Джон О`Фаррел - Лучше для мужчины нет

• Название: Лучше для мужчины нет
• Автор: Джон О`Фаррел
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-86471-292-2

 Майкл Адамс снимает квартиру на паях с тремя соседями-бездельниками. Свои дни он проводит в постели, играя в компьютерные игры, листая газеты или предаваясь наивным размышлениям. А когда эти занятия ему приедаются, Майкл переезжает на другой берег Темзы и становится любящим мужем и нежным отцом. Ибо добропорядочный Майкл живет двойной жизнью: одну половину недели он примерный семьянин, а другую - холостяк, шарахающийся от семейных радостей. Он счастлив, считая, что нашел золотую середину между долгом и наслаждением. Но однажды обман раскрывается, и жизнь Майкла превращается в настоящий ад.

Джон О`Фаррелл умеет выворачивать наизнанку мужскую суть, не прибегая к учению доктора Фрейда. И делает это удивительно смешно. "Лучше для мужчины нет" - исповедь, полная мрачноватого юмора, тонких наблюдений и сдержанного лиризма.

---

– Нет-нет, – забормотал я. – Просто я не знаю, что такое "солипсизм". Конечно, я мог бы притвориться, будто знаю, и сказать "да", но ведь теперь я говорю только правду.

– Это означает, что ты должен прекратить думать, будто ты – единственный человек во всей этой трехнутой вселенной.

– А… ну это я понимаю. Но я же не мог обещать не страдать солипсизмом, когда это слово звучит как название желудочной инфекции.

– Ты должен осознать, что дети значат для тебя больше, чем ты сам.

– Ну, так оно и есть, Катерина, клянусь. Все трое. Но ты… больше всего для меня значишь ты. Я тебя люблю. Потеряв тебя, я это понял, а то, что ты забралась в постель с Клаусом, лишь подтверждает, насколько покинутой ты себя чувствовала. Давай начнем все сначала. Пожалуйста, Катерина, пожалуйста, возьми меня назад.

Катерина ответила не сразу.

– Но лишь с испытательным сроком.

А потом она раскинула руки, и я притиснул ее к себе крепко-крепко, словно Катерина тонула, а я вытащил ее из пучины.

– Спасибо, что простил, – сказала Катерина, прижимаясь ко мне. – Я должна была убедиться, что ты на это способен. Если ты действительно готов растить сына Клауса, как своего собственного, то достоин второй попытки. – Она притянула меня еще ближе, крепко обхватив за затылок.

Я поморщился от боли, но не упомянул, что ударился головой о кислородные баллоны, когда Катерина стукнула меня. Ведь все хорошо. Мы снова вместе. Мы снова семья.

– Я тоже тебя прощаю, пусть и остался один крупный недостаток, к которому я никак не привыкну.

– Что ты имеешь в виду? – тревожно спросил я, отстраняясь.

Катерина посмотрела мне прямо в глаза.

– Майкл, если ты на самом деле поверил в эту чушь, будто я спала с Клаусом и родила от него ребенка, то ты гораздо больший болван, чем я думала.

Из телевизора донесся взрыв закадрового хохота.

Глава двенадцатая Лучше для мужчины нет

– Объявляю вас мужем и женой! – провозгласил молодой викарий, и прихожане зааплодировали.

Женщины постарше в причудливых шляпках обменялись одобрительными улыбками, и даже священник присоединился к общему веселью, желая показать, что церковь – вовсе не обязательно серьезная скука. Я хлопал как мог, учитывая, что у меня на руках девятимесячный ребенок. Шум возбудил младенца, и он упоенно хихикал, восторженно дергал ножками и размахивал ручками, демонстрируя свое одобрение. Катерина подняла Альфи, чтобы он мог видеть, как жених и невеста целуются – несколько более страстно, чем принято. Ведь священник сказал: "Теперь вы можете поцеловать невесту", а не "Теперь вы можете заснуть язык в горло невесте и стиснуть ей правую сиську".

Приглашение на свадьбу стало настоящим потрясением: на мой мобильный телефон пришло сообщение от человека, которого я не видел несколько месяцев. Джим женился на Кейт. Человек, с которым я жил, женился на девушке, с которой я чуть не переспал. Возможно, мне следовало сообщить об этом служителям, спросившим на входе в церковь, с чьей я стороны: жениха или невесты. Пусть бы сами решали. Но привыкнув к мысли об этом союзе, я порадовался за обоих. Они были идеальной парой: она много зарабатывала и много работала, а он много тратил и не работал совсем. Есть что-то безнадежно романтичное в свадьбах: невольно думаешь, что уж эта пара будет счастлива вечно. Даже когда Генрих VIII женился в шестой раз, собравшиеся, наверное, думали: "Ах, наконец-то истинная любовь, и он ведь твердо обещал не рубить ей голову". Но глядя, как Джим и Кейт идут по проходу, я думал, сколь микроскопическое представление имеют они о тех проблемах, что их ждут.

