Вадим Южный - Прощание славянки

• Название: Прощание славянки
• Автор: Вадим Южный
• Жанр: Современная проза

---

– Теперь главное не прозевать, когда он их тебе начистит, и назад обменять, а я отвлеку, – озорная улыбка мелькнула на его лице, – а сейчас быстро умываться, а то прозеваем.

Когда Плошкин поставил мои начищенные сапоги возле своей кровати, Одинцов весело подмигнул мне и с серьезным выражением крикнул ему:

– Плошкин, к телефону!

Пока тот ходил к телефону, который находился возле входа в спальное помещение, мы быстро поменяли сапоги и обулись. На недоуменный вопрос вернувшегося Плошкина Максим пожал плечами:

– Извини, наверное, ошибся.

Минут через пять, когда дали команду приготовиться к построению на утренний осмотр, раздался негодующий рев Плошкина:

– Какая сволочь мои сапоги надевала?

Максим с серьезной миной убеждал его, что никого не было, а сапоги грязные потому, что он просто забыл их почистить. Тот недоверчиво крутил головой и до самого завтрака ходил задумчивый, а мы еле сдерживали смех.

Наш номер с сапогами Плошкин раскусил на пятый день, после чего подписал сапоги внутри голенища, и чистил их только после того, как несколько раз не удостоверится, что это его сапоги, а с нами не разговаривал два дня.

Кроме Максима в нашем взводе учится еще один кадет – Коренев Андрей, полная противоположность Максиму, но такой же надежный и так же жестко следующий кадетским принципам.

После того, как Коренев схлестнулся с Онищенко, они стали поддерживать нейтралитет. Меня поразило, как моментально во время ссоры рядом с Кореневым встали плечом к плечу все кадеты роты. Они были силой, с которой приходилось считаться всем, начиная от солдат до офицеров. Мы, пришедшие в училище после школы, смотрели на незнакомые нам до этого времени армейские отношения, когда сильный диктовал свою волю слабому.

Я в некоторой степени считал себя виновником их конфликта, и мне хотелось загладить перед Андреем свою вину. От родителей мне пришла посылка с конфетами, пряниками и салом, и я, отрезав шмат сала и отложив конфет, подошел к Кореневу.

– Угощайся! Это тебе!

Он взглянул на меня удивленно и насмешливо.

– Спасибо, но не надо.

– Почему? – искренне удивился я.

– Хочешь поделиться посылкой, так делись со всеми, а не только со мной. Не ставь скотские потребности желудка выше духовных потребностей человека.

Он так и не взял ничего. Ни один кадет ни разу не взял ничего у кого-либо из чужих. Что вызывало наши пересуды и подозрение о существовании какой-то кадетской мафии и о каком-то моральном запрете брать угощения от других. Взятая кадетом у кого-нибудь конфетка расценивалось ими самими как унижение и попадание в зависимость от другого человека, которому ты становишься хоть чем-то обязан. А зависеть они ни от кого не хотели.

Не знаю, как так сложилось, но к концу первого курса деление на кланы кадетов, солдат и пиджаков постепенно исчезло, и у нас все-таки сложилась крепкая дружная четверка – кадеты Коренев Андрей и Одинцов Максим, я (пиджак) и как-то примкнувший к нам бывший солдат Онищенко Генка – мой обидчик, двухметровый верзила, косая сажень в плечах. Несмотря на тот злосчастный конфликт, они сблизились с Кореневым. Во многом их взгляды на жизнь совпадали, и они обожали о чем-нибудь спорить, зачастую так и не приходя к единому мнению, но уважая взгляды друг друга.

Онищенко пришел в училище после службы в армии, поначалу держался особняком и ни с кем особо не дружил. На училищных соревнованиях стал чемпионом по гиревому спорту, всеми считался туповатым и простым. Однако случайно выяснилось, что он пишет стихи, и его ждала участь отчуждения и непонимания, так как тот, кто в армии хоть чуть-чуть отличается от общей массы – вызывает насмешки и становится объектом шуток. Но когда кто-то для смеха стал просить Генку почитать свои стихи, чтобы поиздеваться над ним, неожиданно Генку поддержал Коренев, громко и жестко произнеся:

– Не мечите бисер перед свиньями.

– Не понял, – обиженно произнес тот.

– Да, правду говорят, что для малообразованных надо разжевывать мысль, – покачал головой Андрей, – для тупорылых перевожу на понятный им язык – не хрен свиней черной икрой кормить, пусть объедки жрут, так что лучше иди, и строевой устав почитай – ближе по интеллекту будет.

