которые уже видел сам и которые затем мне рекомендовал, так что я почти не ходила на пьесы, фильмы или концерты, где пришлось бы скучать.

Конечно, и здесь меня не оставляли в покое любопытные японские жены.

В одном японском клубе я познакомилась с тремя сорокалетними японками, имеющими высшее образование. Наше знакомство до сих пор ограничивалось лишь обменом любезностями. Мне их чаще доводилось встречать на американских приемах. Какие посты занимали их мужья в одной фирме, я не знаю. Во всяком случае, что касается жен, у меня сложилось впечатление, что это была довольно спетая компания.

Однажды они отвели меня в сторону.

— Где же сегодня Эндрю? — поинтересовалась одна.

— У него выступление в Мичигане, — ответила я, на что госпожа Н., ухмыляясь, сказала:

— Накамура-сан всегда там, где и Эндрю-сан.

— Ну, сегодня мы у нее и спросим, — наседала госпожа О.

— Нет, не годится спрашивать о таких вещах, — противилась третья.

— Но ведь именно вы так хотели знать об этом.

С каким удовольствием я прикрикнула бы на них, чтобы те не совали нос не в свое дело, однако проявила выдержку и, улыбаясь, сказала:

— Ну, в чем дело? Спрашивайте.

— Что нас больше всего интересует, так это какие у вас отношения с Эндрю и насколько они интимны, — вымолвила госпожа О.

Будь я из Осаки, то сказала бы одно: «Проваливайте». Мои отношения с Эндрю касались только меня одной. Эти вопросы не задавали мне даже самые близкие американские друзья. Какой же все-таки бестактный вопрос! Вопрос, достойный вульгарной прессы, сплетниц и обывателей.

— Думайте, что хотите, — только и сказала со смехом я.

В колонках сплетен то и дело встречаешь, что сорокалетняя кинозвезда любит двадцатилетнего актера. Почему японцев постоянно должны занимать подобные пересуды? Ведь есть вещи поважнее…

Однако эти жены служащих фирмы, похоже, не знают, чем заняться, и многие из них поэтому разве что со скуки бесстыже интересуются делами чужих им людей. Какой ответ ожидали услышать от меня эти дамы, когда так беспардонно распрашивали об Эндрю ?

К счастью, Эндрю и я живем в Нью-Йорке. В Японии наши светлые чувства уже давно растоптали бы и десять лет не были бы столь безоблачными.

Рождество мы, как всегда, праздновали на организуемом оперной гильдией приеме, а на Новый год нас к себе пригласил Карл. На этом самом приеме, устраиваемом в Plaza Hotel, Эндрю не давала прохода одна отвратительная тридцатилетняя американекая пианистка, которая была совершенно обескуражена, видя, как я спокойно реагирую на ее выходки. Несмотря ни на что, праздники прошли весело.

Затем мне нужно было уехать на десять дней в один университет города Мидленд, и в Нью-Йорк я возвратилась 22 января. Когда мне позвонил Эндрю, у меня как раз были четыре японские ученицы, которым я давала уроки японского пения.

— Я позвонила тебе сразу, как только вернулась, и все записал автоответчик, — сказала я.

— Я до сих пор еще в Коннектикуте, но с удовольствием сегодня вечером отужинал бы с тобой, — сказал Эндрю.

Мои ученицы пришли издалека, да к тому же давно не занимались. Мне не хотелось вновь отправлять их домой ни с чем. Я не могла себе позволить отменить занятия.

Он меня сразу же понял:

— Тогда поужинаем позже, ведь мы не виделись целых две недели.

На том и порешили.

В тот вечер одна из моих учениц доставила меня на машине прямо к итальянскому ресторану Соп-trapunto на Шестидесятой улице, где мы договаривались встретиться. Сам Эндрю был уже там.

Я извинилась за столь поздний приход и даже не ожидала от себя, что вообще изъявлю желание выйти из дома в такой далеко не ранний час. Обычно мы встречались около шести или семи часов вечера, и, даже когда мы ужинали у него, происходило это не в столь позднее время. На следующий день нас обоих ждала работа, и, кроме того, вечер выдался холодным, один из тех, что предвещает снег… Как всегда, мы обсудили нашу нынешнюю работу и поболтали о том о сем. Когда он доставил меня домой, было уже двенадцать.

Как обычно, я смотрела вслед его машине, пока та не исчезла из виду. Нам не суждено было больше свидеться. Утром двадцать пятого он погиб. В автомобильной аварии. Смерть была мгновенной.

Когда мне позвонил Карл и сказал: «Эндрю мертв» — я посчитала это шуткой, и только сказала: «Ну и ну…» Но когда Карл серьезным тоном попросил меня немедленно приехать в больницу Рузвельта, меня всю затрясло, словно в лихорадке.

Я не помню, как села в такси, как добралась до больницы и когда вернулась домой. Прибыв в больницу, я узнала, что он уже умер. «Нет, нет», — запричитала я и не решилась посмотреть на него. Увидеть собственными глазами, что Эндрю мертв, было выше моих сил. Я только твердила: «Нет, нет» — выбежала на улицу и на такси вернулась домой.

Я просто не могла поверить, что он мертв.

Дома я сидела не двигаясь, только вся дрожала, а в голове царила полнейшая пустота. Сколько я так просидела, не знаю. Постепенно я стала приходить в себя. Небеса ниспослали мне столь драгоценный дар и после десяти коротких лет его отобрали. И все же я должна быть благодарна, что в мои годы еще целых десять лет я была столь счастлива.

Я рада, что не могу представить мертвое лицо Эндрю. К счастью, я его так и не увидела. Его прекрасные глаза, шелковистые каштановые волосы, сильное, мускулистое тело — до самой смерти я буду хранить в своей памяти этот облик молодого и прекрасного Эндрю.

Я расставила фотографии, где он дружески улыбается мне, и совершила поминальное бдение. Я зажгла самые дорогие курительные палочки… Эндрю особенно их любил и не уставал повторять, как чудесно они пахнут.

Супруги Б. и Карл поздно вечером позвонили мне и сообщили, когда будет прощание и похороны. Я извинилась, сославшись на жар, и не пошла. Как я буду вести себя на прощании и похоронах? Я просто не хотела верить в смерть Эндрю.

Свои занятия и лекции я отменила, сославшись на простуду, и все время оставалась дома. Я поставила телефон прямо перед собой (все еще почему-то ожидая, что позвонит Эндрю)… Мной все сильнее овладевало отчаяние. Не было никакого настроения вставать, готовить еду или есть.

В таком положении был лишь один человек, перед которым я, не стесняясь, могла бы излить свою душу, — Роберт. В Америке есть выражение «поплакаться в жилетку». Когда я с отсутствующим взглядом приходила к нему, даже не в состоянии плакать, именно Роберт готовил мне, гладил по голове и утешал, тогда как я только и делала, что заливалась слезами.

«Эндрю мертв». Поскольку до этой поры я все держала в себе, то теперь выла, как сумасшедшая. Роберт ничего не говорил и только гладил по спине. Тогда он был моим спасением. Он не говорил бесполезных слов утешения, а просто молчал, и это было для меня самое лучшее.