Состояние моего собственного брака за последние девять месяцев медленно улучшалось. Мы воспитывали малыша по имени Генри; по неведомой причине имена наших детей повторяли имена сироток из викторианской исторической драмы. У Генри были голубые глаза и светлые волосы. Ни у меня, ни у Катерины нет и намека на белёсость, но памятуя о ее выходке в родильной палате, я предпочел воздержаться от выяснения, кто же все-таки отец ребенка. События, сопровождавшие его рождение, со временем расплылись туманным пятном. Радость от мысли, что это все-таки мой сын, смешалась с гневом на Катерину – зачем она пропустила меня через эмоциональную мясорубку. Где-то в глубине души я даже был разочарован, что она оказалась не такой двуличной, как я, и роль единственного отрицательного персонажа так и осталась за мной. Многие годы я наблюдал, как Катерина дурачит людей и выкручивается из безнадежных водевильных ситуаций, но все равно оказался неподготовленным к ловушке, которую подстроила она для меня в день рождения Генри. Я поинтересовался у Катерины, что она стала бы делать, не вернись я и не согласись стать отцом ребенка, которого считал сыном Клауса. Катерина ответила, что тогда переехала бы к настоящему отцу Милли и Альфи. Я смеялся долго, громко и малоубедительно.

Теперь Генри превратился в счастливого младенца, смеялся без всякой видимой причины, будил нас по ночам, заливаясь горючими слезами, которые быстро сменялись смехом, как только мама с папой брали его на руки. Младенцы не знают меры в чувствах и расходуют их на всю катушку. С такими эмоциями им больше не доведется встретиться – до тех пор, пока не обзаведутся собственными младенцами. Во время свадебной церемонии Генри вел себя идеально, а звуки, которые он издавал во время псалма "Стань паломником" были не такими фальшивыми, как те, что производили родственники жениха, стоявшие впереди нас. На свадебном приеме Генри заснул в блестящем рюкзаке из синего нейлона, который плохо сочетался со взятым напрокат смокингом. Он пускал мне на спину слюни, и для всех женщин я вдруг стал самым обаятельным и привлекательным, а прочие мужики ощутили себя жалкими оборванцами, потому что их костюм не довершался ребенком, слюнявящим воротник.

Мы довольно быстро сошлись на имени Генри. Его предложил я, а когда изложил свои доводы Катерине, она с радостью согласилась. Я позвонил отцу, тот взял трубку и сказал: "Генри Адамс слушает". Я сказал, что звоню из больницы, потому что мы с Катериной снова вместе, и она только что родила мальчика, которого я хочу назвать его именем. Отец какое-то время молчал, потом сказал:

– Это хорошая мысль, потому что у меня где-то лежат бирки с именем Генри Адамс, и я мог бы их вам дать.

Мне хотелось заорать: "Папа, я только что сказал, что назвал сына в честь тебя. При чем тут какие-то чертовы бирки?"

– Здорово, – сказал я. – Большое спасибо.

* * *

Мы с Катериной прожили у отца несколько недель, прежде чем сумели снять себе жилье. Она вычистила отцовскую кладовую и утверждает, что когда крикнула: "Война окончена!", из-за банок с консервированным черносливом вывалилось несколько пакетиков яичного порошка, пролежавших там с 1945 года. Хотя мы и были благодарны папе, но вскоре отчаянно захотели собственное жилище, где отопление не шпарит на полную мощь, телевизор не надрывается, а детям не советуют поиграть на оживленном шоссе. Я решил никогда больше не покупать дом в кредит, но отныне многое в нашей жизни должно было измениться. В конечном итоге, мы сняли в Арчуэе дом с четырьмя спальнями, а студию я устроил на чердаке. В нашу первую ночь на новом месте мы долго смотрели на спящих детей, а потом я сказал Катерине:

– Мне достаточно и троих, Катерина. Я знаю, что ты хочешь четверых, но мне кажется, нам пора остановиться.

И, помолчав, она просто сказала:

– Ладно.

Мы спустились на кухню, я стал готовить на ночь бутылочки с детской смесью и вдруг осознал, что Катерина даже не посмотрела на меня, когда я забыл выровнять ножом отмеренную кучку смеси. Просто сидела за столом и листала журнал. Наконец-то она позволила мне действовать так, как я считаю нужным. Однажды мы поспорили, Катерина стала бурчать, что я все делаю неправильно, и я отважился заявить:

– Нельзя иметь все, Катерина. Нельзя, чтобы мужчина выполнял домашнюю работу, да еще и так, как хочется тебе.

Венчальная служба подошла к концу, и мы вывели детей из церкви на солнышко, где я несмело посоветовал Милли не использовать надгробия в качестве полосы препятствий. Неподалеку стояли мои бывшие соседи по квартире, которые не знали, что я был отцом на протяжении всего нашего сожительства. Они с изумлением смотрели на меня, мы направились к ним, и меня переполняла гордость. Я представил детям, с которыми мне довелось жить, своих собственных детей. Милли и Альфи вежливо поздоровались, а я сумел сдержать удивление и сделал вид, будто такое поведение для них – норма. В тот день все казалось идеальным. Светило солнце, рекой текло шампанское, и ни на одной из женщин не было такого же платья, что и на Катерине. Она искренне переживала, как бы этого не случилось. Ее беспокойство было мне настолько непонятным, что, наверное, оно и есть лучшее доказательство полного и фундаментального различия между полами. Все мужчины были в смокингах, но я же не заливаюсь слезами, видя, что все до единого пришли в том же костюме, что и я.