Джейн Остен - Мэнсфилд-парк

• Название: Мэнсфилд-парк
• Автор: Джейн Остен
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01580-7

Никчемна и ничем не примечательна жизнь обитателей английского поместья, мелки и ничтожны их интересы — личные удобства, честолюбие, деньги. Ложь, лицемерие, ханжество разрушают благополучие и порядок дома в Мэнсфилд-Парке, лишают его хозяев, их детей и родственников взаимопонимания и единства. Как жить? Как внести разумное начало в этот хаос всеобщего несогласия? Ответ на этот вопрос дает Джейн Остен, создав замечательный образ Фанни Прайс, с которой связана главная тема романа — тема нравственного прозрения.

---

— Никогда никто не станет мною дорожить.

— Что этому мешает?

— Все… мое положение… моя глупость… нескладность.

— Что до твоей глупости и нескладности, милая Фанни, поверь мне, нет в тебе ничего подобного, разве что ты употребляешь эти слова в неверном смысле. Нет решительно никаких причин, почему бы тобою не стали дорожить там, где тебя знают. Ты обладаешь здравым смыслом и милым нравом, и, я уверен, у тебя благодарное сердце, и на добро ты всегда пожелаешь ответить добром. Для друга и компаньонки нет на свете качеств лучше этих.

— Ты слишком добр, — сказала Фанни, краснея от такой похвалы. — Как же я сумею отблагодарить тебя за то, что ты такого хорошего мнения обо мне? Ох, кузен, если мне придется уехать, я всегда, до последней минуты жизни буду помнить твое великодушие.

— Ну, конечно, Фанни, в такой дали, как Белый коттедж, я надеюсь, ты будешь меня помнить. Ты говоришь так, будто уезжаешь за две сотни миль, а не всего лишь на другой конец парка. Ты будешь членом нашей семьи почти как до сих пор. Оба семейства будут видеться каждый Божий день. Вся разница только в том, что, живя с тетушкой, ты перестанешь оставаться в тени — и так и следует. Здесь, у нас, всегда находится кто-то, за чью спину ты можешь спрятаться, а вот у тетушки Норрис придется тебе говорить самой за себя.

— Прошу тебя, пожалуйста, не говори так!

— Я должен это сказать и говорю это с удовольствием. Миссис Норрис сейчас куда больше подходит для попечения о тебе, чем леди Бертрам. Для того, кем она действительно интересуется, она многое может сделать, такая у нее натура, и она заставит тебя по справедливости оценить твои природные достоинства.

— Мне видится все это не так, как тебе, — со вздохом сказала Фанни, — но надо бы поверить, что прав скорее ты, а не я, и я очень благодарна тебе, что ты стараешься примирить меня с неизбежным. Если бы думать, что тетушке я и вправду небезразлична, было бы восхитительно чувствовать, что для кого-то я что-то значу!.. Ведь я знаю, здесь я ни для кого ничего не значу, и однако я так люблю Мэнсфилд-парк.

— С Мэнсфилд-парком ты не расстанешься, Фанни, ты расстанешься только с домом. Ты, как и прежде, будешь вольна гулять и в парке и в саду. Даже твое привязчивое сердечко не должно пугаться такой ничтожной перемены. Ты будешь ходить по тем же дорожкам, в той же библиотеке будешь выбирать книги, тех же людей будешь встречать, на той же лошадке ездить верхом.

— Да, правда. Милый мой серый пони. Ах, кузен, как я вспомню, до чего меня пугала верховая езда, с каким страхом я слушала, когда говорили, что она пойдет мне на пользу (бывало, стоит дядюшке заговорить о лошадях, меня бросает в дрожь)… как подумаю, сколько же ты потратил усилий, чтобы урезонить меня, уговорить не бояться и убедить, что я вскоре полюблю ездить верхом, я чувствую, что ты всегда прав, и начинаю надеяться, что твои предсказанья, как всегда, окажутся верны.

— И я совершенно убежден, что жизнь с миссис Норрис так же благотворно подействует на твою душу, как верховая езда на здоровье… и вдобавок послужит к твоему счастью.

Так окончилась их беседа, и хотя она могла сослужить Фанни хорошую службу, без нее вполне можно было бы обойтись, так как тетушка Норрис вовсе не имела намерения брать Фанни к себе. При настоящем положении дел она только и думала, как бы этого избежать. Чтобы никто не ждал от нее ничего подобного, она выбрала для себя самое маленькое жилище в мэнсфилдском приходе, которое при этом не умаляло бы ее достоинства; Белый коттедж только и мог вместить ее со слугами и еще оставалась комнатка для какой-нибудь гостьи, на чем миссис Норрис особливо настаивала: при жизни мужа лишние комнаты никогда не требовались, а теперь она всякий раз непременно упоминала о необходимости такой комнаты. Однако же никакие ее предосторожности не помешали заподозрить ее в добром намерении; а, быть может, именно разговор о необходимости лишней комнаты и ввел сэра Томаса в заблуждение, заставил предположить, что комната предназначается для Фанни. Уверенность в этом вскоре прозвучала в небрежном замечании леди Бертрам при разговоре с миссис Норрис:

— Я думаю, сестра, нам теперь не к чему держать мисс Ли, раз Фанни будет жить у тебя.

Миссис Норрис даже вздрогнула.

— У меня, дорогая леди Бертрам? Что вы хотите этим сказать?