С Андрюхой связываться побаивались – за злой язык и зачастую непредсказуемые действия. Андрея никогда нельзя было понять. Во всех его поступках чувствовались презрение и насмешка, но что самое удивительное – это все прощали и не обижались, хотя очень часто его шутки были злы и жестоки. Его прощали, потому что за его презрением стояла любовь ко всем людям, а его презрение было презрением людских, общечеловеческих слабостей.

Больше Онищенко насчет стихов никто не подначивал. А вот Андрея, обсуждающего с ним стихи и Генки, и классиков, можно было видеть не раз.

1984 год. Онищенко Геннадий

Все дебилы и скоты. Только считают себя умными и разбирающимися во всем. На самом деле спроси у любого, ни один не назовет не то, что даты, даже года рождения великого русского поэта Пушкина. Зато думают, что знание назубок обязанностей солдата перед построением и в строю позволяет им смеяться надо мной.

Никогда не пошел бы в военное училище, если б были хоть какие-нибудь другие варианты дальнейшей жизни. Наверно больше половины курсантов здесь продолжают семейные династии своих отцов, или поступили сюда с гражданки из обеспеченных семей или по блату, потому что это в какой-то степени престижно – быть офицером.

И те и другие об армии имеют представление из книжек да фильмов. Чем на самом деле солдат дышит, какие ему сны снятся, не знают, и никогда не узнают. Придут сразу в белых перчатках и хромовых сапогах, со звездочками…

Я поступил в училище после года срочной службы. Рядовым. В бескрайних степях Забайкалья. Где познал, что такое армия, но не понял, на кой черт она такая нужна Родине. Пошел в военное училище от безысходности. Просчитал, что это для меня самый наилучший вариант. У меня одна мать. Содержать на зарплату гардеробщицы Дома Культуры она меня не в состоянии. Тем более кормить несколько лет, если я пойду учиться в какой-нибудь институт. Здесь же какая никакая, а халява – кормят, поят, одевают, хоть на шее у матери не сижу. И при этом еще получу высшее образование. Одна беда – окружают эти откормленные, сытые мальчики, жизни не видевшие, за исключением нескольких человек.

Как ни странно, но моими товарищами в училище стали те, о ком я никогда бы не подумал. С первого дня я не переносил кадет и школяров, то есть тех, кто пришел сюда после суворовского училища или сразу после школы. Первых за то, что слишком умные и дружные, живущие по своим законам и надсмехающиеся над теми, кто не принадлежит к их касте, а вторых – за детскую наивность и глупость. Жизненного опыта нет ни у тех, ни у других. О дедовщине знают только понаслышке. Не пахали на заводе простым работягой, как я год перед армией. Но считают себя такими же умными и знающими жизнь, как и я.

Однако жизнь плечом к плечу, когда хочешь – не хочешь, а делишь кусок хлеба с тем, кто рядом, морозишь вместе с ним сопли на полевом выходе или в наряде, притирает и сближает людей. Время уравняло наш небольшой жизненный опыт, и незаметно оказалось, что после первого курса деление на какие-то группы исчезло, взвод стал единым целым, а дружеские отношения сложились не по социальному признаку, а на сплаве личных симпатий, интересов и взаимоотношений.

По мере общения выяснилось, что большинство кадетов из таких же малообеспеченных семей, как и я, а манеры поведения, привитые им в их кадетках, основаны на одной цели – служение Родине, следование традициям русского офицерства и кадетского братства. Наша антипатия с Кореневым друг к другу привела к обратному результату. Начав приглядываться к нему, я обнаружил, что он мне нравится как личность и как человек.

Пиджаки – школяры, получая первые посылки и продуктовые передачи от родных и близких, без всякого зазрения совести на глазах у всего взвода уплетали конфеты и мамины пирожки, даже не думая кого-нибудь угостить или поделиться. Некоторые из курсантов, чьи муки голода становились невыносимыми, подходили к ним и угодливо просили их угостить. Ни один кадет, ни разу не унизился попрошайничать, ни разу ничего не взял, когда его лично угощали.

Именно с кадетов пошел обычай пришедшую посылку, за исключением личных вещей, ставить на стол во время занятий по самоподготовке и по-братски делить на всех. После того, как кадеты свои посылки разделили между курсантами, не взяв себе ни на одну конфетку больше, никто из курсантов больше не «курковал», не тарился и не прятал полученные от родных посылки.

Не знаю, что именно объединило меня, «пиджака» Жукова Сергея и кадетов Коренева Андрея и Одинцова Максима. По характеру мы были абсолютно разные, как четыре стороны света. Но мы стояли на одной земле, на одних и тех же принципах и одном и том же отношении к жизни. Я презирал людские слабости и горести, которые при ближайшем рассмотрении выведенного яйца не стоили. Но когда я высказываю свое мнение, надо мной начинают смеяться эти идиоты, что окружают нас, и которые не хотят и не умеют думать. Иногда чуть до драки не доходит.