Брайан Олдисс - Освобожденный Франкенштейн

• Название: Освобожденный Франкенштейн
• Автор: Брайан Олдисс
• Издательство: Амфора
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-8301-0142-4

По словам Энтони Берджесса, Брайан Олдис (р. 1925) столь прославлен и титулован как писатель-фантаст, что невольно забываешь, насколько это замечательный писатель. Действительно, обладатель всевозможных премий, Олдис вошел в историю как родоначальник «новой волны» в SF — течения, призванного привить к непритязательному дичку масслита новейшие достижения интеллектуальной литературы. Среди его лучших романов — «Освобожденный Франкенштейн», дань уважения шедевру Мэри Шелли, органически сочетающий внешние приметы научной фантастики и стилизацию под эпоху романтизма, глубокий философский подтекст и сюрреалистическую образность.

---

Наконец я очутился на земле — почти по колено в свежевыпавшем снегу.

Первым делом я оттолкнул огромную лестницу от стены, так что она, с треском разламываясь на куски, повалилась на деревья. Потом, обогнув башню, приблизился к воротам и затаился там, с мучительным предчувствием вслушиваясь, что происходит внутри.

Изнутри доносились звуки ударов. Звяканье металла, будто кто-то отодвинул засов. Настежь распахнулась маленькая дверка в огромных воротах.

Появился Йет, он покачивался, словно пьяный, и сжимал рукой плечо.

К тому времени мои глаза уже привыкли к темноте. Я прятался за деревом, но мне был достаточно хорошо виден его бочонкообразный силуэт. Позади него нечто пробивалось через дверь. Чудовище. Я инстинктивно отбежал на пару деревьев подальше. Йет замер на прогалине словно в нерешительности. Он скользнул к ближайшему дереву — по счастью в нескольких метрах от того места, где прятался я, — и повернулся к башне.

Тут я понял, что он ранен и не может бежать, и заметил в руке у него меч.

Монстр по-прежнему пытался протиснуться в слишком узкую для его огромного туловища дверь. Рыча от ярости, он выламывал добротную обшивку.

Под его напором дверная коробка с жутким треском рухнула. Он прорвался наружу и в мгновение ока пересек прогалину, отделявшую его от Йета.

Йету хватило времени на один удар. Возможно, это была сабля. Я увидел, как тускло блеснуло широкое лезвие, услышал удар по рукаву шинели чудовища.

Из груди монстра вырвался яростный вопль. Он не дал Йету времени ударить во второй раз.

Сначала он швырнул его головой в сугроб. Затем в бешенстве вспрыгнул на него сверху и схватил за горло — как когда-то, должно быть, схватил и маленького Уильяма. И Йет мог оказать чудищу не больше сопротивления, чем Уильям.

Через миг монстр выпрямился и, едва заметно пошатываясь, направился назад к темной башне. Позади него на снегу лежало безжизненное тело Йета.

21

— Ты опять убил! — вскричал Виктор Франкенштейн.

Он стоял на пороге выломанных дверей лицом к лицу с монстром — еще одна тень в череде теней. Со своего места я мог различить лишь его отточенный профиль, слегка затуманенный темнотой и страстью.

Чудовище замерло перед ним. — Хозяин, почему ты выставляешь в ложном свете каждый мой поступок? Я напал на твоего слугу только потому, что решил, что он убил тебя. Твоя собственность и твои слуги, как ты прекрасно знаешь, священны для меня! Будь благосклонен к тому, что молвлю, — не своей ль заменой ты сотворил меня?

— Прекрати цитировать мне свои Мильтоновы писания! Ты осмеливаешься сказать это, Изверг, и притом угрожаешь жизни моей невесты?

На это монстру было нечего ответить, и он замер в молчании. Они так и застыли; некоторым образом они общались друг с другом, со своего наблюдательного пункта я почувствовал, что их связывают узы необходимости.

Возможно, монстр был неподвластен никакому господству, но Франкенштеин, будучи человеком, не мог не предпринять попытки.

— Ты увещеваешь меня, злобное отродье, когда твои руки еще влажны от крови моего брата Уильяма. Я знаю, ты — причина его смерти, что бы ни говорил на сей счет суд.

Тогда монстр заговорил своим безутешным голосом:

— Ты должен придерживаться решений суда, ибо волей-неволей подпадаешь под человеческое правосудие. Не так обстоит дело со мной, ведь я обделен человечностью. Скажу лишь, что, ошеломленный и смущенный своими неудачами, как некогда Искуситель, через Уильяма я нанес удар по тебе. Для меня он был еще одним твоим отродьем, совсем как я сам.

— И свое мерзкое деяние ты переложил на другого.

На это монстр издал смешок, подобный взвизгу побитой ищейки.

— Я сорвал медальон с окровавленной шеи твоего брата и подсунул его в карман горничной, пока она спала. Если ее за это повесили, в этом заслуга людской системы правосудия!

— За эту дьявольскую жестокость тебе сполна воздается, будь спокоен!