— А разве она не переедет к тебе?.. Я думала, ты уже условилась обо всем с сэром Томасом?

— Это я-то? Ничего подобного. Я и слова об этом не сказала с сэром Томасом, и он со мною тоже. Фанни будет жить со мной! У меня и в мыслях такого не было, да и ни одна душа, кто хорошо знает нас обеих, никогда б того не пожелала. Боже милостивый, да что мне с нею делать?.. Это я-то! бедная, беспомощная, одинокая вдова, ни на что не годная, сломленная несчастьями — что мне делать с пятнадцатилетней девушкой! С девушкой в ее летах, в тех самых летах, когда ото всех окружающих требуются особое внимание и заботы, и подвергаются испытанию даже самые жизнерадостные характеры. Да нет же, не мог сэр Томас и вправду ожидать от меня этого! Ведь сэр Томас мой искренний друг. Нет-нет, кто желает мне добра, нипочем не мог бы такое предложить. Как же так случилось, что сэр Томас заговорил с вами об этом?

— Право, не знаю. Наверно, он думал, что так будет лучше?

— Но что именно он сказал?.. Не мог он сказать, что желает, чтобы я взяла Фанни. Да нет же, в сердце своем не мог он этого желать.

— Нет, он только сказал, он думает, что это вполне вероятно… и я тоже так подумала. Мы оба подумали, что это будет тебе утешением. Но если тебе это не по душе, тогда и говорить больше не о чем. Фанни нам не обуза.

— Дорогая сестрица! Подумайте сами, как она может быть мне хотя каким-то утешением в моем бедственном положении? Я ведь несчастная, горькая вдова, я лишилась добрейшего, несравненного мужа, здоровье мое потеряно в уходе за ним и неустанном попечении, душевное состояние мое и того хуже, и не будет уже мне покоя на этом свете, средств моих едва хватит, чтобы жить как подобает женщине благородного сословия и не позорить памяти дорогого усопшего, — какое же мне может быть утешение, ежели я возложу на себя заботу о Фанни! Ежели б я могла пожелать этого ради себя, я нипочем не совершила бы такой несправедливости по отношению к бедняжке. Она в хороших руках, и ей это, без сомнения, на пользу. А я уж как могу должна сама справляться со своими горестями и затруднениями.

— Значит, ты не против жить совсем одна?

— Дорогая леди Бертрам, какой же еще может быть мой удел, кроме одиночества? Время от времени, я надеюсь, в моем домике погостит кто-нибудь из приятельниц, но по большей части я буду проводить свои дни в полном уединении. Только бы мне удалось сводить концы с концами, о большем я не прошу.

— Я надеюсь, сестpa, если подумать, дела твои не вовсе уж плохи. Сэр Томас говорит, у тебя будет шестьсот фунтов в год.

— Я не жалуюсь, леди Бертрам. Я знаю, мне уже нельзя жить как прежде, мне теперь следует по одежке протягивать ножки и научиться лучше хозяйничать. Прежде я вела хозяйство на слишком широкую ногу, а теперь не стану стыдиться экономить. Положение мое изменилось столь же заметно, как и доход. От несчастного мистера Норриса как от приходского священника требовалось очень много такого, чего никто не вправе ожидать от меня. Никто не представляет, сколько шло с нашего стола всяким случайным посетителям. В Белом коттедже надо будет лучше за всем присматривать. Я непременно должна жить по средствам, не то буду очень несчастна; и, признаться, я получу величайшее удовлетворение, если сумею сделать более того — к концу года отложу небольшую сумму.

— Уж конечно, сумеешь. Ты ведь всегда откладываешь, правда?

— Моя цель, леди Бертрам, быть полезной тем, кто останется после меня. Если я хочу быть богаче, так это ради ваших детей. Более мне заботиться не о ком, но мне приятно будет думать, что я сумела оставить им кое-какую малость, которая никак им не помешает.

— Ты очень добра, но не тревожься о них. Они, без сомненья, будут хорошо обеспечены. Сэр Томас об этом позаботится.

— Но ведь ежели владения на Антигуа будут приносить столь малый доход, сэр Томас окажется несколько ограничен в средствах.

— Ну, это-то скоро уладится. Сэр Томас уже написал по этому поводу.

— Что ж, леди Бертрам, — сказала миссис Норрис, собравшись уходить. — Я только могу сказать, что мое единственное желание — быть полезной вашему семейству… и ежели сэр Томас когда-нибудь опять заговорит о том, что я возьму к себе Фанни, вы сможете ему сказать, что при моем здоровье и душевном состоянии об этом не может быть и речи… к тому же у меня и места для нее не будет, ведь мне необходимо иметь комнату на случай, если кто-нибудь приедет погостить.

Леди Бертрам пересказала мужу этот разговор достаточно подробно, чтобы он мог убедиться, как сильно он ошибался относительно намерений свояченицы; и теперь та могла быть совершенно спокойна, что он ничего от нее не ждет и не позволит себе никаких намеков. Его лишь удивляло ее нежелание сделать хоть что-нибудь для племянницы, которую она первая сочла нужным взять на попечение; но поскольку она заранее позаботилась, чтобы он, как и леди Бертрам, понял, что все, чем она владеет, предназначается их семейству, он быстро примирился с некоей ее особенностью, которая, служа к выгоде и пользе их семейства, даст ему возможность лучше обеспечить Фанни самому.