В горле у монстра заклокотало рычание. Опять они истощили свой запас слов. Виктор оставался на пороге разнесенной в щепки двери. Безымянный ждал снаружи, его очертания слегка размывал пар, медленно поднимавшийся от одежды. Ящерице не сохранить подобной неподвижности — пока он не заговорил снова, на этот раз с ноткой мольбы в голосе:

— Дозволь мне вступить в башню, мой Создатель, дай мне лицезреть, как ты даешь жизнь подруге, которую, как знаю, ты мне приготовил, подобную мужчине, но другого пола, пригожую такую. А потом, поскольку в твоем сердце не отыщется любви ко мне, мы разойдемся разными путями на веки вечные, чтобы никогда больше не встретиться. Ты пойдешь куда пожелаешь. Я же со своей новобрачной отправлюсь прозябать в студеные края — и ни один человек не увидит нас впредь!

Снова молчание.

Наконец Франкенштейн промолвил:

— Ну хорошо, да будет так, коли не может быть иначе. Я дам женщине жизнь. Потом вы должны удалиться и никогда больше не омрачать мой взор.

Огромная тварь упала в снег на колени. Я видел, как она протягивает руки к башмакам Франкенштейна.

— Хозяин, клянусь, я буду чувствовать одну лишь благодарность! Мысли, что меня мучат, я позабуду. Я твой раб. Как я хочу хотя бы раз, пока меня ты не изгонишь, побеседовать с тобой на восхитительные темы! Что за мир ты мог бы для меня открыть… но все, о чем мы говорим с тобою, это вина и смерть, не знаю почему. Могила всегда близка моим размышлениям, Хозяин, и когда малышка умирал в моей руке — о, тебе этого не понять, это было, как сказал Адам, ужасное зрелище — мерзостно глядеть, ужасно мыслить — каково снести!

Заговори со мной однажды любезным тоном о чем-то лучшем.

— Не лебези! Вставай! Встань в стороне! Ты должен пойти со мною в башню, чтобы завершить эту грязную работу. Поскольку Йет убит, мне нужна будет твоя помощь, чтобы поддерживать огонь под котлами, дабы не падал вольтаж электричества. Войди и сохраняй молчанье.

Застонав, тварь выпрямилась и импульсивно произнесла:

— Когда я совсем недавно нашел тебя, я боялся, что убит и ты, Хозяин.

— К черту, я был не убит, а одурманен — и неизвестно, что лучше! Скажи спасибо этому докучливому Боденленду. Если ты встретишься с ним, Изверг, можешь выплеснуть на него всю свою кровожадность! Они исчезли внутри. Я подобрался к самой двери и услышал упрек в ответе монстра:

— Переламывание шей не доставляет мне удовольствия. У меня есть свои религиозные убеждения — большая редкость для вас, изобретателей, столь забывчивых во всем, что касается вашего Создателя, хотя Его дух и учил вас!

К тому же Боденленд выразил мне благодарность — единственный из всех людей!

— Интересно, какая религиозная система смогла бы когда-нибудь зажечь свет в твоем черепе! — презрительно бросил Франкенштейн, направляясь наверх, где луч света выдавал открытую в помещение с машинами дверь. Они вошли и закрыли ее за собой.

Какое-то время я простоял в разбитых дверях, соображая, что же делать дальше. Вокруг здания валялось полно потенциальных дров. Может быть, стащить их в башню и поджечь, чтобы они — вместе с чудовищной самкой, которую они замышляли оживить, — нашли свой конец в огне заодно со всеми записями и инструментами Франкенштейна? Но как добиться, чтобы пламя занялось достаточно споро и застало их врасплох? Чтобы они не успели улизнуть, пока оно не разгорелось?

Наверху паровой котел заработал быстрее. Под прикрытием шума, который свидетельствовал, что мир еще не видывал такого истового кочегара, я начал обследовать все вокруг, до того осмелев, что зажег далее факел, который казался идеальным освещением для осмотра нижнего этажа.

Опять повсюду валялись обрубки, обломки древесины, а еще — бурдюки с вином и всяческая снедь. Сбоку виднелся фаэтон. Позади него размещалось стойло, в котором равнодушно стояла лошадь, безразличная к тому, что проходит перед ее глазами, покуда у нее есть корм. Оттолкнув лошадиную голову, я посветил факелом внутрь конюшни в надежде, что там вдруг окажется склад керосина или парафина, а на худой конец — изрядный запас соломы.

Но открывшееся передо мной зрелище превзошло все ожидания. Там стоял мой автомобиль, Фелдер, — неповрежденный, почти не поцарапанный!

В изумлении я зашел в конюшню и затворил за собой низенькую дверь.

Конюшня размещалась в примыкающем к основанию башни квадратном строении. Я заметил там широкие двери, ведущие прямо наружу. Через них сюда и втащили мою машину.

Одна из ее дверц была распахнута. Я потушил факел и, забравшись внутрь, включил освещение. Кругом царил беспорядок, но с виду ничего не пропало.

На глаза мне попался листок бумаги, удостоверение, формально передающее сей экипаж в руки семьи Франкенштейнов. Оно было подписано начальником женевской полиции. Итак, Элизабет позаботилась прибрать к рукам машину в качестве некоторой компенсации за предполагаемое убийство ее суженого! Но что с ней делал Виктор? Он, должно быть, отбуксировал ее сюда для дальнейшего обследования. Понял ли он, что это такое? Не объясняет ли это, почему он почти не задавал мне вопросов, почему принимал мои неправдоподобные присутствие и знания как нечто почти само собой разумеющееся? Какой драгоценной должна быть для него эта машина! О каких дальнейших достижениях науки сумеет он догадаться по особенностям моего автомобиля и его содержимого?